Чего мы хотим от священника: основные тезисы

«Священник должен был стать моим родственником, матерью и отцом, идеальными, которые не имеют слабостей и свойств обычных людей, не раздражаются, не сердятся, полностью разделяют твои взгляды». Публикуем выступление Майи Кучерской на семинаре «Чего мы ждем от священника?», который провел фонд «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского» и Дом русского зарубежья им. А. Солженицына.

Авва Дорофей, Иоанн Лествичник, святой

— Сегодняшняя дискуссия называется «Чего мы хотим от священника?». Название включает в себя местоимение «мы». Я не могу говорить от имени загадочных «мы». Так что буду опираться в основном на свой личный опыт, ну и, может быть, некоторых своих друзей и знакомых, и говорить в основном о том, чего хотела от священника я. На протяжении тех лет, что соотношу себя с христианством.
Я принадлежу к поколению тех, кто обратился в конце 80-х годов. Сначала наше знание о том, что такое духовный отец, было исключительно книжным. Священники не окружали нас в обычной жизни, ни в детстве, ни в юности. Были школьные учителя, университетские преподаватели, были другие старшие взрослые, были родные, но священников не было.
О том, что бывает и другая форма отношений, я узнала из книг — благодаря чтению аввы Дорофея, «Добротолюбия», Иоанна Лествичника, житий святых. В этих книгах описываются люди с древней закваской веры, любви, люди святые.
Вполне естественно, что, не имея опыта общения с реальными священниками, мы легко отождествили тех, кого увидели в церкви, с теми, о ком читали в этих замечательных книгах. Этот феномен хорошо известен. Священник для нас тогда был почти аввой Дорофеем, Иоанном Лествичником, святым.

Мать и отец

И чего же мы, чего я от них хотела?
Во-первых, я хотела, чтобы священник был мне матерью. Конечно, у меня есть прекрасная мама, почти святая женщина, о ней самой стоит писать книги. Но в юные годы я этого совершенно не понимала. И мне хотелось, чтобы именно священник стал для меня идеальной матерью. Чтобы принимал меня такой, какая я есть: сложную, со своими недостатками, чтобы любил меня безусловной любовью. Чтобы жалел меня, гладил по голове и дарил конфетки.
Мало того, я очень хотела, чтобы священник был мне отцом. Тут и язык меня поддерживал, я надеялась, что вот этот конкретный отец, отец Александр, отец Павел, я называю просто любые имена, чтобы он любил меня отеческой любовью, более суровой, строгой, подсказывающей правильный путь. Батюшка должен был стать моим идеальным папой, который если и наказывает, то с огромной любовью. Помню, как от первых епитимий сердце мое замирало и радовалось, ведь именно так и должен вести себя настоящий отец. Добавлю, что мои мягкосердные родители меня не наказывали практически никогда, вероятно, мне этого недоставало.
Итак, вот он, первый круг ожиданий — священник должен был стать моим родственником, матерью и отцом, идеальными, которые не имеют слабостей и свойств обычных людей, не раздражаются, не сердятся, полностью разделяют твои взгляды. И, конечно, я в этой чудесной картине играю роль малого дитяти, вовсе не взрослого, ведь когда мы вырастаем, мы сами должны заботиться о родителях, звонить, возить к врачам — нет-нет! В этой модели так называемое «духовное чадо» — вечный ребенок, независимо от того, сколько ему лет — восемнадцать, двадцать или пятьдесят.

Друг, учитель и муж

Следующий круг — дружеский. Священник — это, конечно, близкий друг, пусть и старший, но он с тобой почти на равных. Ты раскрываешь ему секреты, а он внимательно слушает и опять-таки принимает тебя без критики, и дает тебе умные и проницательные советы, поддерживает в трудную минуту, всегда только так. Он ведь друг сердечный.
Кроме того, священник должен быть учителем, экспертом православия. Так назвал Достоевский Лескова, правда, язвительно.
В прежние времена в общем естественно было обратиться к священнику за информацией. В советское время книг о Церкви в открытом доступе не было, интернета не существовало. Но теперь очень многое можно выяснить, читая первоисточники и не тревожа вопросами священника. Однако спросить же проще! Вот еще одна призма: батюшка — учитель, эксперт, знаток, который нас информирует о том, как правильно поститься, молиться, исповедоваться.
Но и это далеко не все. Православные храмы наполнены кем? Женщинами. В основном мы видим там девушек и женщин. Вот и оказывается, что священник становится единственным мужчиной в доме своих прихожанок. Он начинает заменять фигуру мужа, главы семьи, и снова исключительно дающего, такого вот дарителя, перед которым у тебя нет никаких обязанностей. Он жалеет, понимает, любит. У многих это происходит бессознательно, и говорить об этом не очень принято, но каждому практикующему священнику точно есть что об этом рассказать. Причем случается это не только с одинокими женщинами, нередко священник начинает замещать мужа, вполне существующего, просто не такого образцового и любящего, как хочется его жене.

