Воспоминания о первой встрече со старцем Паисием
Этой историей митрополит Лимасольский Афанасий поделился на встрече с прихожанами 13 сентября 2023 года.
Преподобный Паисий Святогорец (в центре), схимонах Иосиф Ватопедский (слева) и митрополит Афанасий (справа)
Сегодня у меня юбилей. Нет, не день рождения, но очень важная дата в моей жизни, связанная с событием, которое произошло почти 50 лет назад. Сейчас мне 64 года, а это произошло, когда мне было 18. Я тогда поехал учиться в университет в Салоники и узнал Святую Гору Афон. Конечно, я слышал про Афон и раньше из рассказов разных людей, но эти знания были весьма незначительны. И вот, слушая их свидетельства, у меня возникло желание посетить Святую Гору самому.
Кроме того, где-то лет с 15-ти я вел переписку со старцем Иосифом, который тогда жил в Новом Скиту, и это был мой единственный контакт со Святой Горой. Правда, я тогда не особо понимал в духовных вещах, но мне сильно помогло общение с монастырем Ставровуни. Тогда монастыри Ставровуни и Троодитисса были киновийными и имели афонский уклад жизни. Ставровуни был очень строгий монастырь, каким, впрочем, остается и по сегодняшний день. Я ездил в этот монастырь и исповедовался у старца Афанасия.
На Афон же в первый раз я поехал, когда стал студентом университета в Салониках. Я приехал в Грецию в конце сентября и через 6–7 дней поехал на Афон. Мой первый визит был катастрофой. Афон мне вообще не понравился. Я сразу захотел уехать оттуда. Это было некое бесовское наваждение. Все шло наперекосяк. Сначала я упустил автобус, на котором хотел поехать в монастырь Филофей. Затем я встретил старца Иосифа у Протата на тракторе, и мне не хотелось говорить ему, что я и есть тот самый Андрей Николау, который писал ему письма. Кстати, когда меня рукоположили, то я не сообщил ему об этом, и, когда он меня встретил, то спросил: «Как тебя зовут?» – Я говорю: «Антоний». – А он мне: «Не знаком ли ты с Андреем Николау?» – Я говорю ему: «Нет, не знаю такого». – А старец: «Странно».
Итак, днем мы приехали в монастырь Кутлумуш, нас туда отвез старец Иосиф, и, как только мы вошли во двор, он сразу же набросился на одного монаха, стал его сильно бранить, а тот ничего не отвечал, только попросил у старца благословения совершить поклоны. Вообще, старец наругался на него за дело, потому что тот брат был поваром, и в тот день он приготовил суп из каких-то сорняков, от которых потом у всех разболелись животы.
Вечером старец позвал меня и других ребят в комнату для собраний, чтобы пообщаться с нами. Он стал говорить, что стоит уже на пороге смерти (а ему тогда было около 60 лет), и что он уже видит перед собой свой гроб. Я тогда все пытался найти, где же у него там в комнате гроб, но это была просто фигура речи.
Затем мы пошли по своим кельям отдохнуть, но, похоже, все демонские чины спустились к нам. Это была ужасная ночь. Утром мы пошли в церковь, там были монахи, уже старенькие, которые вели себя очень по-простому: например, могли переговариваться во время службы. На следующий день, как только рассвело, я убежал оттуда и сказал, что больше ноги моей там не будет. Мне вообще там ничего не понравилось. Я добрался до Кариеса, а оттуда сразу в Салоники.
По дороге разные люди у меня спрашивали, где я был, что видел, кто мне понравился на Афоне, а я говорил, что мне там вообще не понравилось. По Божественному Промыслу, со мной рядом тогда сидел преподаватель теологического факультета Иоанн Фундулис и спросил меня: «Кого ты видел на Афоне? Старца Иосифа? О, он замечательный!». У меня же было худшее мнение об этом человеке и об Афоне в целом. Я вернулся в Салоники, пошел в университет, а там все в необычайном восторге от Афона. Что мне было им сказать? Что я туда приехал, мне ничего не понравилось и на следующий день я удрал оттуда? Например, меня спрашивали: «Ты был там-то?» – «Был», – отвечал я. – «Тебе понравилось?» – «Понравилось», – говорил я. Но больше я ничего не рассказывал, только слушал их рассказы.
Через 10–15 дней я решил поехать снова вместе с моими однокурсниками. Нас было примерно 10 человек. У них было побольше опыта, потому что они уже там бывали не раз. По дороге нам рассказывали разное: про старцев, о святом Паисии, о святом Ефреме Катунакском, о Ефреме Филофейском, о старце Иосифе. Я тогда был настроен очень скептически. Мы поехали в Катунаки. Причалили в карульскую гавань, а потом нужно было подниматься в гору около полутора часов, и мне с непривычки это далось очень тяжело. По дороге мы много наслушались о старце: что он пророк, что он излучает свет, что он очень строгий и т.д. и т.п. Итак, мы добрались до Катунак и нашли старца. Это было 5 или 6 октября 1976 года по старому календарю, тогда был день памяти апостола Фомы. Когда мы вошли, старец сидел и вырезал печати для просфор.
– Благословите, геронда, – говорим мы ему.
– Бог благословит, – отвечает он нам. – Что вам нужно?
– Мы пришли вас увидеть.
– Что на меня смотреть?
– Хотим взять вашего благословения.
– Ладно.
Один из моих товарищей подошел к старцу и передал ему две коробки с курабье. Он посмотрел на нас строго и говорит:
– Курабье, значит, принесли. Вы знаете, куда вы пришли?
– В Катунаки.
– Катунаки и курабье не сочетаются.
Открыл окно и выбросил туда курабье. Следующее, чего мы ожидали, так это то, что он выбросит и нас так же оттуда. Потом все стали подходить к нему по одному и целовать ему руку. Старец сидел молча. Я был последним, и, как только подошел к нему, он вдруг как воскликнет: «Оп, поймали вора». Я там чуть не умер на месте. Я и так его боялся, наслушавшись рассказов моих однокурсников, да еще к тому же взгляды всех окружающих устремились на меня в этот момент. Старец смотрел на меня пронзительным взглядом, и у меня тогда промелькнула мысль: «О, Пресвятая Богородица, сейчас он расскажет все мои грехи, и я буду опозорен». Я дрожал и был мокрым от пота. И вот он мне говорит: «Ты из нашего рода». – А я ему: «Геронда, вы из Кипра?» – Он мне: «Бестолковый». Я замолчал и не стал больше ничего говорить.
