Волшебство и Евангелие
Чем отличается мир волшебства от мира магии? Почему «Гарри Поттер» – полезная детская книга? Об этом говорил на открытой лекции иеромонах Димитрий (Першин).
Лекция председателя Миссионерской комиссии при Епархиальном совете города Москвы прошла в культурно-просветительском центре им. святителя Иоанна Златоуста.
Джон Толкин в эссе «О волшебных сказках» отмечает, что сказка рождается вместе с речью. Как только человек обнаружил в себе способность формулировать мысли с помощью существительных и прилагательных, он понял, что может творить новые миры, разделяя акциденции и субстанции (если говорить на философском языке), то есть сущность и определения, признаки сущности.
Имея творческий дар и будучи образом Божиим, человек привносит новизну в этот мир, но в отличие от Творца не может творить из ничего.
Человек берет то, что уже есть, и лишь смешивает краски, находит их новые сочетания, комбинирует формы и модусы бытия.
Благодаря его талантам возникает волшебный мир, мир фантазий, мир придуманный, в котором совершается то, что в обычном мире невозможно.
Конечно, в мире фантазий могут быть и кривые зеркала, но всё же при всей нашей падшести мы тоскуем по первозданной чистоте, в самой глубине сердца обращены к небу и взыскуем Бога.
Поэтому для Толкина волшебный мир – это мир, куда мы, во-первых, уходим из нашей плоской, серой, скучной, технологичной городской суеты. В волшебном мире человек обретает простор и свободу. Там всё происходит, как должно.
Во-вторых, это мир, в котором красота сияет исходными, изначальными цветами. Это мир, в котором вещи называются своими именами.
В-третьих, это мир, в котором персонажи верят в волшебство, они принимают законы волшебного мира.
И в-четвертых, этот мир идет путем эвкатастрофы (эв – греч. благо) – после всех перипетий в схватке с подлым и, казалось бы, всесильным злом побеждает добро. И этот финальный поединок со злом по Толкину – евангельское эхо, но эхо, которое уходит не вперед, а назад в прошлое. Поэтому во всех внебиблейских мифологиях, во всех сказках где-то на грани мифа и реальности звучит надежда на то, что добро одолеет посрамленное зло.
Часто мы даем детям какой-то общий объем знаний о молитвах, законе Божием, но душевной жизни у наших детей нет. Запрос есть – быть героем, совершать подвиги – а как это делать, непонятно. При этом волшебных сказок мы боимся, так как податливы на фобии, что «Гарри Поттер» вреден, «Карлсон» опасен и так далее, и у детей эти горизонты жизни выпадают, что порождает внутренний протест и ставит их перед ложным выбором: христианство либо культура. Правильный ответ: и то, и то. Но чаще мы зацикливаемся на чём-то одном. И дети растут либо невротиками, либо нехристианами.
Мераб Мамардашвили пояснял, что суть европейской литературы и, в частности, европейского романа заключается в воспитании чувств. А наши дети, как зомби, «воткнуты» в игры, не могут оторваться от боевиков и аниме просто потому, что другого ничего нет. И здесь поразителен успех «Гарри Поттера», которого прочитала чуть ли не четверть планеты.
Успех этого текста означает, что либо мир провалился во мглу, в которую все читатели ушли вслед за Гарри Поттером от законов фундаментальной науки и истин христианской веры, либо это мы, подобно царевичу Рабадашу из нарнианской истории про «Коня и его мальчика», такие вислоухие, что не слышим собственных детей.
Ведь фэнтезийных книг на разных языках выходит очень много, но их не читают или читают мало, а «Гарри Поттера» прочли почти все. Христос говорит: «Будьте как дети». Раз уже дети обратились к этому тексту, хорошо бы отказаться от презумпции их виновности в пользу их чистоты – увы, бывает, нам уже недоступной.
А каков финальный аккорд «Гарри Поттера»? Что «запускает» поединок Поттера и Вольдеморта? Почему Гарри скидывает плащ-невидимку и обнаруживает себя? Потому что Вольдеморт направляет палочку на Молли Уизли, чтобы убить ее. А для Гарри Молли – это вторая мама, и для нее он тоже – восьмой и любимый ребенок, к тому же мы понимаем, что для Гарри Молли – это еще теща в неотдаленной перспективе.
