Отбросить дух мамоны

Зависимость — странное явление. У меня есть друг, который говорит, что проблема с алкоголем заключается в том, что его «просто недостаточно». Люди без зависимостей часто понимают это неправильно.



Однажды я услышал, как кто-то сказал человеку, страдающему от зависимости: «Когда ты решил следовать этому пути…» На самом деле внутри зависимости остается очень мало место для решения. Само заболевание, зависимость делает выбор. Вовлеченному человеку часто остается беспомощно смотреть на то, как такие люди проходят очередной виток спирали зависимости, наблюдая за тем, как вся их жизнь движется в направлении, где они становятся бессильными что-либо изменить.
Сначала ты выпиваешь алкоголь,
затем алкоголь выпивает алкоголь,
а потом алкоголь выпивает тебя.
(Ф. С. Фицджеральд. — Прим. перев.)
Это легко можно объяснить на примерах алкоголя и наркотиков. Однако я думаю, что вся наша культура — культура зависимости. Тем, кто подсел на наркотики или алкоголь, просто «повезло» больше, они могут разглядеть свою зависимость более ясно.
В списке грехов, которые упоминаются в Священном Писании, пьянство занимает достойное место. Однако есть и более глубокая привязанность, гораздо масштабнее, которая играет более значительную роль и в Библии, и в наших жизнях, — это корысть. Это простенькое слово кажется несколько старомодным, словно вышедшим из романов Диккенса. И в самом деле, оно настолько ушло из нашего активного словарного запаса, относящегося к вопросам морали, что (не краснея) можно заявить, что «корысть — это хорошо». У греков есть еще более наполненный оттенками смыслов термин — плеонексия. Он означает «желание иметь больше». И такое определение действительно предполагает несравненно более крупную и распространенную проблему.
Желание «иметь больше» покоится в центре современной цивилизации. Богатство и успех все больше воспринимаются как обещание стать желанным. Мы часто оцениваем экономику по показателям роста, а не по каким бы то ни было другим показателям благосостояния. Жадность для нас означает просто хотеть слишком многого. Однако у нас не получается бросить вызов самому желанию.
Здесь меня не заботит экономическая теория, кроме как ее проявления в отношениях, которые могут быть названы «духовностью» культуры. Если в потребительской культуре существует духовность, лучше всего ее можно описать словом плеонексия, алчность. Вот что движет потребителями.
К сожалению, это правда: если бы завтра мы снизили градус алчности, мир, каким мы его знаем, разрушился бы. У нас нет внутреннего контроля над алчностью — в этой роли выступает разве что лимит наших кредитных карт.
Если наше желание иметь больше должно поддерживаться на заданном уровне, нам самим необходимо верить в это и быть согласными принимать участие в этом процессе. И тут наша зависимость выходит на первый план. Мы не только хотим иметь больше, часто мы оказываемся бессильными хотеть меньше. «Синдром раскаяния покупателя» — это не выдумка, это версия потребительского похмелья.
Если желание иметь больше свелось бы к материальным благам, возможно, оно было бы всего лишь в тягость. Однако плеонексия — заболевание духовное, оно поражает нашу жизнь целиком. Плеонексия не расстройство, которое можно свести к одной единственной области нашей жизни. Мы хотим больше всего: больше вещей, больше секса, больше еды, больше развлечений — и так до бесконечности.
В Царствии Небесном самоопустошение — это принцип настоящего бытия (см. Флп 2:5–11). Итак, мы оказываемся порабощенными духовным законом высочайшей иронии: мы жаждем большего, что влечет нас все дальше и дальше от нашего собственного бытия. Чем больше мы получаем, тем меньше существуем.
Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Это высказывание Христа воплощается ежедневно на протяжении всей нашей жизни. Стоит отметить, что великий писатель Александр Солженицын вновь обрел веру, будучи в ГУЛАГе. Странно, но бессодержательность жалкого существования в тюрьме стала для него сокровищем. Когда его в первый раз выпустили в ссылку, на поселение, ему удалось найти маленькую лачугу, в которой он мог жить. У него не было денег, чтобы приобрести мебель, и он нашел только пару коробок, которые служили для него постелью. Когда в дальнейшем обстоятельства улучшились и он приобрел квартиру, он забрал коробки с собой, снова вместо кровати. Его пугал путь плеонексии, он дорожил духовной свободой, которую обрел в бедности.
Православный путь жизни целенаправленно требует нас отбросить дух мамоны. Мы постимся, мы учимся быть щедрыми — и мы делаем это, идя по жизненному пути. Мы не созданы приобретать. Наша жизнь обретается на Кресте. Крест — это и место, где Христос достиг нашего спасения, и путь спасения сам по себе. Это мудрость, и это сила Божия. Мудрость Креста — в самоопустошении Христа. Такое самоопустошение — не против жизни, но, по сути, способ настоящего бытия. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее (ибо кто хочет жизнь свою спасти, тот потеряет ее; а кто потеряет жизнь свою ради Меня, тот сбережет её)(Мф 16:25).
Есть множество людей, всерьез озабоченных тем, как функционирует национальная экономика (они просто постят свои идеи на тему экономики на «Фейсбуке», чтобы потом следить за трафиком). Большая часть наших мыслей плодятся теми же потребительскими /политическими/информационными конгломератами, которые оказывают на нас давление, выводя на первый план потребительские заботы. В настоящее время христиане должны убедиться в том, что их собственное отрицание потребительской культуры не приведет к краху экономики. Но если мы откажемся уйти от разнообразных форм плеонексии, под угрозой окажется сама целостность наших душ.
Думая о духовной природе плеонексии, мы поступим мудро, если станем анализировать всю свою жизнь. Наше желание иметь больше отталкивает от нас других людей или ставит их в положение завистливых соперников. Они вмешиваются в мою жизнь, мое время, мои планы, мои интересы, мои удовольствия и т. д.
Христа ради, потеряй свою жизнь. К чему пытаться приобрести мир?

Протоиерей Стивен Фриман