Люди могут думать, что они христиане, и быть жестокими

Архимандрит Андрей (Конанос) своими мудрыми советами продолжает помогать нам не сбиваться с правильного пути в духовной жизни.

Не вспоминай постоянно о своих грехах, иначе потонешь в воспоминаниях. Ведь они не приведут тебя к воскресению и не дадут сил для борьбы и подвига.
Ты – это не твои грехи. Да, грехи у тебя есть, но ты не состоишь из одних грехов. Например, один человек пьет или курит. Другой пробовал или принимает наркотики. Кто-то делает еще что-то. Но эти страсти не суть мы, они не являются нашим «я». Да, возможно, они сформировали наш характер, из-за них у нас появились какие-то плохие, ужасные, страшные качества, но всё это – не мы.
Бог смотрит на нас и видит прекрасные, замечательные души. А мы часто отождествляем свои дела с нашей сущностью. Я солгал – значит, я лжец. Украл – значит, вор.
Но ведь это не свойство человека. Это – одномоментный отпечаток, который накладывает жизнь. Например, если мой автомобиль попал в дорожно-транспортное происшествие – столкнулся с другим автомобилем – и ему нанесены различные повреждения, то это не значит, что данные повреждения нанесены мне. Да, автомобиль – мой, и он попал в ДТП, но я – это не мой автомобиль.
Так же и грехи: они – мои, но сам я не являюсь грехом. В противном случае, для чего же тогда нам было дано крещение, миропомазание? Для чего Господь дал нам всё это? Для чего Евангелие?
Однажды один ученик в школе сказал мне:
– Знаешь, вот эту радость в Церкви, про которую ты говоришь, я никогда не видел. Моя мама всегда грустная и подавленная.
А ведь по сути мальчик хотел сказать следующее: «Моя мама ведет себя «в стиле» вашего Бога, и потому считает очень правильным постоянно вздыхать: «Горе нам, окаянным! Да смилостивится над нами Господь!»
Это чувство подавленности… Разве к нему должно приводить нас Христово Благовествование? Господь принес нам радость, а где в нас эта радость? Где надежда? Где вдохновение и оптимизм? Да, сейчас в стране кризис, у нас масса экономических, личных и других проблем, и иногда, приходя в Церковь, мы вместо того, чтобы получить стимул к жизни, начинаем испытывать страх, уныние, чувство собственного недостоинства и греха.
Некоторые считают, что всё это – признак высокой духовности. Такие люди, например, скажут смешливому человеку: «Смех – это не духовно!» А почему? Сегодня я как раз спросил об этом человека, пришедшего на исповедь. И он ответил:
– Я знаю некоторых отцов на Афоне, которые никогда не смеются!
Я ответил ему:
– А я знаю некоторых отцов на Афоне, которые смеются очень часто, так же, как и некоторые отцы за пределами горы Афон!

А если подумать обо всех шести миллиардах людей на земле? Господь над нами не для того, чтобы мучить или презирать нас. И я уверен, что на земле много христиан, которые и смеются, и плачут, и при этом пребывают в мире и душевном равновесии.
Я не хочу сказать, что глупый смех – это хорошо (хотя иногда из-за нервов и проблем и такое бывает). Но не надо впадать в другую крайность – болезненное самобичевание. Оно не лечит. Вспоминаю одну даму, очень церковную и благочестивую, которая, когда звонила своей подруге, сразу забывала о всяком благочестии и начинала страшно всех осуждать и сплетничать. Где же в те моменты была ее печаль, память о собственных грехах, самобичевание? Получается, всё это она демонстрировала лишь священнику?
Я испытываю огромное разочарование, когда встречаю людей, считающих себя великими христианами, а на деле являющихся неимоверно жестокими и безжалостными по отношению к другим. Как часто они осуждают! И я, разумеется, веду себя точно так же.
Но как, после всего этого, мы можем приходить в церковь – со смиренным видом, демонстрируя страх Божий, повторяя: «Я ничего не могу, пусть Господь просветит меня!» Ведь наше жестокосердие передается всем вокруг, и таким образом мы не даем людям испытывать радость. И самое ужасное здесь то, что мы считаем такое «здоровым духовным климатом».