Получается красивая сквозная симметрия – сначала мать закрывает своего сына, потом выросший герой закрывает мать. Здесь я обычно говорю подросткам: вы понимаете, как вы должны любить девушку? Так же, как Гарри Поттер, положивший за ее маму жизнь.
Но для Вольдеморта это покаянное «виноват» равносильно смерти в его падшем существовании. Вместо этого он ответно покушается убить Гарри Поттера, выстреливая из волшебной палочки зеленым лучом. А Гарри парирует этот выстрел, обезоруживая врага с помощью красного луча. Но тогда возникает вопрос, почему именно Вольдеморт был убит в ходе этой схватки? Кто его убил?
С самого начала книги меня смущала одна логическая неувязка. С одной стороны, согласно правилам этого мира, поведение добрых героев определяется тремя жесткими запретами – на убийство, пытки и зомбирование или тотальный контроль над свободой и волей другого мыслящего существа. Тем самым, как отмечал протодиакон Андрей Кураев, и в гаррипоттеровском, и в нашем мире у зла изначально больше возможностей. Зло изворотливее, коварнее, его арсенал богаче и в этом смысле на короткой дистанции зло, добиваясь своих целей, может позволить себе куда больше черных средств, неприемлемых для добра.
С другой стороны, с первых же глав поттерианы перед нами – целая вереница пророчеств о том, что будет поединок Гарри – Вольдеморт, в ходе которого один должен будет погибнуть. Поскольку добрым героям запрещено убивать, сразу возникает вопрос: если погибнет не Гарри Поттер, то кто убьет Вольдеморта?
Ответ конгениален православному учению о посмертном воздаянии злодеям. Вольдеморт убивает сам себя, потому что вся его злоба, сконцентрированная в убойном заклятии «Авада Кедавра», отразилась от любви Гарри Поттера, накануне в буквальном смысле положившего душу свою и за други, и за враги своя, и бумерангом прикончила ее адресанта.
Здесь Роулинг затрагивает важнейшую тему: выбирая зло, мы наказываем сами себя. Не какие-то внешние судьи наказывают зло какими-то внешними страданиями, а оно само себе причиняет боль, само себя коверкает и навечно губит.
Так вот глава «Кингс-Кросс» отвечает на недоумения, возникшие у Гарри в более ранней главе «Годрикова впадина». Напомню, что в оной повествуется о том, как Гарри и Гермиона посещают кладбище, где погребены родители Гарри, а также родные Дамблдора – его мама Кендра и его сестра Ариана. Это происходит в навечерие Рождества, когда из заснеженной церкви, мимо которой проходят подростки, доносится пение рождественских гимнов.
Именно в канун этого светлого праздника сказочный мир Гарри Поттера впрямую доносит до нас весть Нового Завета. В «Годриковой впадине» волшебное и Евангельское пространства текстуально пересекаются, образуя новые измерения христианского свидетельства в мире современной культуры.
Дело в том, что Гарри и Гермиона обнаруживают надписи на могильных камнях – и это прямые цитаты из Книги книг. На могиле Кендры и Арианы выбиты слова Спасителя: «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше».
Очень трогательная цитата, ведь там вместе погребены мать и дочь. Мать, случайно погибшая от руки дочери, которую она не стала отдавать в психбольницу, своей жизнью оплатившая ее душевный покой. И дочь, которую не смог уберечь от гибели ее старший брат – Дамблдор, увлекавшийся по молодости ницшеанским мировоззрением. А на могиле родителей Поттера надпись из первого послания к Коринфянам апостола Павла: «Последний же враг истребится – смерть» (1 Кор. 15:26).
Но Гарри не ассоциирует эту фразу с новозаветным посланием. Он не знаком с этими словами. Он такой же невежда-тинэйджер, как наши дети, поэтому он прочитывает этот текст как манифест пожирателей смерти, где слово «смерть» – подпись.
Гермиона убеждает его, что это не подпись, а пояснение: последний враг истребится, а именно смерть. Ведь Христос низверг сатану, открыв нам врата Царствия Небесного, даровал нам Себя в таинствах, и только смерть осталась еще в числе наших врагов, но, когда закончится время, смерть умрет навсегда. Но Гарри настолько погружен в свои мысли о матери и отце под могильной плитой, что эти объяснения проходят мимо него.
