Разговор с врачом и священником

Откуда в Церкви столько мифов и слухов, почему люди доверяют сомнительным проповедникам, а просвещение на приходах иногда совсем не помогает? Какие проблемы нашей Церкви обнажила пандемия и станет ли она уроком для всех нас? О чем говорит опыт священника и врача из Винницы, который строго соблюдает антиковидные меры на своем приходе и регулярно посещает больных в онкологическом диспансере, который сейчас закрыт в связи с карантином.

Район Винницы, где расположен храм свт. Луки Крымского, называют медицинским городком — из-за сосредоточения в одном месте нескольких медучреждений. Здесь находятся областная детская больница, областной онкодиспансер, городская и районная больницы, роддом… Храм был построен в 2004 году рядом с онкодиспансером, а до этого шесть лет действовал в коридоре районной больницы и давно стал местом духовного окормления больных, умирающих и их родственников. Настоятель храма, протоиерей Владимир Тютенко — о здоровье и болезнях, жизни и смерти, коронавирусе и вере в эпоху пандемии.

Это было время всевозможных экстрасенсов

— Отец Владимир, вы — священник и врач в одном лице. Это стечение обстоятельств, осознанный путь или судьба?
— Наверное, все вместе. Медицина мне нравилась с детства. Жил в Винницкой области, после восьмого класса увидел объявление о наборе в Винницкое медучилище, поступил, закончил его и ушел в армию. Там уже и задумался о выборе профессии. Отслужил и поступил в мединститут. И вот там и пришел к вере — через науку.
Это был конец 80-х годов, время всевозможных экстрасенсов, имя Кашпировского гремело на всю страну. Меня интересовала природа этих явлений — экстрасенсорных, телепатических. Искал медицинскую литературу, объясняющую эти феномены. Читал книги выдающегося психофизиолога Леонида Васильева, исследовавшего телепатию и другие парапсихологические явления. Заказывал книги из библиографического списка к его монографии. В их числе оказалась книга «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу», которую Васильев считал примером аутотренинга. Я заказал эту книгу, открыл — и не выпустил из рук, пока не прочел полностью. До этого я много чем увлекался, включая восточную философию, единоборства, мистику, но после этой книги я понял, что христианство вошло в мою жизнь навсегда.
Так я начал ходить в церковь, исповедоваться, причащаться. Это был второй курс мединститута, 1989 год. А через год женился — готовились к этому осознанно, венчались в день свадьбы…
А после мединститута работал врачом-интерном в Виннице. И у нас в районе появился приход, начал строиться храм. Я ходил туда с женой и детьми, пономарил, был чтецом и помогал этот храм строить. Помню, настоятель отец Николай попросил прихожан помочь с копкой траншей под фундамент. Я взял отгул, копаю себе траншею спокойно, а тут вдруг настоятель подходит и с ходу заявляет: «Владимир, есть предложение тебя рукоположить и направить служить в медицинский городок, окормлять больницу».
Рукоположили через год. Я готовился и параллельно вел воскресную школу в том же Крестовоздвиженском храме, куда ходил. И когда в 1998 году я стал священником и пошел служить в больницу, то некоторые люди из школы пошли со мной и стали началом нашей общины, первыми прихожанами и моими помощниками. А помощь была нужна, потому что наше служение было благотворительное и миссионерское – помогать людям.
Я тогда уже врачом работал. В интернатуре увлекся мануальной терапией, а по окончании устроился на ставку мануальным терапевтом. В будние дни лечил людей, а по выходным служил в больничной церкви. Лет пятнадцать так проработал, совмещая врачебную практику со священническим служением. Из них первые семь — в домовом храме районной больницы. Главврач пошел нам навстречу, выделил место под храм. Именно место, а не помещение — тупичок в проходном холле на третьем этаже стационара. И семь лет я прослужил в этом тупичке между терапией и гинекологией.

— Трудно было?
— Если говорить об условиях, то да, конечно, приходилось непросто. Идет служба, а вокруг движение — люди заходят, выходят, кто-то идет на ужин, заносят больных, а то даже мертвых выносят. С другой стороны, это было очень благодатное время. Приятно было видеть все новых и новых людей на богослужениях. На каждой службе 5-10 человек впервые в жизни исповедовались и причащались. К тому же было много возможностей навещать тяжелобольных людей.

