О бабочках и людях: история из книги протоиерея Александра Дьяченко «Искусство малых шагов»

Бабочки — словно живые цветы, порхающие рядом с нами по воздуху. Этим летом их у нас было очень много. Всем известные капустницы, белые и лимонно-желтые, почти не попадались, зато адмиралы и крапивницы встречались на каждом шагу. Откуда их столько берется, непонятно.
Я уже заметил, что буквально каждый очередной год отличается от прежних тем, что в нашей местности обязательно появляются новые виды бабочек, с богато разукрашенными крылышками, покрытыми множеством переливающихся на солнце чешуек. А прежние куда-то на время исчезают.


В этом году на Рождество родители подарили нашим внучкам забавную живую игрушку — инкубатор для бабочек. Небольшое пластиковое ведерко. Внутри подвеска, а к подвеске прикреплены пять куколок, все от разных видов чешуекрылых. И бабочки-то всё не наши, а необычные, большие и очень красивые. Наверное, откуда-то из теплых краев.
В назначенное время каждая из них, разрывая куколку, рождалась и начинала летать по комнате. Это очень необычно — смотреть, как рядом с твоим лицом зависает бабочка размером с целое блюдце. Зима, за окном мороз, а она рассказывает тебе о своей родине, той, где вечное лето.
Больше всех рождению бабочек радовалась Алиса. Именно она заказала Деду Морозу подарить ей этот инкубатор. Новогоднюю неделю девочки провели вместе с нами. И все эти дни играли с живыми игрушками, и плакали, когда те начинали умирать. Потом внучки уехали, а ведерко-инкубатор осталось у нас. И мы с бабушкой, убираясь в комнате, выметали из-под дивана уснувших бабочек. Даже мертвые, они оставались непередаваемо красивыми.
Летом уже наши местные бабочки, расплодившись во множестве, то и дело залетали в открытые окна квартир и подъездов. Летели они и в храм. Поднимаясь высоко под потолок, усаживались на иконостас или хоругви. Начинаешь служить вечерню, выходишь на амвон произнести ектенью, а вокруг тебя вьются невольные пленницы. Влететь они внутрь влетели, а назад вылететь сами уже не могут.
Все лето Алиса только и занималась тем, что спасала бабочек, помогая им выбраться наружу. После службы она осматривала все окна и, залезая на широкие подоконники, собирала пленниц.
— Дедушка, — просила меня девочка, — посмотри, нет ли у тебя в алтаре бабочек, сидящих рядом с закрытыми окнами? Пожалуйста, выпусти их на свободу.
Я шел и выпускал. Специально этим не занимался, а по просьбе Алисы собирал на стеклах окон влетевших бабочек и выпускал.

Однажды мы вместе с Алисой поднимались у себя в подъезде домой на пятый этаж, и на одном из лестничных пролетов она увидела на стене рядом с окном высоко сидящую бабочку. Остановилась и пытается до нее дотянуться. Не получается. Девочка смотрит на меня.
— Помоги, дедушка.
Я вздыхаю:
— Алиса, дед устал.
И прошу ее:
— Пойдем домой. И вообще, я не понимаю, зачем тебе это надо? Ты что, очередная мать Тереза? Мечтаешь спасти всех бабочек на свете? Разве не понятно, что, если вот эта твоя бабочка залетела в подъезд и не способна найти открытого окна, значит, судьба у нее такая. Примоститься здесь же где-нибудь на стенке и тихо уснуть.
Девочка меня внимательно слушает. На ее лице не отражается никаких эмоций. Она просто молча слушает. И только тогда, когда я закончил свой монолог, произносит:
— Ей страшно, дедушка. Бабочки плачут от страха и боли, плачут молча, потому их никто не слышит.
— Откуда ты это можешь знать, дитя мое? Бабочки сами тебе об этом рассказывают?
— Нет, мне никто ничего не рассказывает, но я это почему-то знаю.
Разговариваю со своей внучкой, а перед глазами вновь та маленькая девочка двух с половиной лет. Сирота, что крестилась на днях у нас в нашем храме. Такая же маленькая и беззащитная, как и эта бабочка на стекле. В отличие от бабочки девочка способна кричать о том, как ей страшно и больно, но далеко не каждый способен услышать ее крик.