Ответ на свое недоумение Гарри получает в главе «Кингс-Кросс», когда уходит в Запретный лес, чтобы отдать свою жизнь за всех. От Снейпа он узнаёт, что он сам – ходящий крестраж, и поэтому всё, что ему остается, – это подставить лоб под умерщвляющий зеленый луч Вольдеморта. Он идет умирать примерно так, как Симеон Богоприимец в стихотворении «Сретение» Бродского:
Он шел умирать. И не в уличный гул
он, дверь отворивши руками, шагнул,
но в глухонемые владения смерти.
Он шел по пространству, лишенному тверди,
он слышал, что время утратило звук.
И образ Младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою
как некий светильник, в ту черную тьму,
в которой дотоле еще никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась.
Только в случае Гарри Поттера таким светильником стала любовь его ближних. Когда Гарри, войдя в пронизанный лунным сиянием лес, поворачивает воскрешающий камень, он видит отца, маму и всех иных родных ему людей, которые отдали за него свои жизни. И здесь уместна уже строфа из песни Владимира Высоцкого:
Наши мертвые нас не оставят в беде,
Наши павшие – как часовые…
Отражается небо в лесу, как в воде, –
И деревья стоят голубые.
Прочнее смерти любовь, вот почему родные всегда с нами, всегда рядом, незримые, но небезразличные. И здесь нельзя не вспомнить слова Симеона Франка, который говорит, что когда мы принимаем решение о будущем нашей цивилизации, земли, народа, нам важно прислушиваться к голосам тех, кто жил на земле до нас. Подумать о том, ради какого будущего они отдавали жизнь. Голосуя, полезно к нашему большинству присовокупить голоса тех, кто ушел. И может быть, тогда перевесит иная чаша народных весов.
Гарри именно хочет умереть, и своей смертью закрыть других, эта добровольность очень важна, так как именно поэтому неведомым для Вольдеморта образом сработал более древний волшебный закон, о котором Вольдеморт не имел никакого представления, и Гарри не умер.
Отмечу, что «тайная магия еще более древних, чем зло, времен» – это формула из «Хроник Нарнии». Там вопреки всем усилиям Белой Колдуньи животворящая сила любви воскресила Аслана, добровольно положившего свою жизнь за предателя. Именно эта льюисовская сила любви, неведомая Вольдеморту, спасает и Гарри в семикнижье Роулинг.
Еще одна параллель уже с «Племянником чародея» – место между мирами. Попав в белое пространство, в котором Гарри к вящему удовольствию Дамблдора усматривает аналогию с лондонским вокзалом Кингс-Кросс, и Поттер, и Вольдеморт оказываются в пространстве между мирами, в шлюзе, переводящем от времени к вечности.
Это доброе место, поэтому душа Вольдеморта там – это карлик с как будто бы обожженной кожей, которому весьма приплохело. Почему? Его никто не мучает, не жарит на сковородке, но он сам себя закапсюлировал в своей злобе, а без встречного движения из этой бездонной злобы к Богу и людям ему невозможно помочь.
Иными словами, Бог окрылил человека свободой не для того, чтобы ее когда-либо отнять. Вот почему, если человек разворачивает себя в своей злобе против Бога, против своей природы, в посмертии Бог не навязывает ему Себя.
Про участь Вольдеморта повествует 25-я глава Евангелия от Матфея, где есть такие слова: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня…»
Если всерьез задуматься над этим сюжетом Евангелия, окажется, что человек может уподобить себя не Творцу, но бесам, и попасть, вопреки Его воле, в вечный огонь, уготованный отнюдь не нам, но врагу рода человеческого.
Топливо этого огня – бесконечный когнитивный диссонанс, вызванный тем, что хотелки, страсти у человека есть, но он не может их реализовать, потому что там, где он оказался, для них нет места. А для общения с Богом, людьми, красотой мироздания у него также ничего нет, он пустой, он так и не научился любить.
После того, как выясняется, что здесь помочь душе Вольдеморта невозможно, ибо двери ада заперты изнутри, в разговоре Гарри Поттера с Дамблдором возникает вопрос о том, что Гарри делать дальше – идти вперед к вечности или вернуться во время.
И Дамблдор находит неожиданный аргумент. Он советует Гарри: «Не жалей умерших, жалей живых, особенно тех, у кого нет любви». А у кого в наибольшей степени нет любви? У Вольдеморта. И Гарри возвращается назад в том числе и ради своего главного врага, надеясь пробудить в нем покаяние.