Онкологи лечат тело, мы исцеляем душу

— Сейчас, когда служите не в больнице, а в настоящем храме, таких возможностей меньше?
— Не меньше, а может, даже и больше, если не брать в расчет сегодняшнюю ситуацию с коронавирусом. Сейчас просто немного другая специфика. Место под будущий храм нам выделили в парковой зоне медицинского городка. Вы видели, это очень красивая территория. С одной стороны, рядом с больницей, с другой — несколько обособленно. Были планы строить большой храм, но поняли, что не потянем, и построили небольшой, но красивый и уютный.

Благодаря своему расположению наш храм стал местом, куда любят приходить люди — помолиться, подать записки, выпить воды из нашего колодца, посидеть на скамейке. Прежде всего те люди, которые идут в больницу, больные или их родственники. И если в старом больничном домовом храме большинство прихожан были пациентами районной больницы, то этот храм находится ближе к онкодиспансеру. Это тяжелое в психологическом плане место, ведь хотя медицина и преуспела в лечении онкологии, для многих людей диагноз становится психологической травмой. Мы это понимали, и когда немного освоились, то организовали особую духовную опеку над онкодиспансером.
— А в чем она заключалась?
— Мы создали сестричество, которое помогает священнику готовить людей к исповеди и причастию. Наши прихожанки шли в онкодиспансер, брали одно-два отделения, обходили палаты, беседовали с людьми. Рассказывали об исповеди и причащении, сообщали даты, предварительно записывали. Раздавали бесплатно молитвословы и брошюры с пояснениями о Таинствах. Накануне причащения еще раз навещали — уточнить, кто готов, кто выписался, а кто передумал.
Очень важно, что подготовкой людей к Таинству занимались мирянки, простые женщины. Потому что у многих людей до сих пор есть какой-то барьер в общении со священником. Кто-то стесняется спросить какие-то вещи, кто-то боится. Ведь 90% причастников исповедовались или впервые, или после многолетнего перерыва. И тут приходили на помощь наши сестры милосердия.
Наконец, в субботу приходил священник и уже подготовленных людей исповедовал и причащал. Почему именно в субботу? Потому что в будние дни идет интенсивное медицинское лечение — хирургия, химиотерапия, а в субботу немного спокойней и мы не мешаем медицинскому процессу.
В экстренных случаях к одному-двум людям мы могли прийти и в будни, ранним утром. Но общее причащение назначали на субботу. Каждый раз причащалось от 6 до 12 людей, в зависимости от отделения, не считая тех, кто просто хотел побеседовать со священником, получить наставление или благословение.

Вот такое служение мы совершали много лет. Все было отшлифовано. За неделю обходили одно-два отделения, за месяц охватывали весь онкодиспансер и начинали с начала, так как за четыре недели пришли новые люди. Это было и духовное окормление, и моральная поддержка, и психологическая помощь. Помогали развеивать страх, давали уверенность и надежду, причем говорили людям, что делаем это бесплатно, это наша духовная помощь.
А сейчас беда — из-за пандемии коронавируса больницы закрыты, из-за карантина посторонних людей не пускают, поэтому массовая исповедь и причащение больных приостановилось. Но, конечно, в экстренном случае, к тяжелобольному священник может попасть, соблюдая все меры защиты.
— Из всех этих людей, прошедших исповедь и причастие в онкодиспансере, кто-то вам особенно запомнился? Чем? Или какие-нибудь случаи?
— Я видел людей, которые за время болезни стали святыми. Это очень большой урок для меня как священника. Примеры этих людей я часто привожу…
Одна женщина причащалась впервые. Очень тяжелая была, четвертая степень… Мы причастили ее в палате, потом после выписки я приезжал к ней домой. Она задыхалась, не могла лежать. Говорит: «Батюшка, я даже обезболивающую таблеточку не принимаю». Я поразился: «Как можно, если вам даже наркотики положено?»
— «Нет, я хочу все прожить — каждую трудную минуту и даже чувство боли. ВСЕ, что ниспослано Богом. Я благодарю Бога за болезнь, из-за которой я познала Его и уверовала».
И я отчетливо видел, что это не просто человек себе что-то надумал. Я увидел такую силу духа в тяжелых обстоятельствах, которой просто был поражен. Она действительно благодарила Бога. И я отчетливо понял, что человек очистился в один момент и достиг если не святости, то очень большой духовной силы…

