О духовном наследии семьи Николая Второго

Мягкость и обаяние яркоголубых глаз Царя, его проникновенносердечный взгляд всегда в глаза собеседнику, душевность и простоту признавали все. Такой же была его вера: задушевной, тихой. Никто ни на миг не усомнился в его преданности православию, но при этом мы не знаем обвинений Царя в «ревности не по разуму» или клерикализме.

Это был человек золотой середины. Государь не вел записей религиозно-философского характера, в отличие от женской половины своей Семьи, держа переживания внутри себя.
После революции он абсолютно не страдал от потери власти. Единственно, о чем, но с невыразимой мукой жалел Царь в заключении, была Россия.
Страдала о растерзанной Родине и Императрица, но Царь более. Он жалел о случившейся катастрофе после так называемого отречения (подробней о нем далее). Кто знает, как разрывалось его сердце? Как он выдерживал страшное напряжение каждый день? Такие силы мог дать только Бог и вера в Его Провидение.
Сущностная черта, стержень духовной жизни Царя, на наш взгляд, лучше всего характеризуется фразой Чарльза Сиднея Гиббса: «Сердце Его было жалостливо», а жалость — сердцевина любви. Или ее вершина. Чтобы понять мотивы тех или иных поступков Царя, надо исходить из его жалостливого сердца.
Отметим и мнение о Царице генерала Дитерихса: «Государыня была бесконечно добра и бесконечно жалостлива».
Общее религиозное настроение создавало в Царской семье совершенно особую обстановку взаимной любви и уважения. В это трудно поверить, но ссор между супругами не было. Мы ничего не слышим о них даже из уст недоброжелателей. Императрица старалась во всем поддерживать мужа и никогда «не давила» на него, что вполне соответствует православной парадигме идеальной семьи. Из переписки Венценосцев в последний период царствования видно, что жена часто советовала Императору в политических и управленческих вопросах, желая ему помочь, но всегда принимала его решения. Николай II был для нее не только муж, но и Царь, что Александра Федоровна очень хорошо понимала.
Интересно, что дочери Императора практически не общались с «высшим светом», не имея склонности участвовать в сплетнях, интригах и не давая повода всякого рода искушениям. Это было заложено матерью. Поэтому, например, в мае 1916 года Великая княжна Татьяна Николаевна писала: «Поехали с Мамой в ее уланский лазарет, где были все полковые дамы [то есть жены офицеров. — К.К.]. <…> Очень было странно видеть такое количество дам, когда так от них отвыкли». В товарищи юному Цесаревичу Императрица выбрала не отпрысков высшей аристократии, а сыновей дворцовых слуг, воспитателей, сына доктора Владимира Николаевича Деревенко, с кем Наследник дружил и в Тобольске.
При вынужденной разлуке, когда Государь уезжал в Ставку, супруги писали друг другу ежедневно. Причем иногда Царь писал, еще будучи во дворце, с тем расчетом, чтобы, когда он уедет, весточка пришла на следующий день и не было возможного перебоя с ежедневным письмом.
Дети, чтобы не перегружать Царя, писали ему по очереди. Многие письма были подписаны изображением креста, фразами: «Храни Тебя Бог», «Господь с Тобой», «До свидания, мой ангел, Христос с Тобой», обещанием молитвы или просьбы о ней. Или, например, так: «Твоя преданная и верная, любящая Тебя Твоя дочь 13-летняя раба Божия Настасья».
После принятия Государем должности Главнокомандующего старшая дочь подписала письмо: «Помни и храни Тебя Господь на этом новом и тяжелом, но святом пути. Все наши молитвы и мысли будут около Тебя, Папа, ангел мой любимый», а младшая: «Мы все тут будем молиться за Тебя, чтобы Тебе было легче все это перенести. Будь здоров. Не утомляйся. Бог поможет! Спи хорошо. Да хранит Тебя Господь». Все пожелания были едины и шли от сердца.
Изображением креста и подписью «Христос с тобой» нередко подписывался в письмах к детям и Государь. «Он сильно любил Семью и был по натуре редкий семьянин», — констатировала помощница няни Царских детей Елизавета Николаевна Эрсберг.
Начальник охраны Императорской семьи под арестом в Царском Селе и Тобольске полковник Евгений Степанович Кобылинский свидетельствовал: «Жизнь в своей семье всех их так духовно удовлетворяла, что они иного общения не требовали и не искали. Такой удивительно дружной, любящей семьи я никогда в жизни не встречал и думаю, в своей жизни уже больше никогда не увижу».
Чарльз Сидней Гиббс впечатления от близкого знакомства с Императорской четой выразил так: «Для Нее [Императрицы] самое дорогое было — семья, а потом православная церковь. <…> Это была идеальная пара супругов. Они никогда не [хотели] расставаться, и редко встретишь, особенно в России, такую пару супругов, которые бы так скучали друг по друге, когда Им приходилось расставаться. Государь поэтому и брал с собой Алексея Николаевича в Ставку: это было заменой Жены и вообще Семьи. <…> Это была идеальная в отношении друг к другу семья, совершенно редкая. Они не нуждались в других и были довольны быть вместе».
Они умерли в один день и час.
Такая любовь не может возникнуть «просто так» и держаться десятилетиями. Она происходит из веры, когда семья трудится, чтобы стать по православному учению «малой церковью», являя внутри себя христианскую любовь, имея желание послужить ради того, что Бог так заповедал. Приведем одну из записей Императрицы: «Мессию в Ветхом Завете много раз называют Слугой Божиим. Служение — это не чтото низменное, это Божественное. Если бы мы только внесли этот закон служения в нашу домашнюю жизнь, это сделало бы нас внимательным ко всем [подчеркнуто Государыней. — К.К.], а дома наши превратило бы в места Божественной любви. Если бы мы научились так служить, как Христос, то стали бы думать не о том, как получить какуюто помощь, внимание и поддержку у других, но о том, как другим принести добро и пользу»150. Эту мысль Царица старалась воплотить в жизнь. И Царская семья действительно стала «малой церковью».