Поэтому в том последнем разговоре он обламывает иллюзии Вольдеморта о победоносности его бузинной палочки. Также он предупреждает своего врага о том, что дарованная Гарри за самопожертвование сила любви превосходит всю Вольдемортову злобу. А затем просит его: «Покайся, Том. Я тебя видел». Но Вольдеморт сам добивает свою душу. И вместо покаяния извергает из себя убийственное заклятие, обернувшееся против него же.
Августин привнес в западное богословие учение о предопределении грешников к вечной гибели. Он удивляется тому, что хотя бы кто-то из людей может спастись, настолько греховное состояние падшего человека было, по мысли блаженного Августина, несовместимо с Царствием Божиим, пришедшим в силе. Он полагал, что и язычники, и некрещеные младенцы, и многие христиане обречены на вечную смерть.
А на Востоке, наоборот, богословы удивлялись тому, как вообще кто-то может погибнуть? Ведь если Бог есть любовь, как возможно, что кто-то не спасется? Разве любовь допустит чье-либо страдание в бесконечной вечности?
И поэтому, начиная с Оригена, появлялись концепции, что Бог механически всех введет в рай. В ходе многовековой дискуссии отцы Православной Церкви в целом это учение о неотвратимости благой вечности для всех не поддержали, но пояснили, что Бог всех предопределил к вечной жизни, воля Божия в том, чтобы все спаслись. Но Бог при этом дал человеку свободу, и если человек отказывается от общения с Творцом, Он не навязывает ему Себя.
И отсюда представления о смерти второй. Первую смерть – разделение души и тела – Христос побеждает на Голгофе Своим воскресением, а вторая смерть – это разделение человека и Бога. И эта смерть вечная.
Это разделение выявляется после воскресения человека. Как результат при второй смерти возникает противоречие между Божиим призывом человека к вечной радости и выбором самого человека, который разворачивает свои природные энергии против замысла Творца. В этом случае человек сам себе причиняет страшную боль, но воли Божией на это нет, это его личностный выбор.
Дело в том, что богатство нашей традиции, ее мощь и красота, ее многовековая позолота, случается, заслоняют Того, к Кому призваны нас привести. Ведь на самом деле новозаветная история была куда горше, трагичнее и страшнее – Христа предал Иуда, от Него отрекся Петр, к Нему, умирающему на Голгофе, не пришли апостолы. И нам крайне необходимо пропустить через свое сердце эту горечь и эту боль.
А такие поэмы о любви, как «Гарри Поттер и…», эту возможность нам дают. Поэтому я бы предложил не бороться с Гарри Поттером, а читать его, заглядывая и в Евангелие, и в иные волшебные истории, рассказанные Толкином, Льюисом, Честертоном и другими христианскими апологетами наших дней. Включать при этом голову и искать параллели.
Начать читать волшебные сказки стоит хотя бы для того, чтобы с их помощью дорасти до других текстов, чтобы пойти дальше.
Это интересное и весьма рискованное приключение, и не настало ли время пуститься в него?
Лекция председателя Миссионерской комиссии при Епархиальном совете города Москвы прошла в культурно-просветительском центре им. святителя Иоанна Златоуста.
Что такое волшебный мир?
«Гарри Поттер» – это сказка, волшебный жанр которой предполагает не только необычные события, но и необычного автора, и столь же необычного читателя.Джон Толкин в эссе «О волшебных сказках» отмечает, что сказка рождается вместе с речью. Как только человек обнаружил в себе способность формулировать мысли с помощью существительных и прилагательных, он понял, что может творить новые миры, разделяя акциденции и субстанции (если говорить на философском языке), то есть сущность и определения, признаки сущности.
Имея творческий дар и будучи образом Божиим, человек привносит новизну в этот мир, но в отличие от Творца не может творить из ничего.
Человек берет то, что уже есть, и лишь смешивает краски, находит их новые сочетания, комбинирует формы и модусы бытия.
Благодаря его талантам возникает волшебный мир, мир фантазий, мир придуманный, в котором совершается то, что в обычном мире невозможно.
Конечно, в мире фантазий могут быть и кривые зеркала, но всё же при всей нашей падшести мы тоскуем по первозданной чистоте, в самой глубине сердца обращены к небу и взыскуем Бога.