Помню другую женщину. Я знал ее семью. Она пришла к нам, когда врачи оставили ей максимум месяц жизни. И прожила с нами несколько лет. За день до смерти я приезжал причастить ее. Она нашла в себе силы сходить помыться, подготовиться, поговорить со мной, поблагодарить за эти годы. И на следующий день мирно отошла. Это тоже был урок, пример редкой духовной высоты.
Помню человека, еще 12 лет назад, шансы которого выжить составляли 1%. Он готовился к операции и вдруг увидел наш храм. А что здесь? Храм святителя Луки Крымского. Кто такой Лука Крымский? Человек даже не знал. Но попросил за него помолиться и сам помолился. И вот во время операции или сразу после операции, сейчас не помню, ему было явление Луки Крымского. Он выздоровел, сейчас с ним все нормально, и уже прошло около 12 лет. Чудо? Да! Несколько лет назад, когда мы повторно освящали хирургическое отделение онкодиспансера после реконструкции, я поведал врачам эту историю и еще несколько подобных случаев, когда больные рассказывали мне о явлениях или видениях святителя Луки. На что врачи мне сказали: «Ты знаешь, мы тоже чувствуем, как Лука нам помогает». Приятно было это услышать и осознать, что нашего Луку они знают, ценят и чувствуют его помощь.
Я никогда не старался врачей специально расспрашивать о чем-то подобном, но всегда чувствовал, что мы находимся в одной связке, не противопоставляем веру и медицину, а делаем одно дело, они лечат тело, а мы исцеляем душу.

Кому-то было лучше уйти из храма, чем надеть маску

— Я знаю, в Виннице даже есть Союз православных медиков, который вы возглавляете. Расскажите о нем.
— В последние годы заседания нашей организации почти не проводятся. А на момент создания, 15 лет назад, перед нами стояли две задачи, которые за эти годы мы успешно решили.

Первая задача — просветительская. Мы стремились развеять многие медицинские стереотипы и мифы, существующие в церковной среде. Здесь и прививки, и многие другие вопросы. Мы издавали брошюры, бюллетени, проводили заседания на тему вакцинации, приглашали иммунологов, подробно разбирали каждый спорный тезис. То же самое было и по хирургии, и по различным направлениям терапии. В общем, аргументированно и профессионально отвечали людям на все возникающие у них медицинские вопросы, которые были актуальны в церковной среде.
Вторая задача — практическая и корпоративная. Мы хотели познакомиться и объединить всех врачей — церковнослужителей и прихожан разных храмов, чтобы потом к ним направлять прихожан и таким образом помогать им. У нас появился целый отряд врачей: педиатры, терапевты, кардиологи, хирурги и другие. Всего около 30 человек. Нас знали, к нам шли прихожане, и, если у больного возникал вопрос по иной специальности, мы могли перенаправить человека к коллеге, дать контакт. Была даже диспетчерская служба, которая предоставляла консультации, выясняла все обстоятельства больного и тогда связывала с необходимым врачом. Таким образом, работая на своих рабочих местах, не создавая медицинского центра, мы могли оказывать эффективную медицинскую и консультативную помощь прихожанам наших храмов.
Это был очень интересный опыт. В том числе и негативный.
Мы столкнулись с тем, что 80% обращений к нам были от людей, которые не хотели сделать простое усилие, позвонить своему семейному или участковому врачу.
Одно дело, когда человеку действительно необходима помощь, когда он уже все испробовал и не достиг результата. И совсем другое — когда люди пытались просто использовать православных врачей, когда ситуация того не требовала.
А главной целью всего этого, конечно, было служение — чтобы в церкви человек чувствовал себя частью церковного сообщества, что здесь его духовная семья, в которой он может найти поддержку и помощь. Сейчас эта работа пошла на спад, особенно после наших революционных событий. Да и реформы нашей медицины внесли свои коррективы, хотя ко мне постоянно звонят с просьбой подсказать православного врача по той или иной специальности.
— А по поводу коронавируса, может, тоже стоит какую-то просветительскую работу провести в православной среде? Потому что именно здесь мы встречаем множество людей, не верящих даже в существование болезни или отрицающих необходимость защитных мер.
— Специального заявления православных медиков не делали, но мы вместе с другим священником-врачом, как члены Медицинского отдела епархии, готовили документ «Организационные и санитарно-эпидемиологические меры в храме на период карантина», который был утвержден митрополитом Винницким Варсонофием и доведен до духовенства и прихожан нашей Винницкой епархии.
Эта болезнь у меня вызывает большую обеспокоенность. Помимо прочего, она обнажила проблемы в нашей Церкви, которые вызревали десятилетиями. Мы видим, как усилилось информационное воздействие разного рода православных и околоправославных интернет-ресурсов. Люди начали терять связь со своим приходским священником и жить под влиянием интернет-авторитетов.
В начале пандемии я вдруг обнаружил, что несколько прихожан, ходивших в наш храм около десятка лет, посчитали, что им лучше уйти из храма, чем надеть маску. Оказалось, что для человека десятилетие общинной жизни, связь с приходом может значить меньше, чем интернет-проповедник, объявляющий сторонников защитных мер чуть не предателями веры.Церковь столкнулась со сложной ситуацией. С одной стороны, священники должны присутствовать в интернет-пространстве с целью миссии. С другой стороны, это присутствие иногда приводит к тому, что авторитет того или иного священника вдруг начинает превалировать над авторитетом Церкви, а люди начали делиться на партии. Появляются в том числе какие-то радикальные фанатичные направления. Например, группа Сергия Романова в России, которая проявила себя как крайняя форма. К этому шло давно, у некоторых людей есть запрос на священников радикальных взглядов, и этот запрос удовлетворяется.