Скит Катунаки
Потом он предложил нам присесть. Мы сели. Он поговорил с нами немного, а затем сказал, что так как настало время вечерней службы, то нам нужно взять четки и молиться в течение часа, а потом мы все вместе пойдем в каливу, где праздновали память святого апостола Фомы, и там он с нами попрощается. Старец спросил: «У вас есть четки?» У всех ребят были, и все их подоставали из карманов. Когда я достал свои, которые были размером в пять сантиметров, старец сказал мне: «Это четки или детский сад?». Тогда он принес мне свои, гигантского размера. Я был в шоке, когда их увидел. «Мне нужно молиться по этим?» – спросил я. – «Да, и много раз», – ответил старец. Итак, взяли мы четки, помолились, кто как умел, а потом пошли в каливу апостола Фомы. По пути старец держал меня за руку, для опоры, но я постоянно поскальзывался на камнях, и он меня поддерживал, а потом сказал мне: «Слушай, кто на кого опираться должен?» – «Ой, геронда, простите, не привыкший я к этим дорогам», – сказал я ему. Зашли мы в каливу, потом в монастырь Дионисиат, потом в келью Буразери, а затем отправились к старцу Паисию.
В те времена жизнь на Афоне была очень простой, я бы даже сказал, первобытной: не было ни дорог, ни телефонов, ни электричества, ничего. Пришли мы к старцу Паисию. Мы уже были наслышаны про его святость. Нас было трое: я и двое моих сокурсников, один из которых был диаконом. Позвонили в колокольчик. Старец не вышел к нам. Мой однокурсник-диакон тогда сказал: «Давайте помолимся, чтобы Господь просветил старца, и он нам открыл». Старец жил в такой глуши, куда очень сложно добраться. Не зря же мы проделали такой путь. Поэтому мы достали свои четки, помолились, и на последнем узелочке четок слышим его голос. Издалека мы увидели его силуэт: ему тогда было около 50–55 лет, он не выглядел пожилым старцем, но был очень худым, с каким-то зеленым одеялом на плечах, потому что сильно мерз. Старец Паисий вышел к нам и пригласил в свою каливу.
Он рассказывал нам разные вещи, но на меня не произвел никакого впечатления. Я тогда подумал, что он сумасшедший, и раз он сумасшедший, то люди решили, что он святой. Например, мы ему говорим одно, а он отвечает нам совсем другое. Причем он рассказывал нам разные шутки и анекдоты, а ребята смеялись. Я же не находил смешным то, что он рассказывал. Когда пришло время уходить, я был полностью разочарован в старце Паисии. Мы тогда спросили его совета, что нам делать? И он ответил, что раз мы молоды, то нам следует совершать много поклонов. Мы спросили: «Сколько?» – И он нам сказал: «Много-много». Потом похлопал нас по спине и сказал, чтобы мы шли. Как только старец с нами попрощался, в тот же миг все пространство наполнилось необычайным сильнейшим благоуханием. Мы не знали, что нам делать и как на это реагировать. Мы хотели подойти к нему и спросить, что это такое, но он выпроваживал нас, говоря: «Ну идите, идите!». Затем закрыл дверь и ушел, а мы побежали в Буразери.
Это был первый раз, когда я увидел старца Паисия. Уже позже я понял, что этот человек был святым, побывав у него еще много раз в период с 1976 года по сентябрь 1977 года. 13 сентября 1977 года, т.е. в эту же дату, как сегодня, я отправился с утра к нему в каливу. Встречает меня старец и говорит: «Приветствую, диакон! Мне как раз сегодня нужен диакон, у нас вечером будет большой праздник, приедет епископ, будут певчие, придут люди, мы будем готовить еду…». Я ему поверил, конечно же, что он будет устраивать праздник. Он мне говорит: «Сегодня со мной останешься». Я прыгал от радости, потому что весь год часто к нему приезжал, но он никогда никого у себя не оставлял. Многие хотели бы пожить рядом со старцем, но он никому не разрешал.
Я пробыл с ним все утро. Мы сделали кое-какие работы в его церквушке, а днем он позвал меня поесть. Я его спрашиваю: «Где будем есть?» – у него не было ни кухни, ни стола, ничего для этого. Он взял какую-то клеенку и расстелил ее на камне во дворе. Затем достал какие-то сухари, наверное, еще со времен отца Тихона, принес еще пару луковиц с огорода, а затем еще вспомнил, что кто-то оставил ему консерву с кальмарами. Правда, не знал, как ее открыть, потому что открывашки у него не было. Тогда он взял тесло, постучал им и кое-как открыл. Поставил мне эту консерву, мы сели и ели в этой пустыне.
Вечером мы совершили вечерню по четкам, а потом старец отправил меня отдохнуть, потому ночью собирался служить всенощную. Никто не пришел, конечно же: ни епископ, ни священники, ни певчие, были только мы вдвоем. Вечером около 6 часов, когда уже начало смеркаться, он говорит мне: «Будем служить всенощную по четкам, и в полночь я тебя позову читать последование ко Святому Причащению, а утром придет священник из Ставроникиты послужить службу. Если вдруг ночью услышишь шум, не бойся, это шакалы». Старец жил в пустыне, и, естественно, кругом бродили дикие звери. Там, где была его калива, в пределах видимости больше никто не жил, это была сплошная пустыня. В домике у старца было две комнаты, в одной жил старец Паисий, а в другой я. Я спросил его, как будем совершать всенощную? Он мне: «Слушай, что надо делать», – и дал мне программу, чтобы я ей следовал и не заснул. Итак, вот что он мне сказал сделать: 300 молитв, т.е. одну четку на 300 узелков, «Господи Иисусе Христе, помилуй мя», еще одну четку на 300 молитв: «Пресвятая Богородица, спаси мя», еще четку: «Господи Иисусе Христе, помилуй твой мир», еще одну: «Пресвятая Богородица, спаси и помоги твоему миру», еще одну за умерших, одну за живых, одну Кресту: «Кресте Христов, спаси нас твоею силою», и еще одну на славословие: «Слава Тебе Боже наш, слава Тебе». Старец сказал мне, что когда я это закончу, то надо начинать снова.
Мы начали службу примерно в 6–7 часов вечера. Через стенку я слышал его движения. Поскольку у святого старца Паисия был туберкулез и ему вырезали три четверти всех его легких, оставив только половину одного легкого, он легко уставал и начинал тяжело дышать. Так как стены были очень тонкими, то было слышно, как он дышит. Каждые полтора часа он стучал по стене и спрашивал меня: «Дьяко, ты спишь?» Я отвечал: «Нет, геронда, я не сплю». Время пробежало так быстро, что я даже не заметил. Молитвы старца были очень сильными, и я чувствовал эту благодать, которая исходила от него.
