Протоиерей Геннадий Шкиль — о том, почему царская семья стала святой

В год, когда решили канонизировать Царскую семью, я был еще довольно далеким от Церкви человеком, но, услышав, что их прославляют, страшно этим возмутился: как так?? Кровавое воскресенье и все такое… Я историк по образованию, прекрасно знаю обо всем этом еще с советских времен, – и как же так можно, что они там творят?!
Хотя, казалось бы: какое тебе дело? Люди собрались в Церковь, устанавливают там свои порядки, свои правила. Кого-то для себя прославляют. А ты вообще не в Церкви, так чего тебе туда лезть, протестовать – ну, правильно ведь?
Однако мы же всегда всё знаем и все события, нас вообще не касающиеся, обсуждаем. Вот и я тоже: пообсуждал-поосуждал, а года через три стал активно ходить в храм. Начал петь на клиросе, начал потихоньку познавать Господа. Болезнь всех неофитов – когда, чуть почувствовав Господа, хочется всем и вся об этом рассказать – меня также не миновала. Я тоже захотел со всеми поделиться и подумал: ну, кто будет слушать школьного учителя, а вот если я стану священником, тогда тысячи за собой поведу – глаголом буду жечь! Знаний особых, разумеется, не было, понятий о священническом служении тоже, но было большое желание, а это главное. Я подготовился: дождался школьных каникул, когда у меня начался отпуск, и сразу – к архиерею. Дерзнул идти прямо к нему домой, потому что меня предупредили:
– К секретарю не ходи, он тебя не скоро к владыке допустит, а иди прямо к нему самому!
И вот я к владыке:
– Так и так: хочу стать священником!
Архиерей был слегка обескуражен этой дерзостью, но поскольку имелась большая потребность в священниках (по Украине, где я тогда жил, расползался раскол, и нужно было успеть занять приходы, которые они еще не захватили), то многих брали и без особой духовной подготовки. Ну, как без подготовки – брали, конечно, не с улицы, а тех, кто ходил в храм и немного разбирался в церковной жизни. Потом все, конечно, заканчивали семинарии, а некоторые и академии, но на то время их просто немного подучивали и рукополагали.



