Чудесное спасение на Рождество
— Дети, спать!
— А помолиться?
— Конечно, конечно, — сказала мама, становясь на колени перед иконами Спасителя и святителя Иннокентия Иркутского. Трепещущий свет лампадки падал на красивое лицо матери и на три белокурые головки малышей. Чистыми, звонкими голосами повторяли вслед за семилетней Настенькой знакомые слова молитвы шестилетняя Рая и маленький краснощёкий Игорёк.
Потом мама прочитала молитву святителю Иннокентию, чью память глубоко почитала. Любили его и дети. Перед сном малыши часто просили рассказать о нём. Мама рисовала в их воображении картины сурового севера, обычаи полудиких обитателей, веривших в жалких идолов.
Дети как будто наяву видели, как толпы людей стекались к святому монаху услышать его вдохновенные слова об истинной вере или получить святое крещение. Ребятам было интересно представлять, как неграмотные северяне, подобно детям, произносили первые прочитанные ими слова, как они радовались, узнавая каждую новую букву. Святой Иннокентий нёс свет в самые отдалённые места, и народ от дедов к внукам с любовью передавал память о нём.
Обычно после вечерней молитвы дети быстро и мирно засыпали. Но в этот предпраздничный вечер то из одного, то из другого угла раздавались вопросы:
— А папа скоро вернётся?
— А он привезёт игрушки на ёлку?
— А большую лошадку?
Мама едва успокоила их и, перекрестив каждого, села за шитьё. В наступившей тишине стал слышен нарастающий вой ветра. Он словно приносил тревожную весть Елизавете об её дорогом Грише. Она беспокоилась о нём всегда, когда он находился в пути. Григорий был машинистом поезда, а в дальней дороге мало ли что может произойти. Лиза всегда, благословляя мужа в дорогу, просила Господа об Ангеле-Хранителе для него, кормильца их детей. Девять лет безоблачного счастья казались мигом. Только вот эти поездки, томительные ожидания, а сегодня ещё и злой ветер, стучащий в окно, завывающий и устрашающий.
Елизавета молилась, молилась и незаметно погрузилась в какой-то туман. Ей привиделась снежная равнина, железнодорожные пути, тусклые мигающие фонари, сугробы. Но вот она увидела несколько человеческих фигур. Около железнодорожного моста, озираясь, они склонились и стали что-то делать…
Как молния мелькнула мысль:
— Да они же разбирают путь!
Она чётко видела, как злые люди отбросили рельсы с насыпи и спрятались под мостом.
Лиза остро почувствовала надвигающуюся беду. Вот уже вдали появилась маленькая чёрная точка, которая стремительно приближалась.
— Да это же поезд! На нём Гриша! — в ужасе пробудилась от видения Лиза и упала на колени, исступлённо молясь.
— Мама! Мамочка! — дети вскочили с постелей. — Что с тобой?!
— Господи, спаси Гришу! Господи, не оставь детей сиротами!
Почуяв беду, и малыши встали на коленки.
— Молитесь, дети: Господи! Спаси нашего папу! Святителю отче Иннокентий, умоли Господа спасти папу! Молитесь, молитесь, дети! Бог услышит вас! Отче Иннокентий!..
Детские глаза вместе с мамой устремляли свой взор, свои сердца к иконам, сливаясь в один молитвенный порыв.
Молился, мчась на поезде, и Григорий. Он зорко всматривался в темноту ночи, сквозь вьюгу и слепящий снег на уходящие вдаль рельсы. Григорий не только соскучился по своей красавице Лизаньке, по милой сердцу детворе, но ещё и тосковал о том, что в эту рождественскую ночь он не в церкви, где люди, ликуя, поют:
Рождество Твое, Христе Боже наш…
Григорий и сам, превозмогая тревогу, пел: Христос раждается, славите…
Но что это? Вдруг в ярком свете перед движущимся поездом возникла фигура монаха.
Он стоял словно на облаке и властно поднимал руку с посохом, запрещая путь.
Григорий дёрнул ручку тормоза и упал без чувств.
От резкой остановки попадали с мест пассажиры, тревога охватила всех. Увидев лежащего без сознания машиниста, начальник поезда выругался:
— Напился, каналья!
— Да что вы, ваше высокоблагородие, — заступился помощник машиниста. — Ларионов спиртного в рот не берёт. Увидел, наверное, что: вдруг закричал, дал тормоз и свалился. Не знаю — жив ли?
Когда фельдшер привёл Григория в чувство, тот мог сказать только одно:
— Там… монах… Начальник недоумевал:
— Какой монах?
Но всё-таки распорядился осмотреть впереди дорогу. Служащие вернулись потрясённые — железнодорожный путь был разобран. Не останови машинист состав, погибли бы сотни и сотни людей.
У паровоза собралась огромная толпа. Рассказ о предупредившем гибель поезда монахе передавался из уст в уста. Появился священник, оказавшийся в числе пассажиров. Прямо под открытым небом отслужили благодарственный молебен. Растроганные люди поздравляли друг друга с великим праздником Рождества Христова и чудесным спасением.