Вечером в 6 часов по византийскому времени, а по мирскому в 00:30, он позвал меня в церквушку читать последование ко Святому Причащению. Я пошел вместе с ним в церковь. Церквушка была очень маленькая. Иконостас состоял всего из пяти икон. От того места, где стоял я, через 1,5 метра был уже иконостас. Некогда в этой церквушке служил сам отец Тихон, святой русский старец, духовник старца Паисия. Итак, старец поставил меня в стасидию, дал свечу и сказал читать, а сам стоял рядом и произносил славословия из последования: «Слава Тебе Боже наш, слава Тебе», – а я читал все остальное. После каждого стиха старец делал большой поклон, а я стоял на своем месте и читал. Когда мы дошли до молитвы «Пресвятая Богородица, спаси нас, Мария, Мати Божия…», послышался некий шум, как ветер, хотя ветра не было, потому что окна и двери были закрыты, и церквушка в одно мгновение вся наполнилась светом, а лампада у иконы Пресвятой Богородицы зашаталась. Я был в смятении. Посмотрел на старца, но он показал мне жестом, что не нужно сейчас ничего говорить, и опустился на колени. Я остался стоять со свечой в руке. Я заметил, что церквушка наполнилась светом, потому что для того, чтобы читать, мне уже не нужна была свеча. Это продолжалось около получаса или 40 минут. Все это время старец стоял на коленях, и я решил продолжать читать все сам. Как только я дошел до молитвы святого Симеона Нового Богослова «От скверных устен, от мерзкаго сердца…», в тот же миг все потемнело в церкви, лампадка перестала качаться, и все вернулось на круги своя. Старец продолжал стоять на коленях, ничего не говоря. Когда мы закончили последование, он позвал меня посидеть немного. Сели мы, и я его спрашиваю:
– Геронда, что произошло?
– А что произошло?
– Ну тогда, когда мы были в церкви.
– А что ты видел?
Я ему рассказал про свет, про лампадку.
– Что-нибудь еще ты видел? – спросил старец.
– Нет, больше ничего, – говорю я ему.
– Ничего там не было.
– Как ничего? Ведь я видел! В церкви было пять лампад, а качалась только одна, что означает, что это было не просто из-за сквозняка.
И старец вдруг говорит мне:
– Да. Разве ты не читал, что Богородица ходит вечером по кельям и смотрит, чем там занимаются монахи? Зашла Она и к нам, увидела двух сумасшедших и покачала немного свою лампадку, чтобы нас поприветствовать.
А потом вдруг старец Паисий добавил:
– Там, где ты сейчас сидишь, знаешь, кто сидел?
Там был стульчик, на котором стоял подсвечник, а сверху висела иконка святой Евфимии.
– Нет, геронда, откуда же мне знать, кто сидел на этом стуле.
Тогда он рассказал мне чудо явления святой великомученицы Евфимии.
Однажды старец поехал в женский монастырь в Суроти по одному церковному вопросу к митрополиту. Они поговорили, старец высказал свое мнение, но некое сомнение в нем оставалось: а вдруг он был неправ? В то время в монастыре паломничали какие-то студентки и очень хотели встретиться со старцем. Так как старец собирался уезжать на следующий день, то он попросил монахинь передать, что не сможет их принять. Тогда монахини обратились к старцу, чтобы он позволил этим студенткам подойти к нему за благословением. «Пусть приходят», – сказал он. Пришло около пяти-шести девушек, и одна из них, более смелая, говорит старцу: «Геронда, я очень хочу с вами поговорить» – «К сожалению, не могу, я утром уезжаю», – ответил ей старец Паисий. – «Ладно, тогда я приеду к вам на Афон. Благословите?» – говорит она ему. «Приезжай!» – ответил старец, шутя. Старец был человеком радостным, поэтому часто шутил.
Великомученица Евфимия Всехвальная
Через два-три дня после его возвращения на Афон однажды утром, когда старец читал 9-й и 3-й часы, вдруг раздался стук в дверь. «Кто там?» – спрашивает старец Паисий. – «Открой, отче», – говорит ему женский голос. – «Кто это?» – спрашивает он. – «Евфимия», – слышен ответ. Старец сразу вспомнил ту девушку и подумал: «Она что, с ума что ли сошла и приехала на Афон?! Что же мне теперь делать? Она, наверное, переоделась в мужскую одежду и приехала». Старца охватили разные помыслы. Он ничего не отвечал. В дверь снова раздался стук:
– Открой, отче!
– Кто ты?
– Я Евфимия.
Старец не открывал. Она постучала в третий раз:
– Открой, отче!
– Я тебе не открою.
Тогда она сама открыла дверь, и к нему в каливу вошли Богородица, святой Иоанн Богослов и святая Евфимия. Пресвятая Богородица взглянула на старца с большой любовью и улыбнулась ему. Старец упал на пол и поклонился Ей, а Она прикоснулась к его лбу. То же самое сделал и святой Иоанн Богослов. Старец видел, что за ними стояла какая-то девушка, но не знал, кто она. Богородица позвала Иоанна, и они пошли в церковь, где и исчезли. В келье со старцем осталась только святая Евфимия. Старец ей говорит:
– А ты кто?
– Я мученица Евфимия.
– Какая Евфимия?
– Мученица Евфимия.
– Давай-ка проверим, действительно ли ты мученица Евфимия, – потому что старец не знал ничего про святую Евфимию.
И тогда он говорит ей:
– Давай совершим три поклона Святой Троице, проверим, святая ли ты.
– Давай, отче.
Старец повернулся в направлении востока и сказал: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа», – и сделал земной поклон. «А теперь повтори и ты», – сказал он ей. Она повторила, только встала по направлению на север, да и молитву произнесла тихо и как-то неуверенно. Старец тогда строго ей сказал: «Вот здесь стань и произноси молитву громко, чтобы я тебя слышал». Святая Евфимия улыбнулась и говорит ему: «Ладно, ладно, отче!». Она встала так, как ей велел старец, и произнесла ту молитву. Как оказалось, в первый раз старец не заметил, что там, где святая Евфимия совершала поклон в первый раз, на стене висела небольшая иконка Святой Троицы, и святая Евфимия поклонилась иконе, а не просто на север. Старец Паисий этого не заметил, потому что икону вешал не он, а еще отец Тихон.
Когда он понял, что это была святая Евфимия, они присели у него в каливе, и святая села именно на эту табуреточку, на которой теперь сидел я. Святая сначала пояснила ему вопрос, который старец обсуждал с митрополитом, сказав, что он правильно ему ответил. А затем она рассказала ему свое житие, потому что старец его не знал. Рассказала она также и о своих мучениях, и, когда она о них говорила, старец их видел, как мы, например, смотрим телевизор. С большим благоговением старец смотрел на эти события и даже испугался в какой-то момент, сказав ей: «Как ты смогла такое выдержать?!» Святая Евфимия улыбнулась и сказала: «Если бы я знала, какую славу наследуют мученики на Небесах, я бы еще более пострадала, чем тогда». Они провели весь день вместе. Вечером, когда уже смеркалось, она с ним попрощалась и ушла. С того момента в том месте, где сидела святая Евфимия, у старца стояла та табуреточка, небольшой подсвечник и на стенке была прикреплена бумажная иконка. После того старец Паисий провел целую неделю в затворе. Он никого не принимал, не ел, не спал, но пребывал в состоянии благодати.