Протоиерей Геннадий Шкиль
Владыка дал мне записку к секретарю и сказал:
– Иди, скажи ему, что я беру тебя ставленником.
Произошло это двадцать лет назад, 15 июля. На следующий день почитал я немного на клиросе, а затем взяли меня в алтарь.
– Готовься, – говорят, – потому что тебя, скорее всего, рукоположат на воскресной службе, на которую приедет служить архиерей. Так что давай, присматривайся, изучай.
И вдруг 17 числа – это был четверг – входит в алтарь владыка:
– Я буду сегодня служить.
Для всех это явилось полной неожиданностью, сюрпризом. А он поворачивается ко мне:
– Тебя рукоположим сегодня.
Ну, для меня это было больше чем сюрпризом – не надо ждать воскресенья, сегодня же меня и рукоположат! Закончилась служба – и вот я уже диакон. Секретарь мне говорит:
– Зайдите в епархиальное управление, возьмите указ о вашем рукоположении.
Пошел я в управление, взял указ, читаю его, а там написано: «Рукоположен в день царственных страстотерпцев»…
И тут меня словно пронзило: «Вот как же ты, человек, со своим умишком лезешь в соборные решения – в соборный разум Церкви?! Смотри, тебя Господь просто носом ткнул, как котенка слепого…»
Архиерей в тот день служить не собирался, меня планировали рукополагать в воскресенье, но все сложилось по-другому… С тех пор праздник Царственных страстотерпцев – крайне значимый для меня. Священники, как правило, больше отмечают свою иерейскую хиротонию, а я именно день своего диаконского рукоположения считаю особенным, потому что отчетливо тогда понял: человеческий ум очень несовершенный, рассуждения наши могут идти лишь до каких-то определенных границ. И если, к примеру, в Церкви по поводу чего-то есть соборное решение, то тут не стоит даже сомневаться. Потому что собором руководит Дух Святой, и, если собор что-то постановил, значит, для Церкви так и полезно.
Конечно же, после этого я заинтересовался жизнеописанием Царственных страстотерпцев, стал изучать документы, и когда мне теперь напоминают про Кровавое воскресенье и прочее, я рассказываю эту свою историю. И добавляю, что часто мы не задумываемся, в чем именно заключается святость. Есть разные чины: кто-то прославлен святителем, кто-то мучеником. Вот, например, сороковой мученик севастийский – это же был совершенно языческой жизни человек, до самого последнего момента! Но когда он добровольно и осознанно вошел в ледяное озеро, чтобы пострадать ради Христа, – стал святым.
Так же и царь – он ведь мог тогда послать войска на Петроград и задушить восстание, но понимал, что прольется немало крови. Ее, правда, и так пролилось потом очень много, но государь-то надеялся, что если он уйдет, то страна избежит кровопролития. Он видел уже эту опасность и, чтобы избежать ее, отрекся от престола.
Нам трудно осознать высоту его поступка, для нас это просто слова: отрекся от престола. Но вот представь, что ты император. И что тебе все подчинено, что у тебя имеется возможность… хотел сказать – возможность есть-пить на золоте, в золоте ходить, золотом укрываться. Но вот был я в Ливадии, на даче царской, и золота особого там не видел. Да, все устроено удобно, практично, но излишеств никаких, в принципе, нет. Если это кабинет, то стоит письменный стол, диванчик для чтения. Если библиотека, то опять же: креслица какие-то, столики маленькие с лампами. То же самое в классах, где занимались дети. Кстати, царские дети занимались без каникул – передайте это своим детям и внукам. Каникулы у них просто отсутствовали, уроки и занятия шли круглогодично, потому что они должны были вырасти умными, воспитанными, соответствующими своему положению. И они росли такими – батюшка, их исповедовавший, говорил:
– Если бы таких детей было больше, то все в этом мире было бы по-другому.
И это тоже одна из причин канонизации: вся семья была очень богобоязненная.
Так вот представьте: у вас есть неограниченные, в общем-то, возможности в отдельно взятом государстве, и вы добровольно от всего этого отказываетесь. Кто из вас мог бы это сделать? Причем ради других! Ведь одно дело – для себя: болею там и не могу тащить на себе этот крест. А вот ради других?
Была у них возможность и уехать, несколько раз была, даже когда большевики заключили уже мир с немцами – те требовали, чтобы им выдали Царскую семью, хотели ее спасти. Однако же император сказал, что они не поедут, и семья его поддержала – в страданиях своего народа они остались до конца.
Пример их жизни изменял тех, кто даже случайно оказывался рядом. Караул, который охранял их в Екатеринбурге, поначалу вел себя хамски, разнузданно, отвратительно. Вот, мол, они вчера были наверху, а сегодня – в моей воле, так поиздеваться, попинать – это же самое то, исконно наше, человеческое!
Но настолько они все это терпеливо переносили, настолько просты были в общении с солдатами, что те невольно начали менять свое отношение на противоположное. Когда ты видишь, что император с тобой, простолюдином, так душевно общается – и не потому, что он боится тебя или заискивает, а потому, что он такой и есть, – то ты и сам начинаешь меняться. Этих караульных потом заменили, поскольку стало ясно: они уже не смогут расстрелять. В последний момент поставили таких, которые смогли.
Так вот Царская семья является примером того, что нужно всегда быть с Господом – что бы ни случилось, какие бы обстоятельства нас ни посетили. И всегда быть готовыми пострадать не только ради Христа, но и ради ближнего своего.
Так Царская семья стала святой, и теперь мы имеем их помощниками каждому из нас и всему государству нашему.

Протоиерей Геннадий Шкиль