Сергей Худиев — о попадании в рай: ответ атеистам и постмодернистам

Евангелие обещает вечное спасение всем, кто покается и уверует во Христа; оно же сурово предостерегает тех, кто откажется это сделать. Эти предостережения всегда были (и остаются) довольно раздражающим моментом в отношениях Церкви и мира. Люди не очень счастливы слышать, что они грешники, им грозит нечто невыразимо ужасное, и они непременно должны переменить свои взгляды и поведение, чтобы обрести надежду.



Людям это кажется проявлением немилосердия, если не прямой злобности – Бог этих христиан, значит, отправит нас в ад, если мы не станем играть по их правилам? Трудно им, что ли, пообещать вечное спасение вообще всем – тем более, раз они провозглашают, что Бог есть любовь?
Что же, давайте попробуем прояснить этот вопрос. Люди часто говорят о спасении в разных контекстах – которые определяются тем, реально ли спасение, о котором идет речь.
Тут возможны три позиции. Собственно, традиционно религиозная – человек предназначен для жизни вечной и блаженной, вопрос о том, как ее достичь – самый важный из возможных, потому что величайшее благо, несопоставимое со всеми земными благами, – это вечное спасение, а величайшее бедствие – несопоставимое со всеми земными бедствиями – это вечная гибель.
Вторая – атеистическая. Личное бытие человека, все его радости и скорби, всё это навсегда, полностью, необратимо завершается в момент смерти. Мертвые не могут наследовать ни блаженства, ни муки – их просто нет, и всё. Аморально и глупо обещать людям вечные блага, которые существуют только в воображении.
Третья точка зрения – постмодернистская, ее еще можно назвать пост-атеистической. Постмодернисты говорят примерно так: «Ну конечно, нет никакого вечного спасения, закопают – лопух вырастет, сознание навсегда покинуло его.
Тут нет спора с нашими предшественниками – атеистами. Беда только в том, что они не додумывают свою мысль до конца. А почему аморально обещать людям вечные блага? Что делает обещание аморальным? Его невыполнение, то есть ситуация, когда жертва обнаруживает себя кинутой. Помер такой благочестивый христианин, смотрит – а атеисты-то были правы! Попы-то дурили народ! Нету никакой жизни после смерти! Но ведь если атеисты правы, ему это не угрожает – он просто умрет, утешаясь надеждою, и никогда не узнает, что был неправ.
Обещания, относящиеся к посмертию, конечно, не будут выполнены – но не будут и нарушены, за прекращением существования субъекта, которому они были даны. Если вы обещали умирающему, скажем, виллу в Ницце, он этим утешался и умер с улыбкой, никакого нарушения обещания не произошло. Он не плачет и не высказывает вам горьких упреков – его просто нет. Вы не заслуживаете никакого упрека – вы ничуть не умножили страданий в мире, а, напротив, утешили умирающего.
Если обещания посмертных блаженств помогают человеку претерпевать земные трудности – да на здоровье, пусть себе. Ну, конечно, после смерти его не ждет ничего, и его самого не будет – но вот прямо сейчас он обретает утешение в компании единоверцев, какой смысл его лишать этого важного психологического механизма, который веками помогал нашим предкам справляться с тяготами жизни?»
Традиционная и постатеистическая точки зрения внешне могут выглядеть похожими до слияния – и вторая может влиять на первую. Но что ее демаскирует – это легкая раздача обещаний вечного спасения. Всё равно же покойник не предъявит вам упреков, что вы сбили его с пути спасения, внушив ему ложную успокоенность. Нету же никакого спасения – а равно погибели – на самом деле. Какие хотите сады, такие и обещайте – чего бы и не погладить людей по шерстке, раз никакими реальными плохими последствиями это не грозит, помрут и всё.
Отказ раздавать легкие обещания воспринимается в этом контексте с обидой – ну, трудно, что ли, пообещайте человеку виллу в Ницце, убудет от вас, что ли? Метафизически это ничего не меняет, а психологически – утешение.
Но для традиционной религиозной точки зрения раздача необоснованных обещаний – это страшное дело. Потому что человек умрет, окажется на той стороне, и обнаружит, что его жестоко обманули. Поэтому разговоры о том, кто спасется и как спасаться, надо начинать с разговора о реальности спасения. Есть ли, на самом деле, жизнь после смерти? Рай Небесный – это реальное место назначения, куда можно прибыть – или не прибыть – или просто утешительная сказка?
Если рай – реален, то разговор о пути туда оказывается самым важным разговором на свете.
