Пасхальные стихи Елены Гродской

Почти два столетия тому назад русский поэт, мыслитель и художественный критик, создатель известных стихов-романсов «О, говори хоть ты со мной...» и «Цыганская венгерка» Аполлон Григорьев написал в девичий альбом дочери своего знакомого такое послание:
«За Вами я слежу давно
С горячим, искренним участьем, И верю: будет Вам дано
Не многим ведомое счастье.
Лишь сохраните, я молю,
Всю чистоту души прекрасной
И взгляд на жизнь простой и ясный
Всё то, за что я Вас люблю!»



Я набрёл на эти стихи, перелистывая том Григорьева, по творчеству которого наш нынешний автор, москвичка Елена Гродская защитила кандидатскую диссертацию. Решил, помню, что у Аполлона Александровича наверняка обнаружится и то, что я думаю о новом участнике «Строф»: ведь я и впрямь слежу за её творчеством и такой взгляд на жизнь, — преображенный негромкой, живописной, прозрачной лирикой — мне пó сердцу.



Уже к окончанию школы Елена знала, что пойдёт на филфак Московского университета, сказалось влияние семьи: бабушка занималась творчеством драматурга Александра Островского. Что до поэзии, то еще в шесть лет на вопрос «кем хочешь быть?» — маленькая Алёна уверенно отвечала: поэтом. В будущем ей здорово повезло с учителями, судьба надолго подарила общение со знаменитым «лианозовцем» Всеволодом Некрасовым (о котором Гродская напечатала в «Новом мире» пронзительные воспоминания). Кстати, Елена издавна и хорошо пишет о стихах: её статьи о поэтических книгах дороги мне ясностью изложения и бережливым вниманием к чужому творчеству.
Во многих стихотворениях Елены Гродской содержится, по моим впечатлениям, какое-то неуловимое и притягательное вещество «наивного», «детского» и вместе с тем чуть ли не приключенческого взгляда на сущее. Между прочим, когда я недавно спросил Лену по телефону, какие книги лежат сейчас на её столе, то услышал: дореволюционное издание Фета, английский Толкин, сказки о муми-троллях и Библия.
… А стихи, как видите, мы с ней выбрали — к празднику. Христос воскресе!



* * *
Бог побеги пустил во мне,
как на высохшем черном пне.
Я тяну и носок, и шею,
хоть летаю только во сне,
там стремлюсь из себя вовне,
как умею.
И дрожи теперь — не дрожи,
дорожи, мой друг, дорожи
тишиною.
Стало тело легче души.
Не держи меня, не держи.
Бог со мною.

* * *
Кто проливает слезы весны?
Земля. Небо. Снег.
Стали окрестности им тесны.
Зеленый побег
преодолел почки тюрьму
без опаски.
Птицы мечутся: «Почему?!»
Дело к Пасхе.

* * *
В. Н.
Детский рисунок веток
по облакам.
Роспись собачьих меток —
снеговикам.
Двор посерел, линяет.
Видно, к теплу.
А снеговик роняет,
тая, метлу.
* * *
Мама вымыла окна к Пасхе —
небо вошло в квартиру.
По окну ползут рабочие в касках —
на крыше залатывать дыры.
Сестра купила красную краску —
раскрасила к Пасхе яйца.
Дети по улице едут в колясках —
уже умеют смеяться.
* * *



На Пасху прабабушка наша пекла куличи
И делала пасху — творожную пасху с изюмом.
Береза сережки пускала, летели грачи,
Цвела мать-и-мачеха.
Помню, что папа наш умер
Зимой. В том году был апрель — нет, наверное, май
На Пасху. «А фрукты и зелень не трожь, я помою», —
Сказала мне мама. — «И Оле смотри не давай».
Из шкафа был выброшен свитер, изъеденный молью.
Год был високосный — нелегкий, больной и лихой,
Готовил к зиме, но на Пасху мы красили яйца,
Как все, красноватою луковою шелухой,
Боялись испачкать кастрюлю.
Не надо бояться
Ни жизни, ни смерти. Я позже уже поняла.
Тому двадцать лет. Снова Пасха, апрель. Не осудит
Никто, что природа воскресла, дала нам тепла.
А мама печет куличи в той же самой посуде.

Апрельский дождик

В апреле темнеет позже —
значит живем.
Каплет прозрачный дождик
в наш водоем.
Глаза опустила долу,
тихо иду.
Трачу земную долю
на ерунду.
Серый снег на тропинке
стаял почти.
Крапинки и картинки,
строчки пути.

… и солнце

Весеннее таинство света.
Веселое таянье снега.
Одно дуновение ветра —
и тучи развеялись с неба.
И солнце, как желтый цыпленок,
проклюнулось в облаке тучном.
Оно улыбнулось спросонок
себе и развеянным тучам.
Чем меньше на улице снега,
тем больше небесного света.
Чем мягче весенняя нега,
тем ближе пасхальная жертва.

Перед Пасхой

Кулич румяный, с корочкой.
А день отчасти облачный,
а день отчасти солнечный —
сужу по небесам.
Гуляют дети с мамами,
послушные, упрямые,
носы в шарфы упрятали.
Малыш кричит: «Я сам!»
Мы сами люди разные —
и чистые, и грязные,
спокойные и страстные —
все в очередь — святить.
Кулич несем со свечкою,
ванилью пахнет, вечностью.
А я стою беспечная —
на всех должно хватить.
Воды, благословения,
мольбы, благоговения.
У Божьего творения
забота есть одна —
подольше жить, не мучиться
и радоваться случаю.
Да, Господи, я слушаю.
Пасхальный храм. Весна.

Павел Крючков