Рождество — начало пути на Голгофу. Так чему же мы радуемся?

«Жизнь — это болезнь, и смерть начинается с самого рождения. В каждом дыхании, в каждом ударе сердца уже заключено немного умирания — все это толчки, приближающие нас к концу», — говорит Фердинанд Грау, герой романа Ремарка «Три товарища». Жизнь неизбежно заканчивается смертью, и если в ней нет никакого высшего смысла, то можно сказать, что человек рождается, чтобы умереть.



Тогда все происходящее в ней — не более чем мираж, призванный отвлечь человека от страха смерти и заглушить чувство безысходности. Напротив, если жизнь наполнена смыслом, который выходит за рамки материального мира, то смерть — лишь этап на пути к вечности. Этап неприятный, пугающий, в каком-то смысле противоестественный, но не конец существования. Если бы жизнь Иисуса Христа просто закончилась распятием на кресте, то, действительно, для рождественской радости не было бы никакого основания. Однако замысел Бога простирался за пределы Голгофы.
Рождество Христово — величайшее событие, разделившее нашу историю на периоды до и после. На землю пришел Тот, Кого ждали многочисленные поколения, начиная с Адама. Пришел, чтобы освободить человечество из-под власти греха, уничтожить смерть и вернуть людям утраченное достоинство и блаженство. «Ради нас родилось Дитя младое, Превечный Бог», — поется в рождественском кондаке, особом праздничном песнопении. Как же тут не радоваться? Да, Сын Божий, воспринявший в Своем воплощении на земле человеческую природу, прожил трудную жизнь, полную скорбей и страданий. Да, Его смерть была мучительна и ужасна. Но без этого было бы невозможно наше спасение. Вспомним, что за распятием и погребением последовало чудо Воскресения из мертвых, в котором смерть была попрана смертью. А за Воскресением — Вознесение, когда восстановленная человеческая природа во Христе была посажена одесную Бога (Мк 16:19), т. е. включена в реальность бытия Святой Троицы.
Так что Рождество Христово, безусловно, радостный праздник. Но есть и другие чувства, которые вместе с радостью наполняют душу в рождественские дни, — благоговение перед Богом и благодарность Ему. В святоотеческом богословии феномен рождения, жизни и смерти Спасителя называется кеносисом, или, в переводе с греческого, истощением или уничижением. Первым этот термин употребил апостол Павел в Послании к Филиппийцам: Он (Иисус. — Прим. авт.), будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу (т. е. не держался за Свое равенство Богу. — Прим. авт.); но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек (Флп 2:6–7). Бог, Который есть совершенный, не испытывающий ни в чем недостатка Дух, из любви к роду человеческому добровольно соединяется с человеческой природой, подчиняется законам ее развития, становится одним из нас и тем самым дает нам возможность стать причастными Своей божественной жизни. «Оно (Слово Божие. — Прим. авт.) вочеловечилось, чтобы мы обожились», — писал Афанасий Великий («Слово о воплощении Бога Слова и о пришествии Его к нам во плоти»). Или, другими словами, Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом.
Своей жизнью Иисус Христос убрал дистанцию между землей и небом, вызванную грехопадением, возвратил людям возможность непосредственного богообщения и открыл человеку путь на то самое Небо, где Он — истинный Бог и истинный человек — теперь постоянно пребывает.
Радость Рождества — это не безрассудное веселье, а радость со слезами благодарности на глазах. Мы знаем, какие испытания предстоит претерпеть божественному Младенцу, как и Он знал об этом. Но это не умаляет нашего чувства, а скорее делает его более трезвым и осознанным. В атмосфере рождественского фейерверка, светящихся витрин и праздничных застолий это помогает сохранить внутри себя тишину той вифлеемской ночи, а в тишине услышать ангельское пение: слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение! (Лк 2:14).