Затем он рассказал мне еще много историй из своей жизни. О том, как в 12-летнем возрасте увидел Христа. Потом о разных случаях на Святой Горе Афон. И в 6 утра, как только рассвело, пришел священник из монастыря Ставроникита, чтобы послужить литургию. Тогда старец сказал мне: «Иди и ты тоже служи, дьяко!» – «Где же мне найти дьяконское облачение?» – спросил я. – «Сейчас я поищу», – ответил старец. Он нашел какой-то старый стихарь еще со времен отца Тихона, вместо поручей завязал мне какие-то веревки, из старой епитрахили сделал орарь. Слава Богу, нас никто не сфотографировал в тот момент. Старец читал, а мы служили литургию. Когда литургия закончилась, он угостил священника лукумом, и тот быстро ушел. Старец мне рассказал, что во время службы, на проскомидии, он видел Агнца Божия, совершение Бескровной Жертвы, и описывал увиденное с большим благоговением. Все это происходило в понедельник, и я остался с ним до субботы. Таким образом, я провел всю неделю рядом с ним, и это была неделя, исполненная благодати.
В дальнейшем, когда я приезжал к нему, старец разрешал мне оставаться у него по вечерам, и я мог видеть тот великий подвиг, который он совершал, его непрестанную молитву и то, как этот человек жил совершенно сверхъестественную жизнь. Например, он мог не спать всю ночь, проведя ее в молитве, а потом поспать с утра, когда уже взошло солнце, около двух часов, и то неполных. Потом в течение дня он принимал людей, был радостным, в хорошем настроении, разговаривал со всеми, и никогда не было заметно, что он уставший. Он ничего не ел. За неделю мог поесть только один раз. Например, мог сказать мне: «Сегодня будем готовить». – «Что будем готовить, геронда?» – спрашивал я. – «Чечевицу», – отвечал он мне. Но как там было приготовить чечевицу? У него была одна кастрюлька размером со стакан, которую он сделал из консервы. Так вот он клал несколько чечевичных зерен, сколько могло поместиться в эту консерву, ложку риса, ложку масла и варил это все на спиртовке. Ну как варил? Скорее подогревал. Потом разделял это на две порции: себе и мне, а потом отправлял меня в монастырь Ставроникита, чтобы я поел и возвращался обратно. Сам же старец ничего не ел и вообще не отдыхал. День и ночь он молился. В последующие годы я часто бывал у старца Паисия, и мы стали очень близки.
Сегодня мы видим его на иконостасе. Мы, которые знали его лично, по идее не должны воспринимать его как святого, потому что видели его каждый день, вместе ели, разговаривали, причем обсуждали не только духовные вещи. Иногда я рассказывал старцу и какой-нибудь анекдот, чтобы он посмеялся, и разные другие вещи, которые, на мой взгляд, могли его заинтересовать. Но несмотря на все это, я ни разу к нему не привык. Например, я не могу сказать, что когда шел к старцу, то имел одинаковые ощущения, как если бы я встретился с любым другим отцом. Наоборот, я всегда ощущал страх и точно такое же благоговение, как во время наших первых встреч. Так же и в отношении других отцов, таких как отец Ефрем Катунакский, отец Ефрем Филофейский, старец Иосиф и др., которые не делали чего-то особенного, чтобы показать свою святость. Наоборот, иногда мы удивлялись: разве святой может совершать такие вещи? Им было все равно, что о них подумают. Особенно старцу Иосифу вообще было безразлично, и, поскольку он знал, что есть вещи, которые меня раздражали, он их делал намеренно. Он не принимал никаких замечаний и был очень темпераментный. Кроме того, старец Иосиф был моим духовником, поэтому мог делать все что угодно с целью смирить меня.
Митрополит Лимасольский Афанасий
Действительно, этот афонский опыт имеет большое значение. Сегодня, в этот день, я вспоминал старца Паисия и поэтому решил поделиться и с вами своими воспоминаниями, насколько это возможно, потому что такие вещи сложно описать в полной мере. Старец Паисий говорил родителям: «Потрудитесь передать детям в наследство собрание святых образов», – имея в виду, чтобы дети с детства имели в своей душе добрые образы и прибегали к ним в трудные времена искушений, получали силу для продолжения своей жизни. Потому что если в их душах сохраняются плохие образы, то они травмируют детей. Например, если родители ругаются, если в семье небезопасно, если есть страх, насилие и тому подобное, тогда наши дети наполняются плохими образами и, вырастая, имеют много проблем в своей жизни. Я сам тому свидетель. Сейчас мне 64 года, и в трудные жизненные моменты, которые случаются у каждого человека, эти образы, эти воспоминания со Святой Горы являются для меня добрым наследством, убежищем, куда заходит человек и получает силу, мужество, утешение и поддержку от Бога продолжать свою борьбу.
Я никогда не забуду, как оказался в первый раз в монастыре Филофей в ноябре 1976 года и пробыл там целый месяц. Там тогда еще был старец Ефрем, который позже уехал в Аризону. На тот момент ему было 55 лет. В первое воскресенье мы служили Божественную литургию все вместе. Я как диакон тоже был в алтаре: стоял и смотрел на старца и других отцов, которые совершали службу. На меня это произвело огромное впечатление. Столько лет прошло, но эта картина не стерлась из моей памяти. Каждый раз, когда я ее вспоминаю, я умиляюсь и укоряю себя, сравнивая, как служили эти люди. Старец был как ангел, он весь светился, служил с большим вниманием и с великой благодатью. А еще почти все они были лысыми и их головы светились, отражая свет свечей, и мне казалось, что мы где-то в другом мире. Помню, как после службы мы пошли в трапезную, старец благословил, мы сели, я сидел рядом с ним. Он съел буквально две-три ложки и был очень сконцентрирован, непрестанно совершая молитву. Великая благодать!
То же я могу сказать и про многих других отцов. Отец Харалампий, который был великим подвижником. Отец Ефрем Катунакский, пророк и человек поистине исполненный благодатью. Наш старец Иосиф, который плакал, не переставая, на протяжении всей литургии, а я смотрел на него и думал, откуда в этом человеке столько слез. Не так, как это бывает у нас, когда мы всплакнем немного, но рыдания бесконечные. Я его спросил: «Геронда, почему ты плачешь на литургии?» – А он мне в ответ: «О своих грехах плачу».
Вот такие святые образы остаются в наших сердцах и в наших умах. И хорошо бы сохранять эти образы для наших кровных детей и для наших духовных чад. А еще важно, чтобы родители сами имели святой опыт в своей жизни. Если так будет, то дети, когда придет момент их отделения, будут уходить от вас, имея сокровищницу духовных богатств. Если же, наоборот, они будут видеть ссоры, злобу, страхи, тревоги, то все это они с собой и унесут. Поэтому родители должны заботиться, чтобы передать своим детям святое духовное наследство.
