Христос в Гималаях
Я православный христианин из города Хомер в штате Аляска. Иисус Христос нашел меня в Индии, в Гималаях.
Слушаю монотонный стук дождя с улицы…
Холодный туман Аляски тянется с залива. Лето унеслось в горы, и наступила осень, теперь здесь изумрудные холмы. Молочно-белый туман расстилается над заливом шелковистой дымкой.
В начале средней школы, будучи католиком, я посещал монастыри траппистов в поисках высшей любви. В то время я прочёл множество философских книг и понял, что знания недостаточно, что постижение умом совершенно отличается от опыта познания сердцем.
Два дня рождения подряд я провел в Гималаях…
Я путешествовал по дорогам из гравия, которые срываются вниз в ледяные ущелья, где бушует река Ганг, еще не забитая отбросами, грязью, отбросами деревень и обугленными человеческими останками. Там, в пещере, меня нашел Христос. Сложная и странно притягательная атмосфера, в которой приходится сталкиваться с самим собой, — Индия, — страна черных трупов, белого снега, языческих костров и опасных животных.
Я сел в автобус на север от Дели. Он был забит людьми, было скученно и тесно, мухи жужжали между моим лицом и окнами, которые были заляпаны коричневой слизью. Воздух в Дели так загазован. Солнца почти не видно из-за огромного количества испарений и гари цвета кофе. С утра можно наблюдать восходящий оранжево-красный шар, горящий над горизонтом 15 минут, но затем он утомленно склоняется над горами.
Я вырос католиком, но обратился к буддизму, когда меня познакомили с уроками самогипноза в католической средней школе, где я экспериментировал с медитацией и «осознанностью».
У меня тогда были серьезные симптомы маниакальной депрессии, отчасти потому, что я сознательно отвернулся от иудео-христианского Бога, а также потому, что жизнь дома была для меня очень и очень тяжелой. Я стал беспокойным и приобрел крайне саморазрушительные привычки. Поэтому буддизм казался идеальной дверью для моего отхода от Бога и семьи, направления моей энергии на растворение в Пустоте, в пузыре, исчезающем в бесконечной и безличной реке — Татхагатагарбха.
Принцип, который меня зацепил, состоял в том, чтобы уничтожить свои желания и отказаться от своей самости, чтобы избежать страданий. Но желание не кажется таким уж плохим, особенно когда оно связано с любовью, для которой требуется больше, чем один человек, — а любить, по-настоящему любить — значит отдавать, что может потребовать жертв и страдания.
Так что тибетский буддизм присутствовал в моей жизни, потому что медитация помогла успокоить тревоги и депрессию, и потому что культура оказалась очень занимательной, со всеми ее красочными флагами, черепами и метафизическими объяснениями вещей. Но что остается, когда «Я» исчезает, и нет никого, для кого могли бы существовать сердечные отношения? Не говоря уже об опыте Евангелия, Облака Свидетелей Святой Церкви? Я ничего не знал о Православии, когда проник в чулан буддизма. К чему все это приводит в свете Православия?
Осознанность сработала в том, что касается очищения окна ума, но затем многие из ее доктрин — а я исследовал бесчисленное множество доктрин, — исключали всякое движение вперед. Чистое небо. Чего она не могла дать, так это направить меня к солнцу, к теплу солнца, к солнечному свету — все религии, кажется, содержат какое-то зерно истины, но терпят неудачу в свидетельстве о Боге-Троице… и все мои разрушительные привычки, и отношения, и все мантры, и йога, все это я уже исчерпал… вот как Христос привел меня к Нему.