Бесстрашный, трудолюбивый и независимый

Священник еще и кумир, Бог, который все знает. Многие прихожане, особенно прихожанки, просто слепо принимают все, что думает и говорит батюшка на любые темы, отнюдь не только связанные с духовной жизнью, но и политические, экономические, культурные. Итак, он наш всеведущий Бог. Но и это не все.
Священник должен превратиться в меня. И принимать за меня все тяжелые и ответственные решения. Уезжать или остаться? Говорить или молчать? Я не знаю. Так пусть же батюшка станет Майей. И решает все за меня. Назовем этот отказ от ответственности послушанием. И это еще одна роль, которую мы предлагаем священнику: быть нами.
Ну и последнее. Мы все, и вот тут уж точно не я одна, мы все так хотим, чтобы наш священник был бесстрашным, независимым, свободным. Пусть выходит на амвон и говорит от имени Христа. Пусть говорит, что убивать нехорошо, а убийство грех. Пусть говорит правду, блаженны изгнанные правды ради. Что ж, вот пусть и будет идеальным христианином. Впрочем, когда кто-то, проявив бесстрашие, лишается, например, права служить или даже сана, мы почему-то не спешим к нему, мы даже не думаем о том, чтобы помочь. Не начинаем кормить его семью, поддерживать его детей и матушку. Он же выполнил свой долг! Пусть страдает.
Итак, если подытожить сказанное, мы хотим от священников, чтобы они стали нашим папой, мамой, мужем, лучшим другом, святым, учителем с большой буквы, Богом и нами. Возможно ли это? И что же это, как не побег от ответственности, отчаянный и вдохновенный, побег от ответственности и жизни.
Тут самое, наверное, драматичное, что наши пастыри очень часто люди отзывчивые и добрые и они всеми силами пытаются откликнуться на эти наши, вполне безумные, ожидания. И многие стараются быть мамой и папой, заботиться, быть учителем, терапевтом, помогать во всем и решать за нас наши проблемы. Они, как и мы, кажется, не всегда могут оценить, что это выше человеческих сил. Я не раз наблюдала, как даже самые прекрасные священники надрывались. Но если уж искать виноватых, это была взаимная вина, и прихожан, требовавших невозможного, и пастыря, не умевшего от этих требований уклониться. «Пастырь — человек съеденный», — сказал один католический автор. Может, хватит?
Но если хватит, если не хотеть от священника всего перечисленного, чего же тогда от него хотеть? Зачем он вообще нужен? Резонный вопрос.

Проповедь любви

Я говорила о том, чего ждала и хотела от священника долгие годы. Все это давно позади. Сегодня я знаю, что священник такой же человек, как все мы, все, кто сидит в этом зале. Поэтому единственное, чего я жду от священника — это чтобы он напоминал мне о Христе. Словом, только словом! Мне довольно.
Не надо, чтобы он жил как идеальный христианин. Точнее, это совершенно не мое дело, кто как живет, и ничье.
Да, прямое дело священника — любить Бога, любить Христа и людей, причем разных, всех, кто к нему приходит. Любить открыто, почти по-детски. В последней проповеди митрополита Антония, которую мы видели сейчас на экране, он как раз вспоминает о таком священнике, которого встретил в ранней юности и который всех детей в том летнем детском лагере очень любил. Как хорошо и красиво. Но признаться, и этого я больше не жду. Пусть просто говорит вслух от Евангелия, пусть говорит о том, как любить и жить христианину сегодня.
А дальше — ну, что я могу, да и как я смею чего-то еще от него хотеть? Пусть живет как умеет, в силу своих возможностей, в пределах своих представлений и взглядов. Хватит ждать и хотеть. А в освободившееся от ожидания время можно просто заняться собой, своей душой и тем, чтобы любить тех, кто живет с нами рядом.