Поэтому для Толкина волшебный мир – это мир, куда мы, во-первых, уходим из нашей плоской, серой, скучной, технологичной городской суеты. В волшебном мире человек обретает простор и свободу. Там всё происходит, как должно.
Во-вторых, это мир, в котором красота сияет исходными, изначальными цветами. Это мир, в котором вещи называются своими именами.
В-третьих, это мир, в котором персонажи верят в волшебство, они принимают законы волшебного мира.
И в-четвертых, этот мир идет путем эвкатастрофы (эв – греч. благо) – после всех перипетий в схватке с подлым и, казалось бы, всесильным злом побеждает добро. И этот финальный поединок со злом по Толкину – евангельское эхо, но эхо, которое уходит не вперед, а назад в прошлое. Поэтому во всех внебиблейских мифологиях, во всех сказках где-то на грани мифа и реальности звучит надежда на то, что добро одолеет посрамленное зло.
О пользе сказок в свете книжного православия
Тем самым сказки формируют душу. Но в XX-XXI веках в России мы разучились идти в ногу с человеком во всей полноте его возможностей и сил. За провальные 70 лет XX века из нашей национальной культуры выпали целые пласты ценностей и смыслов, мы перестали возрастать в их постижении. В лучшем случае в наши дни мы делаем это по книгам. Иными словами, мы книжные православные, мы экспериментаторы, вивисекторы, и нередко жертвами нашей вивисекции становятся наши дети.Часто мы даем детям какой-то общий объем знаний о молитвах, законе Божием, но душевной жизни у наших детей нет. Запрос есть – быть героем, совершать подвиги – а как это делать, непонятно. При этом волшебных сказок мы боимся, так как податливы на фобии, что «Гарри Поттер» вреден, «Карлсон» опасен и так далее, и у детей эти горизонты жизни выпадают, что порождает внутренний протест и ставит их перед ложным выбором: христианство либо культура. Правильный ответ: и то, и то. Но чаще мы зацикливаемся на чём-то одном. И дети растут либо невротиками, либо нехристианами.
Мераб Мамардашвили пояснял, что суть европейской литературы и, в частности, европейского романа заключается в воспитании чувств. А наши дети, как зомби, «воткнуты» в игры, не могут оторваться от боевиков и аниме просто потому, что другого ничего нет. И здесь поразителен успех «Гарри Поттера», которого прочитала чуть ли не четверть планеты.
Успех этого текста означает, что либо мир провалился во мглу, в которую все читатели ушли вслед за Гарри Поттером от законов фундаментальной науки и истин христианской веры, либо это мы, подобно царевичу Рабадашу из нарнианской истории про «Коня и его мальчика», такие вислоухие, что не слышим собственных детей.
Ведь фэнтезийных книг на разных языках выходит очень много, но их не читают или читают мало, а «Гарри Поттера» прочли почти все. Христос говорит: «Будьте как дети». Раз уже дети обратились к этому тексту, хорошо бы отказаться от презумпции их виновности в пользу их чистоты – увы, бывает, нам уже недоступной.
Гарри Поттер: волшебство, но не магия
С чего начинается история Гарри Поттера? Мать закрывает собой маленького Гарри от Вольдеморта, который пришел убить именно этого малыша. И оказывается, что это книга волшебная, но не магическая. В книге много раз звучит мысль, что любовь матери хранит лучше любого волшебства. Как можно измерить любовь? Только одним способом – тем, что любящий готов отдать ради другого, то есть жертвой. Предел такой любви – отдать себя самого.А каков финальный аккорд «Гарри Поттера»? Что «запускает» поединок Поттера и Вольдеморта? Почему Гарри скидывает плащ-невидимку и обнаруживает себя? Потому что Вольдеморт направляет палочку на Молли Уизли, чтобы убить ее. А для Гарри Молли – это вторая мама, и для нее он тоже – восьмой и любимый ребенок, к тому же мы понимаем, что для Гарри Молли – это еще теща в неотдаленной перспективе.
Получается красивая сквозная симметрия – сначала мать закрывает своего сына, потом выросший герой закрывает мать. Здесь я обычно говорю подросткам: вы понимаете, как вы должны любить девушку? Так же, как Гарри Поттер, положивший за ее маму жизнь.
Асимметрия добра и зла?
