О бабах и о бульдозерах

Было дело — служил я таксистом. Возил людей по Москве и окрестностям. И вот однажды…



Красивый мужчина. Борода, синие глаза. В Подмосковье работает на японском бульдозере, ямы под септики копает для коттеджных поселков. А со мной ехал до метро Аннино. Чтобы на автобус, и до родного Липецка. Там — семья.
И вот этот пролетарий высшего качества (я по сравнению с ним — шабашник грубого помола) говорит мне, что все про Бога знает. Кто, что, откуда, для чего и когда Страшный суд… И правда, о чем ни спрошу, сразу точный канонический ответ, да с размаху и по полочкам…
Я спрашиваю, в какой же семинарии таких бульдозеристов выращивают? А он — самоучки мы. Читать некогда, все на слух. То есть садится он в кабину бульдозера, дверь закрывает, флешку вставляет и кабина тут же превращается в келью, внутри которой звучат поучения святых отцов.
О как!
Но есть и закавыка. Все ясно как день, пока он в бульдозере сидит. Работаешь, копаешь и слушаешь. Но как только за порог, тут тебе вместо святых отцов сомнения по сотне чертей с каждого бока. И главные из них:
— Зачем бабы?
— В смысле? Как зачем?
А бульдозерист цитирует:
— Другого помощника Бог Адаму не дал. Поискал, не нашел. Наслал сон на Адама и пока тот дремал, Еву под бочок. Значит этот вариант — лучший.
А дальше от себя:
— Но какие же они помощницы?! От них же на километр несет этим всем…
— Чем?
— Женским… всяким… началом… И где здесь Божья воля?! Живу я от бульдозера к бабе, от бабы к бульдозеру. Западаю постоянно. А семья где-то посередине болтается. Все знаю про покаяние, но только в бульдозере… И ничего поделать с собой не могу…
Мы стояли в пробке на Варшавском шоссе. Каждый о своем думал. О бабах. И о бульдозерах. И том, что тысячу раз неправ человек. И тысячу раз его жалко…
И он вдруг говорит.
— Ты себя Богом когда-нибудь чувствовал? А я чувствовал… Мы с женой ребенка приемного взяли. Месяц от роду. Потом еще месяц прошел… и он стал нас узнавать.
— И что такого? Все они в этом возрасте начинают узнавать родных.
— В том то и штука, что — родных. Мы же ему не родные. Мы ему никто. Почему он смотрит и радуется, и весь тебе навстречу просится? Я три дня в бульдозере думал. И понял. Он во мне отца своего видит. Только, не того, кто его бросил, и не меня, кто его подобрал, а настоящего, который его к жизни вызвал. Отца Небесного. Он во мне Бога видит. Иначе бы так не радовался…

Александр Рохлин