Откуда в Церкви мифы и ложные слухи

— Почему так происходит, как вы считаете?
— В любом обществе происходит расслоение. Идеи, особенно спорные, не умирают, а муссируются и находят свою среду, своих адептов. И эти адепты интенсивно работают, занимаются распространением ложных слухов и радикальных идей. Меня кто-то добавил в антипрививочную группу, так в ней с людьми разговаривать вообще невозможно. Побыв некоторое время под воздействием определенной информации, человек перестает воспринимать альтернативную ей информацию, теряет способность к критическому мышлению, становится фанатиком. Это новые технологии, которые начинают воздействовать, как технологии тоталитарных сект.
Почему так происходит? Причины тут разные. Русская душа — это максимализм, категоричность. Вспомним старообрядческий раскол, когда тысячи людей предпочли сжечь себя заживо, но не признать «антихриста императора Петра». Разбираться в том, что и тремя перстами креститься — это тоже благодатно, люди не хотели.
История показывает, что наш максимализм может проявляться в том числе и в радикальности, в готовности полностью положить душу за идею, даже если идея на поверку оказывается неверна.
И здесь мы уже видим другую причину — духовную необразованность, непросвещенность.
Виновата ли в этом Церковь? Отчасти да. Недоработали? Возможно. Но вот у нас на приходе и школы работают — детская и взрослая, и священники с высшим светским и духовным образованием, и просветительские мероприятия, и лекции, и нормальные человеческие отношения, и общинная жизнь налажена… Но началась пандемия — и часть людей почему-то доверились сомнительным информационным интернет-ресурсам, поддались их влиянию. Одни переболели, протрезвели, другие остаются в заблуждении. Это единицы, но это пример того, что если человек перестает общаться со своим духовником, а постоянно смотрит какой-то интернет-канал, то духовная связь прерывается и человек оказывается в плену, а потом еще находит единомышленников. И на самом деле душою он принадлежит уже не Церкви, а некоторому сообществу, объединенному нецерковной или даже антицерковной идеей.
Меня беспокоит, что многие храмы и церковные общины были обворованы некоторыми интернет-ресурсами, которые заимели влияние над сознанием прихожан, но информационное содержание которых противостоит церковным учению и рекомендациям. Человек сперва поддается этому влиянию, затем теряет доверие к своему приходскому священнику. Вместо этого — доверие сомнительным церковным авторитетам, которые внушали: «Если ты принимаешь «коронавирусные» ограничения, если пропустишь службу — все, ты предал Христа». И человек попадает в психологическую уловку внутренней вины в «предательстве Христа».
Думаю, Церкви давно нужно было обращать внимание на тот «православный» информационный контент, который пользуется спросом у прихожан. Наверное, стоит создать некий информационный отдел, который бы отслеживал и предупреждал о негативном воздействии некоторых интернет-ресурсов, поучения которых противоречат учению Церкви и вносят соблазн в православное сообщество.
Важно, чтобы между священниками было единодушие, а для этого недостаточно лишь только Указа или Распоряжение Правящего Архиерея, надо чтобы священники собирались на собрания(неформальные или же в благочинии, епархии) и обсуждали положение дел, в т.ч. и по короновирусу, для того чтобы, разрешив все сомнения в братской дискуссии, потом были единодушными и убеждеными в принятых решениях.
— Но ведь идеология противопоставления православных остальной части общества, деления на «мы» и «они» существовала и до интернета, не особо-то осуждалась Церковью, а иногда даже использовалась. Вспомнить хотя бы историю борьбы с ИНН…
— Да, в этом примере Церковь оказалась не на высоте, не сумев спрогнозировать последствия. Я знаю ситуацию изнутри, потому что участвовал в обсуждении вопросов об электронных паспортах как с государственными служащими, так и на церковном уровне, еще 20 лет назад. И я был абсолютно не удовлетворен и ответами, которые давала Церковь на эти вопросы, и людьми, которые представляли Церковь перед государством. Я даже писал об этом Блаженнейшему Владимиру, Предстоятелю УПЦ. Почему мы отдали этот вопрос на откуп каким-то «братствам», а то и вовсе посторонним людям?

