Иосиф Бродский и его рождественский романс

Иосиф Александрович Бродский (1940–1996) входит в число самых популярных русскоязычных поэтов. Стихи Бродского широко известны за рубежом, его тексты переведены на множество языков. В 1987 году Бродскому была присуждена Нобелевская премия по литературе с формулировкой «за всеобъемлющую литературную деятельность, отличающуюся ясностью мысли и поэтической интенсивностью».

«Рождественский цикл» Бродского — уникальное явление в мировой поэзии

«Рождественский романс» входит в авторский цикл Бродского «Рождественские стихи», включающий 23 поэтических текста. «Рождественский романс», посвященный близкому другу Бродского, ленинградскому поэту Евгению Рейну, стал первым стихотворением этого цикла. В течение 10 лет (до 1972 года — года вынужденной эмиграции) поэт регулярно писал рождественские стихи: «Я к каждому Рождеству пытался написать стихотворение — как поздравление с днем рождения». Затем был перерыв. Текстов, посвященных Рождеству, не было с 1972 года по декабрь 1980-го, с 1980-го по 1987-й годы. С этих пор и до своей смерти в 1996 году он ежегодно создавал новые поэтические рождественские послания.
В интервью «Рождество: точка отсчета», которое Бродский дал в эмиграции журналисту Петру Вайлю, поэт рассказал о зарождении идеи стихотворного рождественского цикла: «Я помню первые рождественские стихи, которые я написал… Из какого-то журнальчика я вырезал себе картинку “Поклонение волхвов”, приклеил над печкой и смотрел довольно часто по вечерам. И решил написать стихотворение с этим сюжетом». Бродский определял Рождество следующим образом: «Рождество — это день рождения Иисуса Христа. Единственный человек или Богочеловек, чей день рождения я считаю своим долгом справлять».
В мировой поэзии нет аналогов «рождественскому циклу» Бродского. В некоторой степени предшественниками можно считать стихи Бориса Пастернака на евангельские мотивы, включенные им в роман «Доктор Живаго», а также венок религиозно-философских сонетов английского поэта-метафизика XVII века Джона Донна. Донн — один из любимых поэтов Бродского — в своем лирическом религиозном цикле «Священные сонеты» обращается к главным событиям земной жизни Иисуса Христа. Бродский сам признавался, что цикл сонетов Донна повлиял на него: «Мне ужасно понравился этот перевод небесного на земной… то есть перевод явлений бесконечных в язык конечный».

Религиозность Бродского

Когда у поэта спросили, религиозен ли он, тот ответил: «Я не знаю. Иногда да, иногда нет». Свой рождественский цикл Бродский задумывал, как он сам признавался, «не по соображениям религиозного порядка, а, скорее, по соображениям эстетическим или психологическим». При этом, поэт всегда искренне воспринимал идею явления в мир Богочеловека (современниками поэта не раз отмечался настоящий «рождественский энтузиазм» поэта).
Несмотря на то, что с Евангелием Бродский познакомился позднее, чем начал писать рождественский цикл, религиозное начало было присуще его мировосприятию, что заметно уже в ранних стихах. В «Рождественском романсе» поэт, еще не открывший для себя Писание, все же ориентируется на дух Рождества, интуитивно ощущает его. Новый Завет Бродский прочтет в 1963 году, что, конечно, отразится и на его художественном видении, и на его мировоззрении. Воцерковленным человеком поэт так и не стал, но уважение к христианству в нем чувствовалось всегда.

Исторический контекст

«Рождественский романс» был написан 21-летним Бродским в декабре 1961 года (однако некоторые исследователи литературы склонны относить текст к 1962 году), то есть до ареста и ссылки. Стихотворение со словом «Рождество» в заглавии писалось в то время, когда для большинства людей ключевым праздником сстал Новый год. Борьба с празднованием Рождества началась в 1920-е годы, его откровенно «запрещали» («Не сбивайте нас с толку, не делайте Рождества и елку!» — под подобными лозунгами в те годы выводили детей на антирождественские митинги), но люди продолжали отмечать Рождество, и к 1930-м годам была придумана более действенная схема борьбы: Рождество заместили Новым годом, утверждающим надежду на некую «новую» жизнь.
Новый год стал символом ожидания чудесного нового мира, символом приближения к обществу всеобщего счастья и благосостояния. Атрибутика Рождества частично сохранялась, но вводилась в новый контекст. В итоге Новый год стал любимым всенародным праздником, само Рождество стало восприниматься как западная традиция, а церковный праздник (7 января) был почти забыт в отличие от Пасхи. Эти идейные манипуляции с вытеснением Рождества из сознания людей играют важную роль в понимании рождественских стихотворений Иосифа Бродского.

