История о тёте Люде

Когда я была маленькой, тетя Люда была диковинкой для меня — городская! Она приезжала в Новоильинск на родительский день.

Этот день для меня не был днем скорби, я не чувствовала печали у родителей, мама стряпала хворост и красила разноцветную крупу. Наоборот, это был радостный день: на кладбище мы встречались со всей родней. Потом мы шли поминать к бабе Нюре или к кому-нибудь из ее дочек, иногда ходили и на дальнее кладбище, тогда заходили и к тете Эле. Я ждала этого дня, он для меня был важен.
Я не знала, кем приходится нам тетя Люда, но знала, что все мы почему-то нужны ей. У нее были темно-рыжие волосы, химия на голове, сама она была невысокая, но крепкая. Она не была высокомерной, но была ироничной и острой на язык. Из тех, кто любит говорить правду-матку в лицо.
Не ко всем родственникам она заходила в гости: семью двоюродного брата обходила стороной, там когда-то давно ее дочку обвинили в воровстве. А такое она не могла ни понять, ни простить. Она сказала никогда, значит, никогда.
Я знала, что у нее есть дочка Леночка, тонконогая высокая девочка, милая и одетая куколкой. Еще я знала, что они с мужем души в ней не чают и возят ее в разные путешествия.
Бабушка рассказывала мне, что Людке очень повезло с Володей, непьющий, ее уважает, живут они хорошо. Он рукастый, сам мебель умеет делать, шапки и унты шьет, хороший мужик, повезло ей. А она телеграфисткой всю жизнь на вокзале работает.
Тут бабушка делала отступление и рассказывала, что она сама в молодости была телефонисткой, а Люда маленькая жила у них и ходила с ней на работу, очень ей нравились трубки, провода и рычажки разные.
Потом бабушка рассказывала странную и страшную историю. Бабушкин дед был на войне, он вернулся живым, но словно сошел с ума. Дети, рожденные после его возвращения, дочь и сын, понесли эту печать на себе. Мама моей бабушки была рождена до войны, а мама тети Люды, Мария — после.
Марию отдали замуж в 14 лет. Когда муж уходил на работу, она шла играть в песочницу или в куклы. Прожила она недолго — сошла с ума, постоянно пыталась покончить с собой. Однажды она ушла из дома, ее нашли в лесу повешенной. Брат ее тоже повесился.
У нее была единственная дочь, Людмила, и жить она пошла к моим бабушке и дедушке. Дружбу с моей мамой и братьями она пронесла через всю жизнь. Любила и нас — внуков, особенно мою сестру.
— Хорошо, что с Володей они живут хорошо, — вздыхала бабушка. — Только детей у них не родилось.
Однажды тетя Люда пошла на обход вокзала и нашла ребеночка, маленького, в покрывало завернутого. Они взяли девочку к себе.

***
Она приезжала в Новоильинск каждый год, а однажды мы поехали к ней: дядя Андрей взял меня с собой в гости. И вот тогда я узнала, что Ленка ушла из дома, что они с дядей Володей постоянно выручают ее из комнаты милиции, что она забеременела, поняла это поздно, что напилась абортивных таблеток, попала в больницу, но ребенок выжил, что она родила и оставила ребенка в больнице и что, в конце концов, тетя Люда с дядей Володей решили малыша забрать.
Я слушала ее и смотрела на лежащего в кроватке Олежека, рыжеволосого пухлого малыша. Вставать он не мог, так как после всего, что он пережил, у него деформировалась ножка.
Дядя Володя умер скоротечно. Ленка повзрослела, ушла жить к отцу ребенка и забрала Олежку.
Когда я училась на 3 курсе, тетя взяла меня жить к себе. Я разглядела ее ближе.
Ее дом теперь был неуютным, о прежней жизни напоминала только сделанная дядей Володей мебель, в квартире почти ничего не было, а каждая комната запиралась на ключ. Ленка все равно приходила, когда никого не было, чтобы что-нибудь взять на продажу. Почему-то иногда тетя Люда закрывала комнату и от меня.
Я поселилась в бывшую комнату Лены, в ней сушила тетя Люда травы, и в ней же стояло множество бумажных пакетов с готовыми травами, березовыми сережками и сосновыми шишками, половина комнаты точно.
Я спала на матрасе, после занятий я приходила и читала на этом же свернутом матрасе.
Тетя Люда рассказала, что у нее была онкология, она не могла ходить, а дядя Володя ставил ее ноги на свои и водил по квартире, он кормил ее с ложечки, а потом нашел травника, который вернул ее к жизни. С тех пор она не ела мяса, собирала травы и моржевала. Она была очень сильной, упрямой и напористой.
Она не плакала, но когда она говорила о муже, я чувствовала вселенское горе в ее словах. О дочке же ничего не говорила, вспоминала редко и только с обидой — та не давала видеться в Олегом.
Тетя Люда все также работала телефонисткой на вокзале, после ночной смены покупала пирожки и по дороге кормила бродячих собак, они ее ждали. Об этих собаках она рассказывала чаще всего.