Церковь должна была сама вести диалог с властью, прояснять ситуацию и найти тот компромисс, который бы устраивал одну и другую сторону. А так все свелось к простому тезису, что если ИНН и электронный паспорт — не печать антихриста, то тогда можно брать. Но за кадром остались другие важнейшие вопросы. Личная свобода, например.
О тотальном электронном контроле в Церкви начали говорить только сейчас, но сейчас система построена и изменить ее маловероятно, а 20 лет назад только закладывались принципы формирования системы и тогда можно было внести коррективы в ее создание.
Сегодня мы видим ту же историю и с отрицанием коронавируса, боязнью вакцинации, всевозможными теориями заговоров. Идея о том, что болезнь специально придумали, чтобы людям чипы вживить, муссировалась в церковной среде достаточно сильно. И до сих пор у многих такое убеждение остается. Хотя сегодня таких людей значительно меньше. Если весной в существовании болезни сомневались, то теперь сомневаться не приходится, многие переболели или умерли, в том числе из знакомых. У нас в Виннице священник умер, а позавчера здесь хоронили священника из соседней епархии, тоже мой знакомый был.
В общем, многих действительность отрезвила, но информационное воздействие все еще чувствуется. Со стороны Церкви есть рекомендации, как вести себя в период эпидемии, но нет достаточного объяснения и противодействия разного рода околоцерковным мифам и страшилкам. Меня еще полгода назад все спрашивали: «Батюшка, как вы относитесь к вакцинации?» Я отвечал: «Пусть сначала вакцину найдут, покажут, я посмотрю, что за вакцина, и скажу, как я к ней отношусь».

Как создается качество духовной жизни

— Уже нашли вакцину, и не одну. Можете о них что-то сказать? И вообще о вакцинации?
— Если говорить о российской вакцине, я посмотрел ролики и знаю ее состав. Вакцина как вакцина, никакого чипа там нет и быть не может. В остальном скажу, быть может, очевидные вещи. Единственный способ победить эту болезнь — это найти эффективное противовирусное средство, которого сейчас нет. Или вакцинация, которая может уберечь человека от болезни. Потому что особенность этого вируса такова, что он подавляет Т-лимфоциты, которые ответственны за выработку антител, и у переболевшего человека антитела долго не сохраняются, из-за чего возможно повторное заболевание. Без препарата или вакцинации будем страдать и иметь ограничения еще долго.
— Расскажите об ограничениях на вашем приходе. Какие противоэпидемические меры приняли?
— Наш приход разработал карантинные и противоэпидемиологические инструкции и порядок их исполнения одним из первых. Винницкая пресса даже писала об этом и приводила нас в пример. У нас не было таких ограничений, как в России, храм был открыт. На службе люди были в масках и не благословлялось целовать иконы и крест, а только поклоняться.
Надо сказать, что рядом с нашим храмом находятся городская и районная больницы, которые перепрофилированы для лечения ковид-больных. Весной, летом и в начале осени мы служили на улице — у нас большая площадь и есть где стоять, а для престола есть навес, поэтому было все удобно. Подключили аппаратуру для озвучивания, вели онлайн-трансляции богослужений, принимали записки через сайт, социальные сети и телефон.
В период строгого карантина уменьшили количество прихожан по воскресеньям за счет групп риска (пенсионеры, дети, больные с заболеваниями легочной и сердечной систем, онкобольные), они на причастие приходили в будние дни, когда мало людей. Ввели списки причастников на субботу, воскресенье и будние дни, для того чтобы равномерно распределять людей по службам. Объяснили, что каждый день дежурный священник может причащать до 5-10 человек — пожалуйста, приходите и причащайтесь в будний день. Все это работало и сейчас работает.