Возвращаясь к истории — я в Дели, в автобусе. Через пару часов сидения в тесном, душном и прокисшем от мочи воздухе слышишь, как отпускаются передние тормоза, автобус наконец-то растягивает свои артритные суставы и медленно скрипит, продвигаясь вперед. Он катится по направлению к оживленной главной дороге. В течение 15 минут мы кашляем и бредем по дороге, прочь от моего грязного, но очень милого убежища Манджу Ка Тилла, своего рода лагеря тибетских беженцев, изрезанного телефонными проводами, сырыми и узкими переулками, которые забиты собаками, младенцами и больными полиомиелитом. Мощеные улицы и пекарни, медные безделушки и оружие — это первое место на земле, где я познакомился с проказой и ее братом — полиомиелитом. Начало моей духовной войны.
Я обыкновенно видел их вместе, этих двоих — полиомиелит и проказу, — толпящихся вокруг бочки с огненными тряпками, в черной, как угли, тьме, с руками, похожими на пережеванный хлеб, с желтыми, как карандаш, зубами и трещинами. Я вижу мальчика, на которого напала тощая, злобного вида собака с длинной мокрой шерстью и сумасшедшими глазами — она похожа на красно-желтую лису, — клубок шерсти, крови и воя. Таксисты, ожидающие своих послеполуденных клиентов у вонючих, покрытых перьями мусорных контейнеров, бросаются вслед за тварью в ужасающем приступе безумия и ужаса. Они преследуют животное с кирпичами в руках, которые вырвали из ступенек соседнего продуктового магазина, оставляя мальчика мокрым от собственной крови, с обломками собачьего зуба в ноге.
Здесь и страдание, и человечность, и жертвенность…
Он выглядит молодо, но на его лице нет никаких признаков невинности. Его темные глаза следят за мной, когда я отбегаю на несколько футов, чтобы взять бутылку воды, а затем возвращаюсь. Мы смотрим друг на друга. Его длинные болтающиеся руки и пальцы растирают участок кожи, который разорвался и сочится странной фиолетовой жидкостью.
Вонь грязных ног и горький запах мусора висят в воздухе. Грязные коровы ковыряются в пакетах с испорченной едой и молоком неподалеку от мусорных баков. Он ждет врача, но врач так и не появился. Я не знаю, что еще сделать. Мальчик смотрит сквозь меня, хромая в переулок и исчезая в жуткой темноте.
Я прожил здесь в общей сложности 5 с половиной месяцев. Я приехал сюда, оставив христианство и практикуя буддизм и индуизм в течение 11 лет…
Я думал, что, может быть, присоединюсь к буддийскому монастырю или встречу мудреца-отшельника в горах — и проведу остаток своей жизни в Гималаях, переживая экзотические тайны и просветление. Я прочитал десятки сутр разных Будд, имел подчеркнутую и потрепанную копию Бхагавад-Гиты и Упанишад, читал всех калифорнийских парней — Бхагавана Даса, Рам Даса, Кришна Даса — и даже встречался с большинством из них, со всеми кумирами «хиппи» 1960-х, которые употребляли наркотики и ездили в Индию, чтобы «найти гуру». Я прочитал книгу «Будь здесь и сейчас» и прошел весь этот путь, но, несмотря на все красочные статуи, марихуану и тантру, неважно, насколько «пустым» я стал, я чувствовал… как бы это сказать… что что-то не так.
Я работал проводником по дикой природе для молодежи из группы риска в пустынях Айдахо. Обучал навыкам выживания, медитации и мантрам, работал с психологами, разрабатывая методы эмоциональной и поведенческой терапии — однажды за мной гнался волк, как-то я убил гремучую змею. И, пока я был там, — в середине моей жизни до Христа, — ближе к ее концу, на самом деле, — я начал испытывать странные вещи — не только во время путешествия по Индии, но и до этого, и не только я, но и моя девушка. Мы видели — все, кто практиковал мантры, медитации, йоги, — и многое из этого в трезвом состоянии, — мы видели тени и демонов, испытывали дрожь, тревогу и нечестивый страх. Поэтому я знал, что происходит что-то очень странное.