Духовное здоровье не есть данность. Мы должны искать его, стремиться к нему.
Одни люди приходят в Церковь, потому что им нужно место для своих страхов, неуверенности, страстей. Такие люди просто ищут пространство, где можно приспособиться и найти что-то свое. Другие приходят в Церковь, чтобы спрятаться. Третьи начинают выражать в Церкви свою агрессию. Эти люди в принципе агрессивны и, придя в Церковь, начинают воевать – находят подходящий объект и вступают с ним в бой, как с врагом.
И когда я встречаю людей, которые еще совсем недавно дрались на футбольных матчах, были анархистами, ломали и крушили всё вокруг, а теперь, придя в Церковь, ищут и находят других людей, с которыми снова можно драться и быть агрессивными, я говорю им:
– Уж не думаете ли вы найти в Церкви какую-то формулу, по которой можно продолжать жить так же агрессивно, как и раньше, но как бы под «прикрытием»?
Каждому из нас нужно стремиться к тому, чтобы увидеть истинные мотивы своего поведения.
Человека парализуют угрызения совести и чувство вины. Мучимый ими, он вредит и своему телу. И начинает болеть. У кого-то появляются заболевания нервной системы, у кого-то – эндокринной системы, у кого-то – иммунной.
Но чаще всего заболевания связаны с нервами. Они появляются из-за сильного чувства вины и угрызений совести. Испытывающий эти ощущения с детства человек в конце концов заболевает и телесно.У тех, кто радуется, кто счастлив, кто ощущает на себе любовь Господа, и весь организм функционирует лучше. Такие люди дышат спокойно, спят спокойно – потому что в их душе мир. Да, я согрешил, но теперь поступлю правильно. Как? Я покаюсь, поплачу и почувствую облегчение, выпустив свою боль наружу. Я пойду к своему духовнику и получу отпущение грехов. Священник допустит меня до причастия, и когда я причащусь, то успокоюсь.
И если ты поступаешь таким образом, но при этом по-прежнему не имеешь мира в душе и мучаешься угрызениями совести, – значит, что-то не так. Но ведь с Богом не может быть «не так», потому что Он обещал нам оставление грехов, и держит Свое обещание. Скорее всего, мы сами не хотим получить Его прощение, а вместо этого продолжаем бояться и болеть.
В таком случае очевидно, что мы просто не ощущаем по-настоящему Божественной Любви. И я ее не чувствую, потому что, в противном случае, меня бы не интересовало, кто что обо мне скажет. И ты ее не чувствуешь. Поэтому все мы и ищем у других людей то, чего не дополучили у Бога. А эта «нехватка», в свою очередь, мешает нам получить прощение и отпущение грехов, которые даются Божественной Любовью.
Когда ты носишь в себе чувство вины, ты не можешь оторваться от прошлого. Это чувство связано с тем, что было и прошло, но ты всё еще продолжаешь жить там. То есть видимо ты здесь, но на самом деле живешь в прошлом.
В Патерике описывается случай, когда два монаха, подойдя к реке, встретили на берегу странно одетую женщину, которая плакала и говорила: «Перенесите меня на тот берег!» Тогда один из монахов, ученик строгой духовной школы, сказал:
– Как же мы прикоснемся к этой женщине, чтобы перенести ее?
А другой ответил:
– Ничего, я ее перенесу!
– Отче, что ты делаешь? Это грех!
Таким образом, первый монах сразу же попытался вызвать у другого монаха угрызения совести. Но тот взял женщину на руки и перешел с ней реку, думая только о том, как бы им обоим не утонуть. А первый монах всё это время стоял и думал: «Что он делает? Зачем он прикасается к ней?»
Затем оба монаха продолжили свой путь, и, когда они дошли до монастыря, первый монах сказал второму:
– Отче! Всё-таки то, что ты сделал – большой грех! Нам нельзя прикасаться к женщинам, а эту ты взял на руки и перенес через реку!
– Хорошо, отче. Успокойся. Это уже прошло.
И вот они уже входят в монастырь, а первый – опять:
– Отче, а если игумен узнает… Давай вдвоем расскажем ему о том, что ты сделал!