К сожалению, так было не во всех храмах. Не было единодушия между духовенством в вопросе профилактики. Если я ограничивал посещаемость храма, а другой священник говорил: «Приходите!», то, бывало, люди шли в другой храм. Потом возникала ситуация, когда тот храм закрывался на карантин, так как появились больные. Тогда я просил, чтобы люди, которые побывали в таком храме, или же их прихожане, провели две недели на самоизоляции, т.е. не посещали другой храм. Даже некоторых таких прихожан других храмов, закрытых на карантин, пришлось отправлять домой.
Летом заболеваемость пошла на спад, наступила относительная свобода, люди вздохнули облегченно, храм снова наполнился, вернулись дети, было много крещений. Сейчас ситуация опять обострилась, поэтому будем обращаться к имеющемуся опыту. Тут ничего не поделаешь, множество людей болеет, чаще всего люди заражаются на работе, сейчас болеют целыми коллективами. Так что нужно беречь людей.
— Отец Владимир, как вы считаете, вся эта история с коронавирусом способна нас чему-то научить, преподнести какие-то уроки?
— Я с самого начала сказал: это экзамен не только для общества и государства, но и для Церкви. Как мы покажем себя, сможем ли быть на высоте, насколько мы можем людей организовывать, чтобы они делали всё правильно и были примером для других. Если в Евангелии сказано, что мы — соль мира, значит мы должны быть миру примером во всем, в том числе в смирении и благоразумии.
Пандемия — это тренинг, который учит ограничивать себя, смиряться и принимать временные неудобства с положительной мотивацией, ради людей, ради ближнего.
Это испытание на верность Церкви, своей общине, на доверие к священнику. Если Церковь просит, если священник вводит какие-то правила, нужно все соблюдать. Мы должны быть примером для других.
Зачем протестовать, выступать? Потерпите немножко. Все терпят, кафе, спортзалы закрылись. Понятно, что для храмов не будут делать больших исключений. Если весь народ смиряется и терпит неудобства и убытки, то и мы должны вместе со всеми разделять эти трудности, тем более что к нам отнеслись с доверием, разрешили служить, только попросили об ограничениях, поэтому мы должны быть ответственными, чтобы и в дальнейшем нам доверяли.

Кроме того, испытания могут послужить большему качеству нашей духовной жизни. Например, обязательные беседы перед крещением — это барьер, который не все берут. Но зато те, кто берут его, не только осознанно проходят Крещение, но становятся новыми прихожанами, детей приносят на причастие.
Так создается качество духовной жизни на приходе. И каждый приходящий новичок воспринимает это качество на подсознательном уровне, без всяких объяснений, просто впитывает и получает правильные мысли, ощущения и направления духовной жизни. Поэтому я уже давно говорю: пускай нас будет меньше в Церкви, но будут осознанность и качество церковной жизни. То качество, которое будет являть заповеданное нам Христом Единство, которое зиждется на ревности по вере, единодушии, доверии и взаимном служении. Только с этим качеством мы сможем устоять перед лицом грядущих испытаний. А сейчас, во время сегодняшних трудностей, нам нужно это осознать и стараться воплощать в жизнь, и тогда, видя во всем Промысел Божий, мы действительно будем говорить: Слава Богу за все!