Это не просто мнение, не просто вера в то, что у меня есть свобода воли, и я существую вне тела, — а это одна из вещей, которая помогла мне в конечном итоге оставить чулан восточных религий, — в дополнение к действию Божественной благодати, — что если я больше, чем мое тело, и у меня есть свобода воли, и я могу выбрать принять или отвергнуть любовь, то и другие тоже могут, и это поднимает вопрос о добре против зла, о правильном и неправильном.
Было ли то, что я делал, правильным? За кем я следовал? Являются ли эти вещи, эти сущности просто архетипами, и если нет, если они «реальны», то являются ли они «хорошими»? Это как прыгнуть в океан и понять, что там плавает много разных тварей, некоторые из них безобидны и прекрасны, а некоторые нападут на вас, они ядовиты, — и астральная жизнь, духовная жизнь подобна этому. Очень быстро, как только я попал в Индию, я понял это и испугался.
За дверью моей комнаты для гостей, на улице, с распухшей головой, на куске ткани, лежит мальчик с арбузной болезнью. Туча черных мух извивается над пустой грудной клеткой и впалыми глазами, — человеческий фонарь из тыквы. Длинная коричневая рука его матери, унизанная серебряными украшениями, просит рупии.
После Крещения в Святой Православной Церкви
Так почему же я оставил в Орегоне всегда поддерживающую меня красавицу-подругу, только чтобы испытывать такое? Я уже начал налаживать свои отношения с родителями, становился более уверенным в себе и даже прочитал за несколько месяцев до этого «Рассказы странника». Хотя они были еще со всем моим хламом в Калифорнии, да я и не видел никакой связи между ними и Православием, никогда не задавался вопросом, где могла бы существовать Церковь, которая бы углублялась в вопрос нашего отношения с живой, любящей Истиной – там, где Истина это Личность, как я потом прочитал у отца Серафима (Роуза)?
Я направлялся в горы, к устью реки Ганг, в Ганготри. Это был мой 28-й день рождения. Слушая удары ветра о скалы и воду, внезапно я словно был поражен мечом херувима в самое сердце, — хотя я и осознавал происходящее умом, но переживал откровение сердцем, — встречу с Живым Богом, Иисусом Христом, и осознание себя, отделявшегося от самого себя.
Что я могу сказать?
Все, что я узнал, практиковал, пережил за все 11 лет, теперь изменилось — вошло в одно ухо и вышло в другое. Все трасформировалось в христианские термины, реальность вытеснила химеры. Теперь я знал, что воскресение посредством реинкарнации невозможно и бессмысленно, потому что я — это моя душа, и что карма — ложь, потому что существует Божественное вмешательство. Я был свидетелем этого. Я испытал боль и радость там, в пещере: не было больше одиночества, не было отчужденности. В Гималаях, в пещере, это произошло мгновенно, как будто меня ударило током: я действительно встретил Христа и на мгновение онемел. В Вечности я увидел в своем сердце Личность Бога как Христа и понял, что я никогда, никогда не буду один. Может быть, конечно, я ПОЧУВСТВУЮ себя одиноким, конечно, что сомнительно, но я должен запомнить об этом откровении — о невозможности одиночества. Возможно, так следовало бы назвать это письмо.
Что же произошло потом? Я взял Библию и прочитал ее в гостевом доме в Дхарамсале, что в 12 часах езды от Ганготри, а потом я вернулся в Америку. После тряски в автобусах и чудовищных церемоний сожжения тел, желто-черных богов и богинь, наконец, я попал в лоно Православной Церкви в Юджине. Я очень бегло рассказываю об этом из-за нехватки времени. Я хотел бы рассказать о монастыре Святого Антония в Аризоне и о монастырях и церквях по дороге, но все это требует целой книги. Молитва святому Герману и его заступничество привели меня на Еловый остров т туда, где, преклонив колени перед его мощами, я обрел дом — в Хомер. Есть еще много всего, о чем я хотел бы написать. Столько всего произошло с моим сердцем. Простите меня за бессвязность. Да просветит нас Отец Светов и помилует нас. Аминь.
«Одно дело верить в Бога, а другое — познать Его» (святой Силуан).