Митрополит Лимасольский Афанасий
Преподобный Паисий Святогорец (в центре), схимонах Иосиф Ватопедский (слева) и митрополит Афанасий (справа)
Сегодня у меня юбилей. Нет, не день рождения, но очень важная дата в моей жизни, связанная с событием, которое произошло почти 50 лет назад. Сейчас мне 64 года, а это произошло, когда мне было 18. Я тогда поехал учиться в университет в Салоники и узнал Святую Гору Афон. Конечно, я слышал про Афон и раньше из рассказов разных людей, но эти знания были весьма незначительны. И вот, слушая их свидетельства, у меня возникло желание посетить Святую Гору самому.
Кроме того, где-то лет с 15-ти я вел переписку со старцем Иосифом, который тогда жил в Новом Скиту, и это был мой единственный контакт со Святой Горой. Правда, я тогда не особо понимал в духовных вещах, но мне сильно помогло общение с монастырем Ставровуни. Тогда монастыри Ставровуни и Троодитисса были киновийными и имели афонский уклад жизни. Ставровуни был очень строгий монастырь, каким, впрочем, остается и по сегодняшний день. Я ездил в этот монастырь и исповедовался у старца Афанасия.
На Афон же в первый раз я поехал, когда стал студентом университета в Салониках. Я приехал в Грецию в конце сентября и через 6–7 дней поехал на Афон. Мой первый визит был катастрофой. Афон мне вообще не понравился. Я сразу захотел уехать оттуда. Это было некое бесовское наваждение. Все шло наперекосяк. Сначала я упустил автобус, на котором хотел поехать в монастырь Филофей. Затем я встретил старца Иосифа у Протата на тракторе, и мне не хотелось говорить ему, что я и есть тот самый Андрей Николау, который писал ему письма. Кстати, когда меня рукоположили, то я не сообщил ему об этом, и, когда он меня встретил, то спросил: «Как тебя зовут?» – Я говорю: «Антоний». – А он мне: «Не знаком ли ты с Андреем Николау?» – Я говорю ему: «Нет, не знаю такого». – А старец: «Странно».
Итак, днем мы приехали в монастырь Кутлумуш, нас туда отвез старец Иосиф, и, как только мы вошли во двор, он сразу же набросился на одного монаха, стал его сильно бранить, а тот ничего не отвечал, только попросил у старца благословения совершить поклоны. Вообще, старец наругался на него за дело, потому что тот брат был поваром, и в тот день он приготовил суп из каких-то сорняков, от которых потом у всех разболелись животы.
Вечером старец позвал меня и других ребят в комнату для собраний, чтобы пообщаться с нами. Он стал говорить, что стоит уже на пороге смерти (а ему тогда было около 60 лет), и что он уже видит перед собой свой гроб. Я тогда все пытался найти, где же у него там в комнате гроб, но это была просто фигура речи.
Затем мы пошли по своим кельям отдохнуть, но, похоже, все демонские чины спустились к нам. Это была ужасная ночь. Утром мы пошли в церковь, там были монахи, уже старенькие, которые вели себя очень по-простому: например, могли переговариваться во время службы. На следующий день, как только рассвело, я убежал оттуда и сказал, что больше ноги моей там не будет. Мне вообще там ничего не понравилось. Я добрался до Кариеса, а оттуда сразу в Салоники.
По дороге разные люди у меня спрашивали, где я был, что видел, кто мне понравился на Афоне, а я говорил, что мне там вообще не понравилось. По Божественному Промыслу, со мной рядом тогда сидел преподаватель теологического факультета Иоанн Фундулис и спросил меня: «Кого ты видел на Афоне? Старца Иосифа? О, он замечательный!». У меня же было худшее мнение об этом человеке и об Афоне в целом. Я вернулся в Салоники, пошел в университет, а там все в необычайном восторге от Афона. Что мне было им сказать? Что я туда приехал, мне ничего не понравилось и на следующий день я удрал оттуда? Например, меня спрашивали: «Ты был там-то?» – «Был», – отвечал я. – «Тебе понравилось?» – «Понравилось», – говорил я. Но больше я ничего не рассказывал, только слушал их рассказы.
Через 10–15 дней я решил поехать снова вместе с моими однокурсниками. Нас было примерно 10 человек. У них было побольше опыта, потому что они уже там бывали не раз. По дороге нам рассказывали разное: про старцев, о святом Паисии, о святом Ефреме Катунакском, о Ефреме Филофейском, о старце Иосифе. Я тогда был настроен очень скептически. Мы поехали в Катунаки. Причалили в карульскую гавань, а потом нужно было подниматься в гору около полутора часов, и мне с непривычки это далось очень тяжело. По дороге мы много наслушались о старце: что он пророк, что он излучает свет, что он очень строгий и т.д. и т.п. Итак, мы добрались до Катунак и нашли старца. Это было 5 или 6 октября 1976 года по старому календарю, тогда был день памяти апостола Фомы. Когда мы вошли, старец сидел и вырезал печати для просфор.
– Благословите, геронда, – говорим мы ему.
– Бог благословит, – отвечает он нам. – Что вам нужно?
– Мы пришли вас увидеть.
– Что на меня смотреть?
– Хотим взять вашего благословения.
– Ладно.
Один из моих товарищей подошел к старцу и передал ему две коробки с курабье. Он посмотрел на нас строго и говорит:
– Курабье, значит, принесли. Вы знаете, куда вы пришли?
– В Катунаки.
– Катунаки и курабье не сочетаются.
Открыл окно и выбросил туда курабье. Следующее, чего мы ожидали, так это то, что он выбросит и нас так же оттуда. Потом все стали подходить к нему по одному и целовать ему руку. Старец сидел молча. Я был последним, и, как только подошел к нему, он вдруг как воскликнет: «Оп, поймали вора». Я там чуть не умер на месте. Я и так его боялся, наслушавшись рассказов моих однокурсников, да еще к тому же взгляды всех окружающих устремились на меня в этот момент. Старец смотрел на меня пронзительным взглядом, и у меня тогда промелькнула мысль: «О, Пресвятая Богородица, сейчас он расскажет все мои грехи, и я буду опозорен». Я дрожал и был мокрым от пота. И вот он мне говорит: «Ты из нашего рода». – А я ему: «Геронда, вы из Кипра?» – Он мне: «Бестолковый». Я замолчал и не стал больше ничего говорить.