Когда Гарри выходит из невидимости, то, прежде чем начать сражаться с Вольдемортом, он заводит с ним разговор, сопоставимый, по мысли Марины Андреевны Журинской, с диалогами Шекспира. Гарри пытается привести Вольдеморта к покаянию.Но для Вольдеморта это покаянное «виноват» равносильно смерти в его падшем существовании. Вместо этого он ответно покушается убить Гарри Поттера, выстреливая из волшебной палочки зеленым лучом. А Гарри парирует этот выстрел, обезоруживая врага с помощью красного луча. Но тогда возникает вопрос, почему именно Вольдеморт был убит в ходе этой схватки? Кто его убил?
С самого начала книги меня смущала одна логическая неувязка. С одной стороны, согласно правилам этого мира, поведение добрых героев определяется тремя жесткими запретами – на убийство, пытки и зомбирование или тотальный контроль над свободой и волей другого мыслящего существа. Тем самым, как отмечал протодиакон Андрей Кураев, и в гаррипоттеровском, и в нашем мире у зла изначально больше возможностей. Зло изворотливее, коварнее, его арсенал богаче и в этом смысле на короткой дистанции зло, добиваясь своих целей, может позволить себе куда больше черных средств, неприемлемых для добра.
С другой стороны, с первых же глав поттерианы перед нами – целая вереница пророчеств о том, что будет поединок Гарри – Вольдеморт, в ходе которого один должен будет погибнуть. Поскольку добрым героям запрещено убивать, сразу возникает вопрос: если погибнет не Гарри Поттер, то кто убьет Вольдеморта?
Ответ конгениален православному учению о посмертном воздаянии злодеям. Вольдеморт убивает сам себя, потому что вся его злоба, сконцентрированная в убойном заклятии «Авада Кедавра», отразилась от любви Гарри Поттера, накануне в буквальном смысле положившего душу свою и за други, и за враги своя, и бумерангом прикончила ее адресанта.
Здесь Роулинг затрагивает важнейшую тему: выбирая зло, мы наказываем сами себя. Не какие-то внешние судьи наказывают зло какими-то внешними страданиями, а оно само себе причиняет боль, само себя коверкает и навечно губит.
Последний враг – смерть
Важнейшая глава поттерианы – это глава под странным названием «Кингс-Кросс». Вообще это название первого в истории Англии железнодорожного вокзала, где мне довелось побывать: рельсы разбегаются из-под огромного белого купола позапрошлого века во все стороны. Оттуда можно уехать в любую точку страны.Так вот глава «Кингс-Кросс» отвечает на недоумения, возникшие у Гарри в более ранней главе «Годрикова впадина». Напомню, что в оной повествуется о том, как Гарри и Гермиона посещают кладбище, где погребены родители Гарри, а также родные Дамблдора – его мама Кендра и его сестра Ариана. Это происходит в навечерие Рождества, когда из заснеженной церкви, мимо которой проходят подростки, доносится пение рождественских гимнов.
Именно в канун этого светлого праздника сказочный мир Гарри Поттера впрямую доносит до нас весть Нового Завета. В «Годриковой впадине» волшебное и Евангельское пространства текстуально пересекаются, образуя новые измерения христианского свидетельства в мире современной культуры.
Дело в том, что Гарри и Гермиона обнаруживают надписи на могильных камнях – и это прямые цитаты из Книги книг. На могиле Кендры и Арианы выбиты слова Спасителя: «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше».
Очень трогательная цитата, ведь там вместе погребены мать и дочь. Мать, случайно погибшая от руки дочери, которую она не стала отдавать в психбольницу, своей жизнью оплатившая ее душевный покой. И дочь, которую не смог уберечь от гибели ее старший брат – Дамблдор, увлекавшийся по молодости ницшеанским мировоззрением. А на могиле родителей Поттера надпись из первого послания к Коринфянам апостола Павла: «Последний же враг истребится – смерть» (1 Кор. 15:26).
Но Гарри не ассоциирует эту фразу с новозаветным посланием. Он не знаком с этими словами. Он такой же невежда-тинэйджер, как наши дети, поэтому он прочитывает этот текст как манифест пожирателей смерти, где слово «смерть» – подпись.