Москва или Петербург?

Уже в самом начале «Рождественского романса» мы сталкиваемся с загадкой. Где разворачивается действие? На первый взгляд все очевидно: в Замоскворечье и на прилегающих к нему улицах (более того, известно, что «Рождественский романс» Бродский написал в Москве). Упоминаются Александровский сад, Ордынка, автор пишет о «мгле замоскворецкой». Литературоведы также отмечают, что строка «пахнет сладкою халвою» указывает на «обонятельное впечатление»: рядом с Замоскворечьем была расположена кондитерская фабрика «Красный Октябрь».
Однако сквозь облик «ночной столицы» проступают черты другой, бывшей столицы — Петербурга. «Речные» и «корабельные» образы, «пчелиный хор сомнамбул, пьяниц», «желтая печальная лестница» — все это очень напоминает Петербург, каким он предстает в произведениях Пушкина, Гоголя, Достоевского, Белого и Мандельштама. Также известно, что до 1918 года «Александровским» назывался еще и Адмиралтейский сад в Петербурге. Поэтому «кораблик негасимый», который плывет в первой строфе стихотворения над московской кремлевской стеной, — это не просто изысканная метафора луны, но и напоминание о «кораблике»-флюгере на шпиле Адмиралтейства.
Тему взаимопроникновения настоящего и прошлого усиливает и строка «мертвецы стоят в обнимку с особняками». Исследователи творчества Бродского расшифровали, что мертвецами здесь названы новые дома, стоящие по соседству со старыми постройками. Тот же эффект создает и «такси с больными седоками» — словно машина времени, современный автомобиль перевозит пассажиров, названных устаревшим словом.
Обе столицы в стихотворении как бы объединяются образом «полночного поезда», который символизирует наступление Рождества. По мнению исследователей, здесь имеется в виду знаменитая «Красная стрела», которая в полночь отправлялась в путь с Ленинградского вокзала в Москве и с Московского вокзала — в Ленинграде. Хотя «Рождественский романс» назван «рождественским», он и написан, и посвящен формально Новому году. Именно формально.

О чем же «Рождественский романс»?

Смещение пространства, времени, знакомые вещи, персонажи, явления, которые предстают в каком-то совершенно незнакомом, почти фантастическом виде, убаюкивающий (особенно а авторском исполнении) и одновременно чеканный, как у маятника, ритм — погружение в стихотворение Бродского сопоставимо с погружением в сон, в состояние, где в осколках реальности отражается иное, то, чего мы не можем назвать и объяснить. Здесь стираются границы между мирами: взрослым миром вечного повторения, обреченной на умирание повседневности, где слова «новый год» снова и снова обманывают человека напрасной надеждой на действительно новое, где мысль о будущем оборачивается приступом тоски, где эта тоска обволакивает как дышащих еще, но уже пьяных или больных, так и бездыханных созданий, мертвецов; и утраченным миром детства, не знающим смерти, не допускающим, а утверждающим возможность чуда, радостным миром, в котором ничто не повторяется, но все — в первый раз, словно непрекращающееся Рождество.
Да, «Рождество» ни разу не упоминается в самом стихотворении. Но в этот странный сон оно то и дело прорывается, оставляет заблудившемуся между мирами печальному человеку свои приметы: снежинку на вагоне, мед огней, аромат халвы, сияние праздничного пирога и, наконец, — острое чувство непонятно откуда взявшейся надежды, которая изо всех сил бьется в трижды повторяющемся «как будто» в последней строфе. Доверится ли человек этим приметам, решится ли пойти по этим следам, очнется ли он ото сна в мире вечного Рождества, или же проснется обратно в свой тоскливый мир, по иронии судьбы называющий каждый год на пути к собственному умиранию «новым»? Бродский оставляет ответ на этот вопрос нам, читателям его сна.

P.S.
Через 10 лет, в 1971 году, Бродский напишет еще одно рождественское и очень известное стихотворение «В Рождество мы все немного волхвы». Действие там снова происходит на Новый год, и в этом стихотворении уже тридцатилетний поэт, много переживший за десятилетие, прочитавший Евангелие, совершенно забудет о «необъяснимой тоске», откажется от «как будто» в отношении чуда и совершенно иначе посмотрит на новогоднюю суету. Рождество станет для поэта единственной и подлинной реальностью, но об этом нам еще предстоит поговорить.