Диакон Иосиф Магнус Франжипани
Слушаю монотонный стук дождя с улицы…
Холодный туман Аляски тянется с залива. Лето унеслось в горы, и наступила осень, теперь здесь изумрудные холмы. Молочно-белый туман расстилается над заливом шелковистой дымкой.
В начале средней школы, будучи католиком, я посещал монастыри траппистов в поисках высшей любви. В то время я прочёл множество философских книг и понял, что знания недостаточно, что постижение умом совершенно отличается от опыта познания сердцем.
Два дня рождения подряд я провел в Гималаях…
Я путешествовал по дорогам из гравия, которые срываются вниз в ледяные ущелья, где бушует река Ганг, еще не забитая отбросами, грязью, отбросами деревень и обугленными человеческими останками. Там, в пещере, меня нашел Христос. Сложная и странно притягательная атмосфера, в которой приходится сталкиваться с самим собой, — Индия, — страна черных трупов, белого снега, языческих костров и опасных животных.
Я сел в автобус на север от Дели. Он был забит людьми, было скученно и тесно, мухи жужжали между моим лицом и окнами, которые были заляпаны коричневой слизью. Воздух в Дели так загазован. Солнца почти не видно из-за огромного количества испарений и гари цвета кофе. С утра можно наблюдать восходящий оранжево-красный шар, горящий над горизонтом 15 минут, но затем он утомленно склоняется над горами.
Я вырос католиком, но обратился к буддизму, когда меня познакомили с уроками самогипноза в католической средней школе, где я экспериментировал с медитацией и «осознанностью».
У меня тогда были серьезные симптомы маниакальной депрессии, отчасти потому, что я сознательно отвернулся от иудео-христианского Бога, а также потому, что жизнь дома была для меня очень и очень тяжелой. Я стал беспокойным и приобрел крайне саморазрушительные привычки. Поэтому буддизм казался идеальной дверью для моего отхода от Бога и семьи, направления моей энергии на растворение в Пустоте, в пузыре, исчезающем в бесконечной и безличной реке — Татхагатагарбха.
Принцип, который меня зацепил, состоял в том, чтобы уничтожить свои желания и отказаться от своей самости, чтобы избежать страданий. Но желание не кажется таким уж плохим, особенно когда оно связано с любовью, для которой требуется больше, чем один человек, — а любить, по-настоящему любить — значит отдавать, что может потребовать жертв и страдания.
Так что тибетский буддизм присутствовал в моей жизни, потому что медитация помогла успокоить тревоги и депрессию, и потому что культура оказалась очень занимательной, со всеми ее красочными флагами, черепами и метафизическими объяснениями вещей. Но что остается, когда «Я» исчезает, и нет никого, для кого могли бы существовать сердечные отношения? Не говоря уже об опыте Евангелия, Облака Свидетелей Святой Церкви? Я ничего не знал о Православии, когда проник в чулан буддизма. К чему все это приводит в свете Православия?
Осознанность сработала в том, что касается очищения окна ума, но затем многие из ее доктрин — а я исследовал бесчисленное множество доктрин, — исключали всякое движение вперед. Чистое небо. Чего она не могла дать, так это направить меня к солнцу, к теплу солнца, к солнечному свету — все религии, кажется, содержат какое-то зерно истины, но терпят неудачу в свидетельстве о Боге-Троице… и все мои разрушительные привычки, и отношения, и все мантры, и йога, все это я уже исчерпал… вот как Христос привел меня к Нему.
Возвращаясь к истории — я в Дели, в автобусе. Через пару часов сидения в тесном, душном и прокисшем от мочи воздухе слышишь, как отпускаются передние тормоза, автобус наконец-то растягивает свои артритные суставы и медленно скрипит, продвигаясь вперед. Он катится по направлению к оживленной главной дороге. В течение 15 минут мы кашляем и бредем по дороге, прочь от моего грязного, но очень милого убежища Манджу Ка Тилла, своего рода лагеря тибетских беженцев, изрезанного телефонными проводами, сырыми и узкими переулками, которые забиты собаками, младенцами и больными полиомиелитом. Мощеные улицы и пекарни, медные безделушки и оружие — это первое место на земле, где я познакомился с проказой и ее братом — полиомиелитом. Начало моей духовной войны.