Скит Катунаки
Потом он предложил нам присесть. Мы сели. Он поговорил с нами немного, а затем сказал, что так как настало время вечерней службы, то нам нужно взять четки и молиться в течение часа, а потом мы все вместе пойдем в каливу, где праздновали память святого апостола Фомы, и там он с нами попрощается. Старец спросил: «У вас есть четки?» У всех ребят были, и все их подоставали из карманов. Когда я достал свои, которые были размером в пять сантиметров, старец сказал мне: «Это четки или детский сад?». Тогда он принес мне свои, гигантского размера. Я был в шоке, когда их увидел. «Мне нужно молиться по этим?» – спросил я. – «Да, и много раз», – ответил старец. Итак, взяли мы четки, помолились, кто как умел, а потом пошли в каливу апостола Фомы. По пути старец держал меня за руку, для опоры, но я постоянно поскальзывался на камнях, и он меня поддерживал, а потом сказал мне: «Слушай, кто на кого опираться должен?» – «Ой, геронда, простите, не привыкший я к этим дорогам», – сказал я ему. Зашли мы в каливу, потом в монастырь Дионисиат, потом в келью Буразери, а затем отправились к старцу Паисию.
В те времена жизнь на Афоне была очень простой, я бы даже сказал, первобытной: не было ни дорог, ни телефонов, ни электричества, ничего. Пришли мы к старцу Паисию. Мы уже были наслышаны про его святость. Нас было трое: я и двое моих сокурсников, один из которых был диаконом. Позвонили в колокольчик. Старец не вышел к нам. Мой однокурсник-диакон тогда сказал: «Давайте помолимся, чтобы Господь просветил старца, и он нам открыл». Старец жил в такой глуши, куда очень сложно добраться. Не зря же мы проделали такой путь. Поэтому мы достали свои четки, помолились, и на последнем узелочке четок слышим его голос. Издалека мы увидели его силуэт: ему тогда было около 50–55 лет, он не выглядел пожилым старцем, но был очень худым, с каким-то зеленым одеялом на плечах, потому что сильно мерз. Старец Паисий вышел к нам и пригласил в свою каливу.
Он рассказывал нам разные вещи, но на меня не произвел никакого впечатления. Я тогда подумал, что он сумасшедший, и раз он сумасшедший, то люди решили, что он святой. Например, мы ему говорим одно, а он отвечает нам совсем другое. Причем он рассказывал нам разные шутки и анекдоты, а ребята смеялись. Я же не находил смешным то, что он рассказывал. Когда пришло время уходить, я был полностью разочарован в старце Паисии. Мы тогда спросили его совета, что нам делать? И он ответил, что раз мы молоды, то нам следует совершать много поклонов. Мы спросили: «Сколько?» – И он нам сказал: «Много-много». Потом похлопал нас по спине и сказал, чтобы мы шли. Как только старец с нами попрощался, в тот же миг все пространство наполнилось необычайным сильнейшим благоуханием. Мы не знали, что нам делать и как на это реагировать. Мы хотели подойти к нему и спросить, что это такое, но он выпроваживал нас, говоря: «Ну идите, идите!». Затем закрыл дверь и ушел, а мы побежали в Буразери.
Это был первый раз, когда я увидел старца Паисия. Уже позже я понял, что этот человек был святым, побывав у него еще много раз в период с 1976 года по сентябрь 1977 года. 13 сентября 1977 года, т.е. в эту же дату, как сегодня, я отправился с утра к нему в каливу. Встречает меня старец и говорит: «Приветствую, диакон! Мне как раз сегодня нужен диакон, у нас вечером будет большой праздник, приедет епископ, будут певчие, придут люди, мы будем готовить еду…». Я ему поверил, конечно же, что он будет устраивать праздник. Он мне говорит: «Сегодня со мной останешься». Я прыгал от радости, потому что весь год часто к нему приезжал, но он никогда никого у себя не оставлял. Многие хотели бы пожить рядом со старцем, но он никому не разрешал.
Я пробыл с ним все утро. Мы сделали кое-какие работы в его церквушке, а днем он позвал меня поесть. Я его спрашиваю: «Где будем есть?» – у него не было ни кухни, ни стола, ничего для этого. Он взял какую-то клеенку и расстелил ее на камне во дворе. Затем достал какие-то сухари, наверное, еще со времен отца Тихона, принес еще пару луковиц с огорода, а затем еще вспомнил, что кто-то оставил ему консерву с кальмарами. Правда, не знал, как ее открыть, потому что открывашки у него не было. Тогда он взял тесло, постучал им и кое-как открыл. Поставил мне эту консерву, мы сели и ели в этой пустыне.
Вечером мы совершили вечерню по четкам, а потом старец отправил меня отдохнуть, потому ночью собирался служить всенощную. Никто не пришел, конечно же: ни епископ, ни священники, ни певчие, были только мы вдвоем. Вечером около 6 часов, когда уже начало смеркаться, он говорит мне: «Будем служить всенощную по четкам, и в полночь я тебя позову читать последование ко Святому Причащению, а утром придет священник из Ставроникиты послужить службу. Если вдруг ночью услышишь шум, не бойся, это шакалы». Старец жил в пустыне, и, естественно, кругом бродили дикие звери. Там, где была его калива, в пределах видимости больше никто не жил, это была сплошная пустыня. В домике у старца было две комнаты, в одной жил старец Паисий, а в другой я. Я спросил его, как будем совершать всенощную? Он мне: «Слушай, что надо делать», – и дал мне программу, чтобы я ей следовал и не заснул. Итак, вот что он мне сказал сделать: 300 молитв, т.е. одну четку на 300 узелков, «Господи Иисусе Христе, помилуй мя», еще одну четку на 300 молитв: «Пресвятая Богородица, спаси мя», еще четку: «Господи Иисусе Христе, помилуй твой мир», еще одну: «Пресвятая Богородица, спаси и помоги твоему миру», еще одну за умерших, одну за живых, одну Кресту: «Кресте Христов, спаси нас твоею силою», и еще одну на славословие: «Слава Тебе Боже наш, слава Тебе». Старец сказал мне, что когда я это закончу, то надо начинать снова.
Мы начали службу примерно в 6–7 часов вечера. Через стенку я слышал его движения. Поскольку у святого старца Паисия был туберкулез и ему вырезали три четверти всех его легких, оставив только половину одного легкого, он легко уставал и начинал тяжело дышать. Так как стены были очень тонкими, то было слышно, как он дышит. Каждые полтора часа он стучал по стене и спрашивал меня: «Дьяко, ты спишь?» Я отвечал: «Нет, геронда, я не сплю». Время пробежало так быстро, что я даже не заметил. Молитвы старца были очень сильными, и я чувствовал эту благодать, которая исходила от него.