— А помолиться?
— Конечно, конечно, — сказала мама, становясь на колени перед иконами Спасителя и святителя Иннокентия Иркутского. Трепещущий свет лампадки падал на красивое лицо матери и на три белокурые головки малышей. Чистыми, звонкими голосами повторяли вслед за семилетней Настенькой знакомые слова молитвы шестилетняя Рая и маленький краснощёкий Игорёк.
Потом мама прочитала молитву святителю Иннокентию, чью память глубоко почитала. Любили его и дети. Перед сном малыши часто просили рассказать о нём. Мама рисовала в их воображении картины сурового севера, обычаи полудиких обитателей, веривших в жалких идолов.
Дети как будто наяву видели, как толпы людей стекались к святому монаху услышать его вдохновенные слова об истинной вере или получить святое крещение. Ребятам было интересно представлять, как неграмотные северяне, подобно детям, произносили первые прочитанные ими слова, как они радовались, узнавая каждую новую букву. Святой Иннокентий нёс свет в самые отдалённые места, и народ от дедов к внукам с любовью передавал память о нём.
Обычно после вечерней молитвы дети быстро и мирно засыпали. Но в этот предпраздничный вечер то из одного, то из другого угла раздавались вопросы:
— А папа скоро вернётся?
— А он привезёт игрушки на ёлку?
— А большую лошадку?
Мама едва успокоила их и, перекрестив каждого, села за шитьё. В наступившей тишине стал слышен нарастающий вой ветра. Он словно приносил тревожную весть Елизавете об её дорогом Грише. Она беспокоилась о нём всегда, когда он находился в пути. Григорий был машинистом поезда, а в дальней дороге мало ли что может произойти. Лиза всегда, благословляя мужа в дорогу, просила Господа об Ангеле-Хранителе для него, кормильца их детей. Девять лет безоблачного счастья казались мигом. Только вот эти поездки, томительные ожидания, а сегодня ещё и злой ветер, стучащий в окно, завывающий и устрашающий.
Елизавета молилась, молилась и незаметно погрузилась в какой-то туман. Ей привиделась снежная равнина, железнодорожные пути, тусклые мигающие фонари, сугробы. Но вот она увидела несколько человеческих фигур. Около железнодорожного моста, озираясь, они склонились и стали что-то делать…
Как молния мелькнула мысль:
— Да они же разбирают путь!
Она чётко видела, как злые люди отбросили рельсы с насыпи и спрятались под мостом.
Лиза остро почувствовала надвигающуюся беду. Вот уже вдали появилась маленькая чёрная точка, которая стремительно приближалась.
— Да это же поезд! На нём Гриша! — в ужасе пробудилась от видения Лиза и упала на колени, исступлённо молясь.
— Мама! Мамочка! — дети вскочили с постелей. — Что с тобой?!
— Господи, спаси Гришу! Господи, не оставь детей сиротами!
Почуяв беду, и малыши встали на коленки.
— Молитесь, дети: Господи! Спаси нашего папу! Святителю отче Иннокентий, умоли Господа спасти папу! Молитесь, молитесь, дети! Бог услышит вас! Отче Иннокентий!..
Детские глаза вместе с мамой устремляли свой взор, свои сердца к иконам, сливаясь в один молитвенный порыв.
Молился, мчась на поезде, и Григорий. Он зорко всматривался в темноту ночи, сквозь вьюгу и слепящий снег на уходящие вдаль рельсы. Григорий не только соскучился по своей красавице Лизаньке, по милой сердцу детворе, но ещё и тосковал о том, что в эту рождественскую ночь он не в церкви, где люди, ликуя, поют:
Рождество Твое, Христе Боже наш…
Григорий и сам, превозмогая тревогу, пел: Христос раждается, славите…
Но что это? Вдруг в ярком свете перед движущимся поездом возникла фигура монаха.
Он стоял словно на облаке и властно поднимал руку с посохом, запрещая путь.
Григорий дёрнул ручку тормоза и упал без чувств.
От резкой остановки попадали с мест пассажиры, тревога охватила всех. Увидев лежащего без сознания машиниста, начальник поезда выругался:
— Напился, каналья!
— Да что вы, ваше высокоблагородие, — заступился помощник машиниста. — Ларионов спиртного в рот не берёт. Увидел, наверное, что: вдруг закричал, дал тормоз и свалился. Не знаю — жив ли?
Когда фельдшер привёл Григория в чувство, тот мог сказать только одно:
— Там… монах… Начальник недоумевал:
— Какой монах?
Но всё-таки распорядился осмотреть впереди дорогу. Служащие вернулись потрясённые — железнодорожный путь был разобран. Не останови машинист состав, погибли бы сотни и сотни людей.
У паровоза собралась огромная толпа. Рассказ о предупредившем гибель поезда монахе передавался из уст в уста. Появился священник, оказавшийся в числе пассажиров. Прямо под открытым небом отслужили благодарственный молебен. Растроганные люди поздравляли друг друга с великим праздником Рождества Христова и чудесным спасением.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