Я обыкновенно видел их вместе, этих двоих — полиомиелит и проказу, — толпящихся вокруг бочки с огненными тряпками, в черной, как угли, тьме, с руками, похожими на пережеванный хлеб, с желтыми, как карандаш, зубами и трещинами. Я вижу мальчика, на которого напала тощая, злобного вида собака с длинной мокрой шерстью и сумасшедшими глазами — она похожа на красно-желтую лису, — клубок шерсти, крови и воя. Таксисты, ожидающие своих послеполуденных клиентов у вонючих, покрытых перьями мусорных контейнеров, бросаются вслед за тварью в ужасающем приступе безумия и ужаса. Они преследуют животное с кирпичами в руках, которые вырвали из ступенек соседнего продуктового магазина, оставляя мальчика мокрым от собственной крови, с обломками собачьего зуба в ноге.
Здесь и страдание, и человечность, и жертвенность…
Он выглядит молодо, но на его лице нет никаких признаков невинности. Его темные глаза следят за мной, когда я отбегаю на несколько футов, чтобы взять бутылку воды, а затем возвращаюсь. Мы смотрим друг на друга. Его длинные болтающиеся руки и пальцы растирают участок кожи, который разорвался и сочится странной фиолетовой жидкостью.
Вонь грязных ног и горький запах мусора висят в воздухе. Грязные коровы ковыряются в пакетах с испорченной едой и молоком неподалеку от мусорных баков. Он ждет врача, но врач так и не появился. Я не знаю, что еще сделать. Мальчик смотрит сквозь меня, хромая в переулок и исчезая в жуткой темноте.
Я прожил здесь в общей сложности 5 с половиной месяцев. Я приехал сюда, оставив христианство и практикуя буддизм и индуизм в течение 11 лет…
Я думал, что, может быть, присоединюсь к буддийскому монастырю или встречу мудреца-отшельника в горах — и проведу остаток своей жизни в Гималаях, переживая экзотические тайны и просветление. Я прочитал десятки сутр разных Будд, имел подчеркнутую и потрепанную копию Бхагавад-Гиты и Упанишад, читал всех калифорнийских парней — Бхагавана Даса, Рам Даса, Кришна Даса — и даже встречался с большинством из них, со всеми кумирами «хиппи» 1960-х, которые употребляли наркотики и ездили в Индию, чтобы «найти гуру». Я прочитал книгу «Будь здесь и сейчас» и прошел весь этот путь, но, несмотря на все красочные статуи, марихуану и тантру, неважно, насколько «пустым» я стал, я чувствовал… как бы это сказать… что что-то не так.
Я работал проводником по дикой природе для молодежи из группы риска в пустынях Айдахо. Обучал навыкам выживания, медитации и мантрам, работал с психологами, разрабатывая методы эмоциональной и поведенческой терапии — однажды за мной гнался волк, как-то я убил гремучую змею. И, пока я был там, — в середине моей жизни до Христа, — ближе к ее концу, на самом деле, — я начал испытывать странные вещи — не только во время путешествия по Индии, но и до этого, и не только я, но и моя девушка. Мы видели — все, кто практиковал мантры, медитации, йоги, — и многое из этого в трезвом состоянии, — мы видели тени и демонов, испытывали дрожь, тревогу и нечестивый страх. Поэтому я знал, что происходит что-то очень странное.
Это не просто мнение, не просто вера в то, что у меня есть свобода воли, и я существую вне тела, — а это одна из вещей, которая помогла мне в конечном итоге оставить чулан восточных религий, — в дополнение к действию Божественной благодати, — что если я больше, чем мое тело, и у меня есть свобода воли, и я могу выбрать принять или отвергнуть любовь, то и другие тоже могут, и это поднимает вопрос о добре против зла, о правильном и неправильном.