Гермиона убеждает его, что это не подпись, а пояснение: последний враг истребится, а именно смерть. Ведь Христос низверг сатану, открыв нам врата Царствия Небесного, даровал нам Себя в таинствах, и только смерть осталась еще в числе наших врагов, но, когда закончится время, смерть умрет навсегда. Но Гарри настолько погружен в свои мысли о матери и отце под могильной плитой, что эти объяснения проходят мимо него.
Ответ на свое недоумение Гарри получает в главе «Кингс-Кросс», когда уходит в Запретный лес, чтобы отдать свою жизнь за всех. От Снейпа он узнаёт, что он сам – ходящий крестраж, и поэтому всё, что ему остается, – это подставить лоб под умерщвляющий зеленый луч Вольдеморта. Он идет умирать примерно так, как Симеон Богоприимец в стихотворении «Сретение» Бродского:
Он шел умирать. И не в уличный гул
он, дверь отворивши руками, шагнул,
но в глухонемые владения смерти.
Он шел по пространству, лишенному тверди,
он слышал, что время утратило звук.
И образ Младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою
как некий светильник, в ту черную тьму,
в которой дотоле еще никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась.
Только в случае Гарри Поттера таким светильником стала любовь его ближних. Когда Гарри, войдя в пронизанный лунным сиянием лес, поворачивает воскрешающий камень, он видит отца, маму и всех иных родных ему людей, которые отдали за него свои жизни. И здесь уместна уже строфа из песни Владимира Высоцкого:
Наши мертвые нас не оставят в беде,
Наши павшие – как часовые…
Отражается небо в лесу, как в воде, –
И деревья стоят голубые.
Прочнее смерти любовь, вот почему родные всегда с нами, всегда рядом, незримые, но небезразличные. И здесь нельзя не вспомнить слова Симеона Франка, который говорит, что когда мы принимаем решение о будущем нашей цивилизации, земли, народа, нам важно прислушиваться к голосам тех, кто жил на земле до нас. Подумать о том, ради какого будущего они отдавали жизнь. Голосуя, полезно к нашему большинству присовокупить голоса тех, кто ушел. И может быть, тогда перевесит иная чаша народных весов.
Поэма о любви
Когда Гарри, хранимый любовью родителей, крестного и других людей, превозмогает свой страх смерти и делает шаги ей навстречу, чтобы избавить от тирании Вольдеморта и друзей, и врагов, и волшебников, и маглов, эта сказочно-волшебная поэма о любви возрастает в меру Нагорной проповеди.Гарри именно хочет умереть, и своей смертью закрыть других, эта добровольность очень важна, так как именно поэтому неведомым для Вольдеморта образом сработал более древний волшебный закон, о котором Вольдеморт не имел никакого представления, и Гарри не умер.
Отмечу, что «тайная магия еще более древних, чем зло, времен» – это формула из «Хроник Нарнии». Там вопреки всем усилиям Белой Колдуньи животворящая сила любви воскресила Аслана, добровольно положившего свою жизнь за предателя. Именно эта льюисовская сила любви, неведомая Вольдеморту, спасает и Гарри в семикнижье Роулинг.
Еще одна параллель уже с «Племянником чародея» – место между мирами. Попав в белое пространство, в котором Гарри к вящему удовольствию Дамблдора усматривает аналогию с лондонским вокзалом Кингс-Кросс, и Поттер, и Вольдеморт оказываются в пространстве между мирами, в шлюзе, переводящем от времени к вечности.
Это доброе место, поэтому душа Вольдеморта там – это карлик с как будто бы обожженной кожей, которому весьма приплохело. Почему? Его никто не мучает, не жарит на сковородке, но он сам себя закапсюлировал в своей злобе, а без встречного движения из этой бездонной злобы к Богу и людям ему невозможно помочь.
Иными словами, Бог окрылил человека свободой не для того, чтобы ее когда-либо отнять. Вот почему, если человек разворачивает себя в своей злобе против Бога, против своей природы, в посмертии Бог не навязывает ему Себя.
Про участь Вольдеморта повествует 25-я глава Евангелия от Матфея, где есть такие слова: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня…»
Если всерьез задуматься над этим сюжетом Евангелия, окажется, что человек может уподобить себя не Творцу, но бесам, и попасть, вопреки Его воле, в вечный огонь, уготованный отнюдь не нам, но врагу рода человеческого.
