Таинственный случай на похоронах

Лие не повезло с мужем. Глобально и на всю оставшуюся жизнь. Этакий постоянный цугцванг. Это ловушка такая в шахматах. Когда любой ваш ход сделает вам только хуже, а не ходить – нельзя.

Как только справили пышную свадьбу в 1989 году, так все закрутилось в бешеном ритме постоянных перемен.
На другой день после свадьбы Арчил объявил, как ножом отрезал:
– Все. Ты теперь в моей власти. Если раньше жила у папы с мамой как хотела, то теперь есть у тебя патрони. Я мужчина. И я знаю, как лучше.
Лия попыталась возмутиться, но, столкнувшись с холодным взглядом супруга, поняла, что лучше не стоит. Дороже выйдет.
И начались эти спринтерские гонки по вертикали, будто кто из стартового пистолета пальнул.
– Лия, быстро на стол накрывай, мой троюродный брат с семьей из Хони приезжает на похороны своего одноклассника. Я на вокзал – встречать. И смотри, чтоб мчади у тебя были рассыпчатые, а не как в прошлый раз! Ты меня знаешь! – и глазами для пущей острастки зырк-зырк, будто искры от двух кинжалов при ударе.
– Лия, я твою душу мотал! Где моя любимая сорочка?! Что значит, «в стирке»? Как это «воду отключили»? А ты для чего? На соседнюю улицу пойди и принеси. Дура безмозглая. Все я сказать должен? Вах, волос длинный, ум короткий. Без меня в этой жизни совсем пропадешь.
– Лия, что ты копаешься?! Что значит, «не успела бозбаши»? Мои друзья голодными должны остаться?! Погоди, я с тобой разберусь после. Мало не покажется, – и бабах об стенку фарфоровую тарелку из приданого. Вдребезги.
У Лии от окриков – холодный пот. Только и оставалось, что молиться:
– Хоть бы Ачико побольше выпил и заснул побыстрее.
Но и с выпившим тоже проблема. Иди, тащи его до кровати на себе, громадину, когда у вас разница в весе 50 килограмм.
Добро бы был один Ачико, и с ним всем проблемы кончались, но тут еще к нему прилагалось огромное количество родственников.
Жили они в основном в деревне и норовили приехать всем составом по мало-мальским делам в Тбилиси не реже, чем раз в месяц и, конечно, остановиться в двухкомнатной квартирке в итальянском дворе именно у любвеобильного Арчила. Обычно это происходило так.
Не успеет Лия проводить одну партию гостей, как на следующий же день в дверь стучат, –извольте открывать и принимать. Причины при этом самые разнообразные.
–… Врача хочу хорошего повидать, – объяснял троюродный племянник Арчила, сам уже дедушка.
–… А мы на крестины приехали. Дня на три, не больше, – говорила двоюродная тетя с тремя детьми. – Ну, решили задержаться на месяц. Вы же не против?
–… Бабушка наша по подруге соскучилась, – вторил троюродный брат в окружении пяти домочадцев. – Мы ее и прихватили проветриться.
И так далее, и тому подобное. Благо вариантов было превеликое множество.
Тут надо пояснить, что при всем своем домашнем деспотизме Арчил был душа-человек для друзей, знакомых, а для родственников тем более. Зарабатывал он неплохо, таксуя целый день, но денег катастрофически не хватало. Потому играл в карты, влетал в новые долги, в результате которых пришлось продать Лиину квартиру.
Лия все это стоически терпела, потому как угораздило ее один за другим родить сумасбродному супругу троих сыновей. Мальчики есть мальчики. Им без отца никак. Лия это прекрасно понимала и не думала о разводе, что бы Арчил ни вытворял. Только день-деньской стирала, готовила, убирала за оравой гостей и жила одной мыслью, чтобы не огрести по полной от Арчила за какую-то мелочь. И при такой каторжной жизни имела вид аристократки, будто у нее дома тишь и покой, да еще три уборщицы на подхвате.
Соседи иногда, встав раньше обычного, видели, как Лия у общего крана моет ноги холодной водой во дворе. Сперва подивились такому моржеванию, но потом старая Верико с первого этажа догадалась.
– Это она беременеть не хочет. Иначе совсем ее Арчил в гроб загонит.
Охали, сочувствовали за занавесками, но в семейные дела никто не лез.
Так они и жили. Со временем Арчил привык курить план, потому что просто алкоголя ежедневно ему уже не хватало. Характер его тем более не менялся к лучшему.
И вот как-то приехал Арчил навеселе и посигналил снизу, чтоб ему дверь открыли.
Лия тем временем лежала больная, и у нее не было сил встать и встретить мужа, как он привык. Послала сына открыть дверь.
Вскоре в прихожей раздался пьяный рык Арчила.
– А где твоя мать-бездельница? Почему не соизволила меня встретить? Подожди, я завтра ей устрою бенефис. Тут, посредине комнаты, ее гроб будет стоять. Не будь я Арчил Талахадзе!
Лия, слыша эти крики, обмерла. Она не сомневалась, что завтра именно так все и будет.
Потом вдруг наступило какое-то затишье, и сын вдруг вскрикнул:
– Папа, что с тобой?
Лия кое-как встала и увидела, что в прихожей навзничь лежит ее муж. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: его уже не вернешь. Вызвали скорую, и бригада просто констатировала причину смерти: тромб оторвался. Покойный был сильно пьян, да еще и под действием передоза.
Дальше кутерьма, люди, цветы, соболезнования.
В последний день перед выносом обычно никто не спит, самые близкие бодрствуют и так прощаются с усопшим.
Пришли к Лии ее подруги, чтобы хоть как-то поддержать вдову. Невольно стали вспоминать прошлые деяния. О покойниках либо хорошо говорят, либо ничего, кроме правды.
А правда, она, как ее ни приукрашивай, все равно вылезет.
– Лия, дорогая, как же ты с ним мучилась!
– Он был очень добрым человеком, но из тебя все соки вытянул.
– Сам себя не жалел и тебе жизнь испортил, – говорили подруги.
Лия кивала, вытирала платком слезы, соглашалась.
И вдруг все четверо подруг услышали голос Арчила с его типичной разъяренной интонацией, как он обычно привык требовать к себе жену:
– Лия!!!
Все испуганно посмотрели друг на друга. Нет, это не могло быть групповой галлюцинацией. Потом выглянули в зал, где стоял открытый гроб.
Покойник лежал на месте, и выражение лица его было совсем не благостным.
Все перекрестились, и желание говорить резко пропало.
– Девочки, он ушел не в лучшем состоянии. Ему, наверное, сейчас и так нелегко. Давайте лучше помолимся, – и потянулась к Псалтыри. – От этого точно будет хоть какая-то польза.
И хотя подруги были с разными убеждениями, но это предложение встретили единогласно.

Мария Сараджишвили