Было ли то, что я делал, правильным? За кем я следовал? Являются ли эти вещи, эти сущности просто архетипами, и если нет, если они «реальны», то являются ли они «хорошими»? Это как прыгнуть в океан и понять, что там плавает много разных тварей, некоторые из них безобидны и прекрасны, а некоторые нападут на вас, они ядовиты, — и астральная жизнь, духовная жизнь подобна этому. Очень быстро, как только я попал в Индию, я понял это и испугался.
За дверью моей комнаты для гостей, на улице, с распухшей головой, на куске ткани, лежит мальчик с арбузной болезнью. Туча черных мух извивается над пустой грудной клеткой и впалыми глазами, — человеческий фонарь из тыквы. Длинная коричневая рука его матери, унизанная серебряными украшениями, просит рупии.
После Крещения в Святой Православной Церкви
Так почему же я оставил в Орегоне всегда поддерживающую меня красавицу-подругу, только чтобы испытывать такое? Я уже начал налаживать свои отношения с родителями, становился более уверенным в себе и даже прочитал за несколько месяцев до этого «Рассказы странника». Хотя они были еще со всем моим хламом в Калифорнии, да я и не видел никакой связи между ними и Православием, никогда не задавался вопросом, где могла бы существовать Церковь, которая бы углублялась в вопрос нашего отношения с живой, любящей Истиной – там, где Истина это Личность, как я потом прочитал у отца Серафима (Роуза)?
Я направлялся в горы, к устью реки Ганг, в Ганготри. Это был мой 28-й день рождения. Слушая удары ветра о скалы и воду, внезапно я словно был поражен мечом херувима в самое сердце, — хотя я и осознавал происходящее умом, но переживал откровение сердцем, — встречу с Живым Богом, Иисусом Христом, и осознание себя, отделявшегося от самого себя.
Что я могу сказать?
Все, что я узнал, практиковал, пережил за все 11 лет, теперь изменилось — вошло в одно ухо и вышло в другое. Все трасформировалось в христианские термины, реальность вытеснила химеры. Теперь я знал, что воскресение посредством реинкарнации невозможно и бессмысленно, потому что я — это моя душа, и что карма — ложь, потому что существует Божественное вмешательство. Я был свидетелем этого. Я испытал боль и радость там, в пещере: не было больше одиночества, не было отчужденности. В Гималаях, в пещере, это произошло мгновенно, как будто меня ударило током: я действительно встретил Христа и на мгновение онемел. В Вечности я увидел в своем сердце Личность Бога как Христа и понял, что я никогда, никогда не буду один. Может быть, конечно, я ПОЧУВСТВУЮ себя одиноким, конечно, что сомнительно, но я должен запомнить об этом откровении — о невозможности одиночества. Возможно, так следовало бы назвать это письмо.
Что же произошло потом? Я взял Библию и прочитал ее в гостевом доме в Дхарамсале, что в 12 часах езды от Ганготри, а потом я вернулся в Америку. После тряски в автобусах и чудовищных церемоний сожжения тел, желто-черных богов и богинь, наконец, я попал в лоно Православной Церкви в Юджине. Я очень бегло рассказываю об этом из-за нехватки времени. Я хотел бы рассказать о монастыре Святого Антония в Аризоне и о монастырях и церквях по дороге, но все это требует целой книги. Молитва святому Герману и его заступничество привели меня на Еловый остров т туда, где, преклонив колени перед его мощами, я обрел дом — в Хомер. Есть еще много всего, о чем я хотел бы написать. Столько всего произошло с моим сердцем. Простите меня за бессвязность. Да просветит нас Отец Светов и помилует нас. Аминь.
«Одно дело верить в Бога, а другое — познать Его» (святой Силуан).
Диакон Иосиф Магнус Франжипани
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