Топливо этого огня – бесконечный когнитивный диссонанс, вызванный тем, что хотелки, страсти у человека есть, но он не может их реализовать, потому что там, где он оказался, для них нет места. А для общения с Богом, людьми, красотой мироздания у него также ничего нет, он пустой, он так и не научился любить.
После того, как выясняется, что здесь помочь душе Вольдеморта невозможно, ибо двери ада заперты изнутри, в разговоре Гарри Поттера с Дамблдором возникает вопрос о том, что Гарри делать дальше – идти вперед к вечности или вернуться во время.
И Дамблдор находит неожиданный аргумент. Он советует Гарри: «Не жалей умерших, жалей живых, особенно тех, у кого нет любви». А у кого в наибольшей степени нет любви? У Вольдеморта. И Гарри возвращается назад в том числе и ради своего главного врага, надеясь пробудить в нем покаяние.
Поэтому в том последнем разговоре он обламывает иллюзии Вольдеморта о победоносности его бузинной палочки. Также он предупреждает своего врага о том, что дарованная Гарри за самопожертвование сила любви превосходит всю Вольдемортову злобу. А затем просит его: «Покайся, Том. Я тебя видел». Но Вольдеморт сам добивает свою душу. И вместо покаяния извергает из себя убийственное заклятие, обернувшееся против него же.
Вторая смерть, вечная
Тем самым в тексте Джоан Роулинг мы встречаем восточно-христианское представление о второй смерти. Отмечу, что это представление кардинальным образом расходится с тем, чему учил поздний Августин, почему в православной традиции он именуется не отцом Церкви, как в католичестве, но всего лишь блаженным.Августин привнес в западное богословие учение о предопределении грешников к вечной гибели. Он удивляется тому, что хотя бы кто-то из людей может спастись, настолько греховное состояние падшего человека было, по мысли блаженного Августина, несовместимо с Царствием Божиим, пришедшим в силе. Он полагал, что и язычники, и некрещеные младенцы, и многие христиане обречены на вечную смерть.
А на Востоке, наоборот, богословы удивлялись тому, как вообще кто-то может погибнуть? Ведь если Бог есть любовь, как возможно, что кто-то не спасется? Разве любовь допустит чье-либо страдание в бесконечной вечности?
И поэтому, начиная с Оригена, появлялись концепции, что Бог механически всех введет в рай. В ходе многовековой дискуссии отцы Православной Церкви в целом это учение о неотвратимости благой вечности для всех не поддержали, но пояснили, что Бог всех предопределил к вечной жизни, воля Божия в том, чтобы все спаслись. Но Бог при этом дал человеку свободу, и если человек отказывается от общения с Творцом, Он не навязывает ему Себя.
И отсюда представления о смерти второй. Первую смерть – разделение души и тела – Христос побеждает на Голгофе Своим воскресением, а вторая смерть – это разделение человека и Бога. И эта смерть вечная.
Это разделение выявляется после воскресения человека. Как результат при второй смерти возникает противоречие между Божиим призывом человека к вечной радости и выбором самого человека, который разворачивает свои природные энергии против замысла Творца. В этом случае человек сам себе причиняет страшную боль, но воли Божией на это нет, это его личностный выбор.
Сквозь позолоту ко Христу
Тем самым тема любви – сквозная для поттерианы. И потому эта книга может прояснить нашим детям очень важные измерения христианства.Дело в том, что богатство нашей традиции, ее мощь и красота, ее многовековая позолота, случается, заслоняют Того, к Кому призваны нас привести. Ведь на самом деле новозаветная история была куда горше, трагичнее и страшнее – Христа предал Иуда, от Него отрекся Петр, к Нему, умирающему на Голгофе, не пришли апостолы. И нам крайне необходимо пропустить через свое сердце эту горечь и эту боль.
А такие поэмы о любви, как «Гарри Поттер и…», эту возможность нам дают. Поэтому я бы предложил не бороться с Гарри Поттером, а читать его, заглядывая и в Евангелие, и в иные волшебные истории, рассказанные Толкином, Льюисом, Честертоном и другими христианскими апологетами наших дней. Включать при этом голову и искать параллели.
Начать читать волшебные сказки стоит хотя бы для того, чтобы с их помощью дорасти до других текстов, чтобы пойти дальше.
Это интересное и весьма рискованное приключение, и не настало ли время пуститься в него?
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