Вечером в 6 часов по византийскому времени, а по мирскому в 00:30, он позвал меня в церквушку читать последование ко Святому Причащению. Я пошел вместе с ним в церковь. Церквушка была очень маленькая. Иконостас состоял всего из пяти икон. От того места, где стоял я, через 1,5 метра был уже иконостас. Некогда в этой церквушке служил сам отец Тихон, святой русский старец, духовник старца Паисия. Итак, старец поставил меня в стасидию, дал свечу и сказал читать, а сам стоял рядом и произносил славословия из последования: «Слава Тебе Боже наш, слава Тебе», – а я читал все остальное. После каждого стиха старец делал большой поклон, а я стоял на своем месте и читал. Когда мы дошли до молитвы «Пресвятая Богородица, спаси нас, Мария, Мати Божия…», послышался некий шум, как ветер, хотя ветра не было, потому что окна и двери были закрыты, и церквушка в одно мгновение вся наполнилась светом, а лампада у иконы Пресвятой Богородицы зашаталась. Я был в смятении. Посмотрел на старца, но он показал мне жестом, что не нужно сейчас ничего говорить, и опустился на колени. Я остался стоять со свечой в руке. Я заметил, что церквушка наполнилась светом, потому что для того, чтобы читать, мне уже не нужна была свеча. Это продолжалось около получаса или 40 минут. Все это время старец стоял на коленях, и я решил продолжать читать все сам. Как только я дошел до молитвы святого Симеона Нового Богослова «От скверных устен, от мерзкаго сердца…», в тот же миг все потемнело в церкви, лампадка перестала качаться, и все вернулось на круги своя. Старец продолжал стоять на коленях, ничего не говоря. Когда мы закончили последование, он позвал меня посидеть немного. Сели мы, и я его спрашиваю:
– Геронда, что произошло?
– А что произошло?
– Ну тогда, когда мы были в церкви.
– А что ты видел?
Я ему рассказал про свет, про лампадку.
– Что-нибудь еще ты видел? – спросил старец.
– Нет, больше ничего, – говорю я ему.
– Ничего там не было.
– Как ничего? Ведь я видел! В церкви было пять лампад, а качалась только одна, что означает, что это было не просто из-за сквозняка.
И старец вдруг говорит мне:
– Да. Разве ты не читал, что Богородица ходит вечером по кельям и смотрит, чем там занимаются монахи? Зашла Она и к нам, увидела двух сумасшедших и покачала немного свою лампадку, чтобы нас поприветствовать.
А потом вдруг старец Паисий добавил:
– Там, где ты сейчас сидишь, знаешь, кто сидел?
Там был стульчик, на котором стоял подсвечник, а сверху висела иконка святой Евфимии.
– Нет, геронда, откуда же мне знать, кто сидел на этом стуле.
Тогда он рассказал мне чудо явления святой великомученицы Евфимии.
Однажды старец поехал в женский монастырь в Суроти по одному церковному вопросу к митрополиту. Они поговорили, старец высказал свое мнение, но некое сомнение в нем оставалось: а вдруг он был неправ? В то время в монастыре паломничали какие-то студентки и очень хотели встретиться со старцем. Так как старец собирался уезжать на следующий день, то он попросил монахинь передать, что не сможет их принять. Тогда монахини обратились к старцу, чтобы он позволил этим студенткам подойти к нему за благословением. «Пусть приходят», – сказал он. Пришло около пяти-шести девушек, и одна из них, более смелая, говорит старцу: «Геронда, я очень хочу с вами поговорить» – «К сожалению, не могу, я утром уезжаю», – ответил ей старец Паисий. – «Ладно, тогда я приеду к вам на Афон. Благословите?» – говорит она ему. «Приезжай!» – ответил старец, шутя. Старец был человеком радостным, поэтому часто шутил.
Великомученица Евфимия Всехвальная
Через два-три дня после его возвращения на Афон однажды утром, когда старец читал 9-й и 3-й часы, вдруг раздался стук в дверь. «Кто там?» – спрашивает старец Паисий. – «Открой, отче», – говорит ему женский голос. – «Кто это?» – спрашивает он. – «Евфимия», – слышен ответ. Старец сразу вспомнил ту девушку и подумал: «Она что, с ума что ли сошла и приехала на Афон?! Что же мне теперь делать? Она, наверное, переоделась в мужскую одежду и приехала». Старца охватили разные помыслы. Он ничего не отвечал. В дверь снова раздался стук:
– Открой, отче!
– Кто ты?
– Я Евфимия.
Старец не открывал. Она постучала в третий раз:
– Открой, отче!
– Я тебе не открою.
Тогда она сама открыла дверь, и к нему в каливу вошли Богородица, святой Иоанн Богослов и святая Евфимия. Пресвятая Богородица взглянула на старца с большой любовью и улыбнулась ему. Старец упал на пол и поклонился Ей, а Она прикоснулась к его лбу. То же самое сделал и святой Иоанн Богослов. Старец видел, что за ними стояла какая-то девушка, но не знал, кто она. Богородица позвала Иоанна, и они пошли в церковь, где и исчезли. В келье со старцем осталась только святая Евфимия. Старец ей говорит:
– А ты кто?
– Я мученица Евфимия.
– Какая Евфимия?
– Мученица Евфимия.
– Давай-ка проверим, действительно ли ты мученица Евфимия, – потому что старец не знал ничего про святую Евфимию.
И тогда он говорит ей:
– Давай совершим три поклона Святой Троице, проверим, святая ли ты.
– Давай, отче.
Старец повернулся в направлении востока и сказал: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа», – и сделал земной поклон. «А теперь повтори и ты», – сказал он ей. Она повторила, только встала по направлению на север, да и молитву произнесла тихо и как-то неуверенно. Старец тогда строго ей сказал: «Вот здесь стань и произноси молитву громко, чтобы я тебя слышал». Святая Евфимия улыбнулась и говорит ему: «Ладно, ладно, отче!». Она встала так, как ей велел старец, и произнесла ту молитву. Как оказалось, в первый раз старец не заметил, что там, где святая Евфимия совершала поклон в первый раз, на стене висела небольшая иконка Святой Троицы, и святая Евфимия поклонилась иконе, а не просто на север. Старец Паисий этого не заметил, потому что икону вешал не он, а еще отец Тихон.
Когда он понял, что это была святая Евфимия, они присели у него в каливе, и святая села именно на эту табуреточку, на которой теперь сидел я. Святая сначала пояснила ему вопрос, который старец обсуждал с митрополитом, сказав, что он правильно ему ответил. А затем она рассказала ему свое житие, потому что старец его не знал. Рассказала она также и о своих мучениях, и, когда она о них говорила, старец их видел, как мы, например, смотрим телевизор. С большим благоговением старец смотрел на эти события и даже испугался в какой-то момент, сказав ей: «Как ты смогла такое выдержать?!» Святая Евфимия улыбнулась и сказала: «Если бы я знала, какую славу наследуют мученики на Небесах, я бы еще более пострадала, чем тогда». Они провели весь день вместе. Вечером, когда уже смеркалось, она с ним попрощалась и ушла. С того момента в том месте, где сидела святая Евфимия, у старца стояла та табуреточка, небольшой подсвечник и на стенке была прикреплена бумажная иконка. После того старец Паисий провел целую неделю в затворе. Он никого не принимал, не ел, не спал, но пребывал в состоянии благодати.