Не теорией, которую мы обсуждаем на досуге (по правилам этой игры дела обстоят так-то), а самым практическим, что только может быть. Нет ничего ужаснее, чем обманываться в вопросе вечного спасения – или обманывать других.
А если исходить из того, что жизнь после смерти – реальна, нам придется допустить реальность ада. Это неизбежно – и давайте подробнее рассмотрим, почему.
Вот есть, например, злодеи из криминальной хроники, которые похищают, истязают и убивают женщин. Или детей. Ради удовольствия. Это совершенно реальные случаи. В итоге (будем надеяться) полиция их находит и изолирует от общества до самой их смерти.
Должна ли бесконечная милость Божия пустить их в рай – чтобы они вели себя в раю сообразно своим представлениям о желанном? Тогда это будет не рай. Должна ли милость Божия выставить их за дверь? Но тогда вы уже согласитесь, что чтобы сохранить рай раем, из него кого-то неизбежно придется выставить – и это не вопрос нехватки милости. Просто вы не можете иметь рай и нераскаянных злодеев одновременно в одном месте.
Конечно, злодеи – пример крайний. Но он о том, что открытый для всех и без требований покаяния рай тут же превратится в ад. Можно уточнять, кто именно будет выставлен за дверь – «изгнан вон», как говорит Господь Иисус, – но говорить «никто не будет», увы, нечестно. Кто-то будет изгнан вон, во тьму внешнюю – там будет плач и скрежет зубов.
А если никто не будет изгнан – плач и скрежет зубов будет внутри. Необходимо или «погубить губивших землю» (Откр.11:18), или они будут губить землю вечно.
Поэтому последний суд, окончательное разделение неизбежно – в Небесный Иерусалим «не войдет… ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые написаны у Агнца в книге жизни» (Откр.21:27).
Если мы зададимся – несомненно, актуальным – вопросом о том, какое количество зла и греха может быть допущено в рай, чтобы он остался при этом раем, ответ очевиден и с точки зрения разума, и с точки зрения Писания – никакое. Как же нам попасть в рай?
А вот до этого вопроса нам и стоит дойти – потому что сам разговор о спасении приобретает смысл, когда мы осознаем реальность (и, хотя бы отчасти, серьезность) беды, от которой нам надлежит спастись.
Грешник находится в состоянии, объективно несовместимом с раем. Просто взять и «впустить» его в рай – значит этот рай разрушить.
Разговоры о том, что бесконечная милость Божия никого не оставит за дверью, всегда будут приниматься аудиторией с одобрением – но если мы подумаем пять минут, это бы не означало, что ада не будет. Это означало бы, что не будет ничего, кроме ада.
Любовь и милость Божия сохраняет Небесный Иерусалим – тем, что не пускает в него зло. И когда мы ясно осознаем этот факт – который, скажу еще раз, и настойчиво утверждается Господом в Евангелии, и очевиден с точки зрения разума – мы будем готовы говорить о спасении грешников, в котором и является милость Божия.
Бесконечная милость Божия простирается настолько, что Бог становится человеком в лице Иисуса Христа, умирает за беззакония беззаконных, чтобы приобрести им прощение, прощает всякого, кто раскаивается, преображает тех, кто доверился Ему, благодатью Святого Духа, искупает, очищает и вводит в рай грешников.
Но для этого нужно, чтобы они раскаялись, обратились к Богу и приняли это прощение и новую жизнь. Но для этого они должны согласиться.
А для этого христиане не должны скрывать истину – чтобы попасть в рай, нужно обратиться к Богу в покаянии и вере, возложить свою надежду на Иисуса Христа, проявить желание исправить свою жизнь и искать в этом помощи Божией.
Поэтому любой любящий и милосердный человек (и Господь Иисус, прежде всего) призывает грешников к покаянию.
Если нам, скажем, не хочется раздражать злодеев, мы можем им сказать, что не беда, Бог слишком добр, чтобы выставить за дверь кого бы то ни было. Но мы им скажем неправду. Они неизбежно окажутся за дверями.
Грешник может войти в рай, только приняв прощение и глубоко изменившись, – а для этого нужна не только милость Божия, но и капитуляция грешника перед этой милостью. Упорный, ожесточенный и нераскаянный грешник в рай не войдет – иначе это уже не будет рай.
Евангелие – слово благое, слово утешительное; но оно достигает нас (и других людей), когда мы признаем, что мы нуждаемся в спасении. Когда мы капитулируем, мы можем утешать себя и друг друга твердыми и несомненными обетованиями спасения, которые Писание дает всякому верующему во Христа. Когда мы упорствуем в нераскаянии, лучшее, что могут для нас сделать те, кто нас любит, – это предостерегать нас об опасности.