Один шанс из тысячи, или Ещё раз об инклюзии
Мы очень сильно мечтаем о том, чтобы здоровые дети и те, у кого физические возможности ограничены, учились вместе, но… только «когда-нибудь потом».
Об инклюзии нам известно немного:
1. Инклюзия – это хорошо.
2. Но не с нашими детьми.
3. И лучше как-нибудь потом, когда страна превратится в Плезантвиль, всюду будут прекрасные удобные пандусы, каждого ребенка сможет сопровождать специально обученный человек, ученые разработают уникальную программу, а врачи изобретут много волшебных таблеток. «Лучше никакой инклюзии, чем настолько плохая и непродуманная», – успокаиваемся мы. Но так ли это?
Анна Уткина
Об инклюзии нам известно немного:
1. Инклюзия – это хорошо.
2. Но не с нашими детьми.
3. И лучше как-нибудь потом, когда страна превратится в Плезантвиль, всюду будут прекрасные удобные пандусы, каждого ребенка сможет сопровождать специально обученный человек, ученые разработают уникальную программу, а врачи изобретут много волшебных таблеток. «Лучше никакой инклюзии, чем настолько плохая и непродуманная», – успокаиваемся мы. Но так ли это?
Как это сказать на жестовом?
Десять лет назад я устроилась подрабатывать вечерним секретарем в автошколу. Это была необычная школа, там обучали вождению слабослышащих и глухих. К этой работе меня никто специально не готовил. Поэтому, когда у кабинета с фотографиями, документами и миллионом вопросов столпились люди, которые общались на совершенно непонятном языке, я, мягко говоря, немного растерялась. Конечно, меня снабдили блокнотом и ручкой. Но очень скоро выяснилось, что письменно многие студенты автошколы изъясняются весьма необычно (особенности грамматики жестового), рука устает, ручки теряются и перестают писать, все нервничают и вместо девяти вечера я ухожу с работы в двенадцать ночи, собирая у кабинета очередь размером с Монблан. Конечно, студентов сопровождал сурдопереводчик. Один на тридцать человек. Он переводил занятия и спешил по своим делам после рабочего дня, а я оставалась один на один с обычными вопросами будущих водителей: «Инструктор не будет ругаться?», «Дадут ли мне права, если я хорошо вожу, просто очень волнуюсь на экзамене?» и «Ничего, если на фото в документах я очень плохо получилась?». Однажды, отчаявшись уместить свой ответ на листе формата А4, я отложила ручку, написав ею последнее предложение: «Как это сказать на жестовом?», а потом прошлась по всей автошколе, показывая тот или иной предмет.Дружба с «говорящей» – повод для насмешек
Группа обучающихся сначала очень удивилась, а потом мне стали наперебой показывать разные варианты жестов, объяснять, как называли машину десять лет назад и как принято сейчас. Как сказать «Мой бойфренд – отличный водитель» и не перепутать с «просто другом». Как попросить фотографию, паспорт, свидетельство о рождении и права. На следующий день девушка из группы принесла мне пособие Всероссийского общества глухих. Уже через месяц я не пользовалась ручкой и блокнотом совсем, а также выяснила, что на экзамене по теории билеты знал всего один человек из группы, он же подсказывал их другим. Через год я пошла учиться на сурдопереводчика сама. Наши отношения не были безоблачными. Выяснилось, что дружба с «говорящей» – повод для насмешек в некоторых кругах. Начав понимать происходящее, я пресекала попытки смухлевать на экзамене, что вылилось в сильнейшую обиду: «Мы ее всему научили, а она…» Иногда я забывалась и начинала рассказывать о таком классном фильме, который сейчас идет в кино, и предлагала сходить туда, чтобы его посмотреть. Иногда забывались студенты – жестовый язык не так прост для понимания, и я каждый раз умоляла говорить помедленнее. Но вместе мы создали маленькую доступную среду в отдельно взятой автошколе. За пределами автошколы оставался огромный мир. В котором мои друзья были «этими на дороге», и мне было очень обидно за них и за операционистов в банке, кассиров в магазине, медсестер в поликлинике, которые в силу отсутствия времени и возможности были лишены счастья говорить с глухими на одном языке. И я сейчас не только о жестовом.Если бы добрый волшебник следил за «особенными»
Конечно, в мире есть не только глухие. Выучить жестовый язык – полбеды. В инклюзии нуждаются запертые на десятых этажах дети с ДЦП, дети с аутизмом, которые общаются при помощи карточек, и дети с синдромом Дауна, которые так злят этот мир своей бесконечной добротой. И когда речь заходит об интеграции, всем вдруг не со зла и не от собственной черствости становится ужасно лень. Вот если бы специальный человек, добрый волшебник приглядывал, чтобы «особенные» дети в классе никому не мешали. Помню, сначала я тоже думала, что если бы сурдопереводчик дал мне хотя бы пару уроков… Если бы учебник по жестовому был лучше составлен… Если бы мне не приходилось заполнять столько бумаг помимо попыток объяснить, зачем они нужны… Но меня выбросили в открытое море и пришлось плыть. В случае с «особенным» учеником в классе у родителей есть выбор. Например, написать директору официальную бумагу с тысячей подписей и просьбой «оградить». Это очень удобно – ограждаться, пока волшебное время «если бы» не наступит, но что, если оно не наступит никогда? Да, на тысячу попыток инклюзии будет девятьсот девяносто девять неудачных. Многим действительно нужен тьютор, которого нет. Логопед, которого нет, и сурдопереводчик, которому платят столько, что в голову приходит анекдот: «Сейчас не стоит вопрос, может ли он прокормить семью, а может ли семья прокормить сурдопереводчика». Но будет одна удачная попытка, и она стоит того. Увы, из-за непреодолимых трудностей, сложных обстоятельств, плохих погодных условий и пестицидов в овощах новый мир… тот мир, о котором мы так мечтаем, чтобы, наконец, показать детям, что означает «быть людьми», может никогда не настать.Анна Уткина
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.