Затем он рассказал мне еще много историй из своей жизни. О том, как в 12-летнем возрасте увидел Христа. Потом о разных случаях на Святой Горе Афон. И в 6 утра, как только рассвело, пришел священник из монастыря Ставроникита, чтобы послужить литургию. Тогда старец сказал мне: «Иди и ты тоже служи, дьяко!» – «Где же мне найти дьяконское облачение?» – спросил я. – «Сейчас я поищу», – ответил старец. Он нашел какой-то старый стихарь еще со времен отца Тихона, вместо поручей завязал мне какие-то веревки, из старой епитрахили сделал орарь. Слава Богу, нас никто не сфотографировал в тот момент. Старец читал, а мы служили литургию. Когда литургия закончилась, он угостил священника лукумом, и тот быстро ушел. Старец мне рассказал, что во время службы, на проскомидии, он видел Агнца Божия, совершение Бескровной Жертвы, и описывал увиденное с большим благоговением. Все это происходило в понедельник, и я остался с ним до субботы. Таким образом, я провел всю неделю рядом с ним, и это была неделя, исполненная благодати.
В дальнейшем, когда я приезжал к нему, старец разрешал мне оставаться у него по вечерам, и я мог видеть тот великий подвиг, который он совершал, его непрестанную молитву и то, как этот человек жил совершенно сверхъестественную жизнь. Например, он мог не спать всю ночь, проведя ее в молитве, а потом поспать с утра, когда уже взошло солнце, около двух часов, и то неполных. Потом в течение дня он принимал людей, был радостным, в хорошем настроении, разговаривал со всеми, и никогда не было заметно, что он уставший. Он ничего не ел. За неделю мог поесть только один раз. Например, мог сказать мне: «Сегодня будем готовить». – «Что будем готовить, геронда?» – спрашивал я. – «Чечевицу», – отвечал он мне. Но как там было приготовить чечевицу? У него была одна кастрюлька размером со стакан, которую он сделал из консервы. Так вот он клал несколько чечевичных зерен, сколько могло поместиться в эту консерву, ложку риса, ложку масла и варил это все на спиртовке. Ну как варил? Скорее подогревал. Потом разделял это на две порции: себе и мне, а потом отправлял меня в монастырь Ставроникита, чтобы я поел и возвращался обратно. Сам же старец ничего не ел и вообще не отдыхал. День и ночь он молился. В последующие годы я часто бывал у старца Паисия, и мы стали очень близки.
Сегодня мы видим его на иконостасе. Мы, которые знали его лично, по идее не должны воспринимать его как святого, потому что видели его каждый день, вместе ели, разговаривали, причем обсуждали не только духовные вещи. Иногда я рассказывал старцу и какой-нибудь анекдот, чтобы он посмеялся, и разные другие вещи, которые, на мой взгляд, могли его заинтересовать. Но несмотря на все это, я ни разу к нему не привык. Например, я не могу сказать, что когда шел к старцу, то имел одинаковые ощущения, как если бы я встретился с любым другим отцом. Наоборот, я всегда ощущал страх и точно такое же благоговение, как во время наших первых встреч. Так же и в отношении других отцов, таких как отец Ефрем Катунакский, отец Ефрем Филофейский, старец Иосиф и др., которые не делали чего-то особенного, чтобы показать свою святость. Наоборот, иногда мы удивлялись: разве святой может совершать такие вещи? Им было все равно, что о них подумают. Особенно старцу Иосифу вообще было безразлично, и, поскольку он знал, что есть вещи, которые меня раздражали, он их делал намеренно. Он не принимал никаких замечаний и был очень темпераментный. Кроме того, старец Иосиф был моим духовником, поэтому мог делать все что угодно с целью смирить меня.
Митрополит Лимасольский Афанасий
Действительно, этот афонский опыт имеет большое значение. Сегодня, в этот день, я вспоминал старца Паисия и поэтому решил поделиться и с вами своими воспоминаниями, насколько это возможно, потому что такие вещи сложно описать в полной мере. Старец Паисий говорил родителям: «Потрудитесь передать детям в наследство собрание святых образов», – имея в виду, чтобы дети с детства имели в своей душе добрые образы и прибегали к ним в трудные времена искушений, получали силу для продолжения своей жизни. Потому что если в их душах сохраняются плохие образы, то они травмируют детей. Например, если родители ругаются, если в семье небезопасно, если есть страх, насилие и тому подобное, тогда наши дети наполняются плохими образами и, вырастая, имеют много проблем в своей жизни. Я сам тому свидетель. Сейчас мне 64 года, и в трудные жизненные моменты, которые случаются у каждого человека, эти образы, эти воспоминания со Святой Горы являются для меня добрым наследством, убежищем, куда заходит человек и получает силу, мужество, утешение и поддержку от Бога продолжать свою борьбу.
Я никогда не забуду, как оказался в первый раз в монастыре Филофей в ноябре 1976 года и пробыл там целый месяц. Там тогда еще был старец Ефрем, который позже уехал в Аризону. На тот момент ему было 55 лет. В первое воскресенье мы служили Божественную литургию все вместе. Я как диакон тоже был в алтаре: стоял и смотрел на старца и других отцов, которые совершали службу. На меня это произвело огромное впечатление. Столько лет прошло, но эта картина не стерлась из моей памяти. Каждый раз, когда я ее вспоминаю, я умиляюсь и укоряю себя, сравнивая, как служили эти люди. Старец был как ангел, он весь светился, служил с большим вниманием и с великой благодатью. А еще почти все они были лысыми и их головы светились, отражая свет свечей, и мне казалось, что мы где-то в другом мире. Помню, как после службы мы пошли в трапезную, старец благословил, мы сели, я сидел рядом с ним. Он съел буквально две-три ложки и был очень сконцентрирован, непрестанно совершая молитву. Великая благодать!
То же я могу сказать и про многих других отцов. Отец Харалампий, который был великим подвижником. Отец Ефрем Катунакский, пророк и человек поистине исполненный благодатью. Наш старец Иосиф, который плакал, не переставая, на протяжении всей литургии, а я смотрел на него и думал, откуда в этом человеке столько слез. Не так, как это бывает у нас, когда мы всплакнем немного, но рыдания бесконечные. Я его спросил: «Геронда, почему ты плачешь на литургии?» – А он мне в ответ: «О своих грехах плачу».
Вот такие святые образы остаются в наших сердцах и в наших умах. И хорошо бы сохранять эти образы для наших кровных детей и для наших духовных чад. А еще важно, чтобы родители сами имели святой опыт в своей жизни. Если так будет, то дети, когда придет момент их отделения, будут уходить от вас, имея сокровищницу духовных богатств. Если же, наоборот, они будут видеть ссоры, злобу, страхи, тревоги, то все это они с собой и унесут. Поэтому родители должны заботиться, чтобы передать своим детям святое духовное наследство.
Митрополит Лимасольский Афанасий
-
Верующая
- 1
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