***
Я ее видела не часто, она отсыпалась после смены и уходила или уезжала к кому-нибудь из подруг.
Я думаю, она убегала от себя, от своего одиночества, но никак не могла его преодолеть.Словно ее материнская трагедия подорвала доверие ко всему миру и ко всем людям. Она шла навстречу к людям, но не могла почувствовать единства ни с кем. Человек может ничего не иметь и быть счастливым, но если нет любви, то ничем не утишить внутреннюю боль. Каждый страдает от одиночества, но преодолеть его можно любовью.
Мы почти не разговаривали, иногда она была суровой. Она хотела, чтобы я не была размазней и не пропустила жизнь за книгами. Я знала, что она любит меня, как умеет. А я ее любила в ответ и люблю до сих пор. Тоже — как умею. У нее я научилась обливаться ледяной водой, собирать травы и жевать серу.

***
Я была вечно голодной студенткой. Тетя же питалась очень скудно, всю жизнь соблюдала диету, воду отстаивала, не делала запасов. И почти не готовила дома.
Однажды в холодильнике появилась загадочная банка с чем-то сладким, перед службой я решила подкрепиться и взяла, конечно, не спросясь, несколько ложек из банки.
Пришла на службу, это было Благовещенье, но стоять не могла: невозможно крутило живот. Мне пришлось каждые пять минут выбегать во двор. Я каялась в воровстве и думала, что Господь здорово меня вразумил.
А дома я услышала, как тетя Люда рассказывает подруге по телефону, что приготовила чудесное слабительное средство.
Если бы тетя Люда и мне принесла пирожок, я была бы счастлива.

***
Через год мой отец переехал жить и работать в город, я уехала от тети. Она взяла другую родственницу жить. Но ужиться они, кажется, не смогли.
Летом следующего года я вышла замуж, сразу же вышла работать в Вознесенский храм посудомойкой. Тетя Люда пришла ко мне в трапезную, она была напугана, говорила, что ей тяжело и ее одолевают мысли о самоубийстве. Мне было ее жаль, я обняла ее. И отпустила. Через неделю ее нашли повешенной.
Что помешало мне навестить ее? То, что я замужем была всего несколько дней и не видела ничего за своим счастьем? То, что все мои мысли были о том, как выжить без денег, как дожить хотя бы до первой зарплаты? То, что я была неопытной девчонкой или то, что я не умела любить?
Я не умела любить тогда, не научилась этому и сейчас. Настоящая любовь не замыкается на одном человеке. Если ты любишь одного человека по-настоящему, значит, ты любишь и других, весь мир и саму жизнь. В любви невозможны жертвы. Жертва, это то, что ты отдаешь с болью, а в любви есть дары, которые ты отдаешь с радостью.
Я так и не научилась любить. Я все еще делаю жертвы.

***
Мы готовили квартиру к похоронам, и я решила взять себе на память трехтомник Есенина, который мне очень нравился. Я перерыла всю библиотеку, но его уже не было.
Мы очень долго читали над гробом псалтырь, Лена тоже прочитала кафизму.
Ее я больше не видела, она продала квартиру и уехала. Олег вырос, стал программистом, кажется, у него еще родилась сестра.
Тетя мне снится, говорит голосом, полным жуткого отчаянья, что ей плохо.
Батюшка сказал, что за нее нужно подавать милостыню. Говорить про себя, что это жертва за Марию, ее крестили Марией — как мать.
Я хочу научиться любить, я не хочу жертвовать, я хочу одаривать. Я хочу это сделать для нее. Для тети Люды.

Ольга Шигина