5 любимых фотоснимков протоиерея Константина Момотова
Мое увлечение фотографией, как и у многих моих ровесников, уроженцев 1970-х, началось лет в двенадцать, когда дедушка купил мне мой первый фотоаппарат — «Смена символ». Этот был дорогой подарок — по сути, четверть зарплаты… Я храню его до сих пор. А осознанное отношение к фотографии как способу видеть мир мне открыл мой школьный друг, Михаил Зотов. К сожалению, он трагически ушел из жизни, и я до сих пор не могу себе простить того, что не уберег его от этого шага, уже будучи священнослужителем.
Лет десять назад я экспериментировал с пленкой и старыми камерами, которые просто приятно держать в руках. Решил вспомнить как было в детстве, весь этот проявитель, фиксаж… И любовь к фотографии проснулась с новой глубиной. В виртуальную эпоху было очень приятно видеть осязаемый результат и пластику пленочного негатива, даже оцифрованного сканером.
Фотография для меня — способ поделиться впечатлением и размышлением с другим, по-своему интерпретировав обычные вещи, то, что рядом с нами. Попытаться попасть в унисон с восприятием другого человека, увидеть, что делить нам особо нечего: у нас на всех один мир и каждый в нем неповторимая личность.
Протоиерей Константин Момотов
Этот снимок сделан в океанариуме Санкт-Петербурга. Было очень много людей, все суетились, особенно дети. А эта девочка задумчиво стояла у аквариума с хищными рыбами — своими мыслями она была где-то далеко от всей этой толпы. О чем она думала? О дебрях Амазонки, о своих страхах, о страшных рыбах, о том, что они тоже живые и тоже хотят жить и не быть съеденными другими? Не знаю. Поразила ее способность оставаться собой в этой толпе перед страшными рыбами. Думается, сейчас многим из нас особенно этой способности не хватает.
Дед Иван, наш прихожанин. Как и многие старожилы нашей Селезнёвки, до войны ребенком жил на Рынке (северное окончание довоенного Сталинграда, место, где немцы вышли к Волге). Когда Рынок собирались затопить при строительстве ГЭС, многих переселили сюда, в Селезнёвку, ставшую официально поселком Верхнезареченским. Тогда же, в начале 50-х, построили клуб, в нем же и почта, и отделение милиции. В 90-х клуб сгорел. Потом на этих руинах построили здание храма, куда и стали ходить дети войны. Деда Ивана все старожилы всегда ассоциируют с его родителями: «Вы знаете, как веровали Ивановы родители?
Ох, как сильно веровали»! Снимок сделан за полгода до его смерти.
«В Рождество все немного волхвы». Известное стихотворение Иосифа Бродского в этом снимке дополнилось и немножечко ангелами. Рождественский праздник в нашем храме. Снимок на долгой выдержке превратил выступление детей практически в «ангельский полет».
Снимок сделан в доме нашей прихожанки Лидии. Она была еще ребенком, когда ей пришлось бороться за выживание в войну, в том числе во время Сталинградской битвы. Про нее и других бабушек, заставших все эти события, мы сняли фильм. Воспоминания Лидии в нем особенно ярки и горьки. Когда я причащал ее на дому, она, как это часто бывает, стала показывать свою божницу. А этот образ взяла в руки и сказала: «Самая любимая, мамина иконка».
В Волгограде, разрушенном войной, практически не осталось дореволюционной, купеческой застройки. А мне очень не хватает в городской среде такой преемственности. Приходится подбирать взглядом буквально крохи купеческого Царицына, чудом уцелевшие при восстановлении города, угадывать направления бывших улиц. Этот кадр сделан из общего коридора знаменитого дома Вадима Масляева. Совершенно случайно увидел, что форточка послевоенного дома объединила и царицынскую каланчу, и возрожденный Александро-Невский собор.
Лет десять назад я экспериментировал с пленкой и старыми камерами, которые просто приятно держать в руках. Решил вспомнить как было в детстве, весь этот проявитель, фиксаж… И любовь к фотографии проснулась с новой глубиной. В виртуальную эпоху было очень приятно видеть осязаемый результат и пластику пленочного негатива, даже оцифрованного сканером.
Фотография для меня — способ поделиться впечатлением и размышлением с другим, по-своему интерпретировав обычные вещи, то, что рядом с нами. Попытаться попасть в унисон с восприятием другого человека, увидеть, что делить нам особо нечего: у нас на всех один мир и каждый в нем неповторимая личность.
Протоиерей Константин Момотов
1. Пираньи
Этот снимок сделан в океанариуме Санкт-Петербурга. Было очень много людей, все суетились, особенно дети. А эта девочка задумчиво стояла у аквариума с хищными рыбами — своими мыслями она была где-то далеко от всей этой толпы. О чем она думала? О дебрях Амазонки, о своих страхах, о страшных рыбах, о том, что они тоже живые и тоже хотят жить и не быть съеденными другими? Не знаю. Поразила ее способность оставаться собой в этой толпе перед страшными рыбами. Думается, сейчас многим из нас особенно этой способности не хватает.
2. Иван
Дед Иван, наш прихожанин. Как и многие старожилы нашей Селезнёвки, до войны ребенком жил на Рынке (северное окончание довоенного Сталинграда, место, где немцы вышли к Волге). Когда Рынок собирались затопить при строительстве ГЭС, многих переселили сюда, в Селезнёвку, ставшую официально поселком Верхнезареченским. Тогда же, в начале 50-х, построили клуб, в нем же и почта, и отделение милиции. В 90-х клуб сгорел. Потом на этих руинах построили здание храма, куда и стали ходить дети войны. Деда Ивана все старожилы всегда ассоциируют с его родителями: «Вы знаете, как веровали Ивановы родители?
Ох, как сильно веровали»! Снимок сделан за полгода до его смерти.
3. Святки
«В Рождество все немного волхвы». Известное стихотворение Иосифа Бродского в этом снимке дополнилось и немножечко ангелами. Рождественский праздник в нашем храме. Снимок на долгой выдержке превратил выступление детей практически в «ангельский полет».
4. Мамина иконка
Снимок сделан в доме нашей прихожанки Лидии. Она была еще ребенком, когда ей пришлось бороться за выживание в войну, в том числе во время Сталинградской битвы. Про нее и других бабушек, заставших все эти события, мы сняли фильм. Воспоминания Лидии в нем особенно ярки и горьки. Когда я причащал ее на дому, она, как это часто бывает, стала показывать свою божницу. А этот образ взяла в руки и сказала: «Самая любимая, мамина иконка».
5. Форточка
В Волгограде, разрушенном войной, практически не осталось дореволюционной, купеческой застройки. А мне очень не хватает в городской среде такой преемственности. Приходится подбирать взглядом буквально крохи купеческого Царицына, чудом уцелевшие при восстановлении города, угадывать направления бывших улиц. Этот кадр сделан из общего коридора знаменитого дома Вадима Масляева. Совершенно случайно увидел, что форточка послевоенного дома объединила и царицынскую каланчу, и возрожденный Александро-Невский собор.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