Видишь – он начал принуждать своего брата к «покаянию», стараясь вызвать в нём чувство вины; при этом сам бы он испытал чувство удовлетворения от своего поступка.
А монах, перенесший женщину через реку, сказал в ответ:
– Хорошо, мы скажем игумену так: я посадил эту женщину к себе на спину, чтобы перенести через реку, и затем оставил ее на берегу. А ты нес ее всю дорогу до самого монастыря и вместе с ней вошел в ворота. Кто же из нас дольше нес эту женщину – я или ты? Я ее взял и оставил, а ты всё продолжаешь нести ее. Наверняка она тебе еще и постоянно мерещится. Разве это хорошо?
Вот как бывает. Мы не только сами недовольны своей жизнью, но и у других пытаемся вызвать угрызения совести.
У меня была знакомая, которой доставляло огромное удовольствие контролировать меня во время поста – ем я растительное масло или нет. Ей было ужасно приятно заставать меня «врасплох». Например, в Вербное воскресенье она постоянно спрашивала, что мы будем есть: рыбу, кальмары или растительное масло.
– Отче, а почему вы не пришли к нам в прошлое воскресенье на обед?
– Потому что я был в другом доме.
– А! И наверняка там вы ели кальмаров!
– Нет, рыбу.
– О-о-о! Рыбу!!!
Таким образом она хотела вызвать у меня ощущение «неправильности» своего поступка.

Почему люди так делают? Если бы эта женщина была довольна своей жизнью, ее бы не волновали такие вещи – пускай монах ест хоть шашлык из баранины.
Что тебе до других? Мы начинаем следить за другими тогда, когда сами находимся далеко от Бога и нам плохо.Многие христиане живут в подвиге, но словно по принуждению. Они напрягаются и начинают завидовать другим. Поэтому нам, христианам, и интересно, как живут окружающие. В течение недели мы смотрим сериалы, а по воскресеньям становимся церковными, строгими, духовными. Из-за такого раздвоения развивается внутреннее напряжение. Почему? Потому что, по сути, мы очень привязаны к земной жизни, а в духовной жизни не видим наслаждения. И, будучи не в состоянии достигнуть этого наслаждения, стараемся вызвать у окружающих угрызения и чувство вины.
Вот что рассказал мне один мальчик, чья мать постоянно постилась:
– Я говорю маме, что не хочу поститься, не могу. Я хожу на фитнес, занимаюсь спортом по три часа ежедневно, и если не поем мяса, то просто упаду. Я прошу ее приготовить мне немного мяса, а она, когда готовит, начинает нервничать и кричать на меня. И я ем это мясо под ее крики. Скажи, разве таким образом мясо не становится постным? Я ем, а она всё кричит. Почему бы ей не есть спокойно свою чечевицу, а меня оставить в покое, чтобы мы оба не волновались?
Мы сами создаем в себе чувство вины и угрызения. И наша душа начинает задыхаться. При этом мы хотим, чтобы и другие испытывали то же самое. Но если мне нравится то, что я делаю, я буду с удовольствием это делать, а другой пусть делает, что хочет. И это не презрение, это – уважение по отношению к другому человеку: брат, живи так, как тебе нравится.
Очень часто на Страстной неделе я вижу, как люди едят скоромную пищу – например, шашлык. Раньше в таких случаях я начинал пристально смотреть на этих людей, чтобы вызвать у них чувство сожаления о своем поступке. Сейчас же я просто смотрю на них и думаю: они видят мою священническую рясу, она и так напоминает им о том, что сейчас – Страстная седмица. Так нужно ли им об этом еще и говорить? Нужно ли начинать проповедь? Пусть себе едят мясо. Откуда мне знать, какими прекрасными качествами обладает этот человек? Может быть, их у него – сотни, и единственный его недостаток – то, что он не постится. Нужно ли вызывать в нём чувство раскаяния? А если я это сделаю, мне это понравится, и я испытаю удовольствие, тайное наслаждение.
Итак, живи настоящим! Будь в настоящем. Ты покаялся на исповеди в содеянном, и оно исчезло. И не вспоминай постоянно о прежних грехах, потому что их больше нет.