«Непрестанно молитесь»: митрополит Каллист — о призыве апостола Павла
О том, как непросто дается Церкви исполнение заповеди апостола Павла о непрестанной молитве, свидетельствует вся история православного монашества. Об эволюции понимания этой заповеди, а также о способах её реализации в православной аскетической практике рассказал в своем исследовании митрополит Диоклийский Каллист (Уэр). Статья была прочитана на конференции Англиканской церкви в Оксфорде 5 июля 1967 года.
«Непрестанно молитесь» (1Фес 5:17): этот краткий и выразительный призыв апостола Павла фессалоникийцам оказал мощное влияние на все православное монашество. С IV века в православной традиции Востока прочно укрепилась мысль о том, что молитва должна совершаться не только в определенное время, а неотступно сопровождать монаха всю жизнь. Эта мысль кратко выражена в «Изречениях отцов-пустынников»: «Монах, который молится, только когда встает на молитву, не молится вовсе».
С той же мыслью палестинский монах Антиох, живший в VII веке в монастыре св. Саввы Освященного, обращается к следующим строкам из книги Екклесиаста (3:1-7): «Всему свое время, и время всякой вещи под небом? время рождаться и время умирать; …время плакать и время смеяться; …время молчать и время говорить». И Антиох делает вывод: «Всему свое время, кроме молитвы? для молитвы всегда свое время».
«Непрестанно молитесь»; но как это исполнить на практике? Свой ответ предложили мессалиане – аскетическое монашеское общество, широко распространенное в Сирии и Малой Азии в конце IV и на протяжении V века. Название «мессалиане» (по-гречески «евхиты») означает «молитвенники».
Мессалиане истолковали апостола Павла буквально. Для них, по всей видимости, молитвой считалась, главным образом, устная молитва. Под молитвой они понимали осознанную и намеренную деятельность, которая исключает все другие занятия: «молиться» значит «произносить молитву». По правилам мессалианства, человек, который непрестанно молится, не может заниматься никаким трудом – ни физическим, ни умственным. Он не работает в саду, не говорит, не стирает, не подметает свою комнату, не отвечает на письма. Он просто молится и больше ничего не делает.
Поэтому мессалианство составляло своего рода духовную элиту, «молитвенников», мужчин и женщин, которые занимались только молитвой и чьи материальные потребности удовлетворяли простые верующие.
Митрополит Каллист (Уэр)
Церковь по вполне понятным причинам очень быстро и решительно осудила такое понимание – или, лучше сказать, непонимание – постоянной молитвы. Мессалианский способ был неприемлем как в социальном плане, так и в духовном. С точки зрения общества монахи становятся паразитами, живущими на подаяние других. Против этого выступало истинное монашество, в традиции которого считалось, что монах, живет ли он общежительно или в уединении, должен в обычных обстоятельствах сам себя обеспечивать; и не только себя, но и помогать другим.
Надо сказать, что монашество на христианском Востоке в меньшей степени, чем на Западе, заботилось об организации «активной» деятельности – устройстве школ, больниц и приютов; и хотя социальная работа была не так хорошо организована и велась за счет личных усилий, монахи Востока остро осознавали свои обязанности по отношению к «ближним», живущим в миру, причем обязанности не только духовные, но и материальные.
Вновь и вновь они утверждали, и не в последнюю очередь в ранних текстах отцов-пустынников, что монах должен трудиться и обеспечивать не только себя, но и нуждающихся: нищих, больных, вдов и сирот. «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут» (Мф 5:7). Эти слова относятся ко всем христианам.
Итак, в социальном плане мессалианский подход неприемлем; но он также предосудителен с точки зрения духовной жизни монаха. Едва ли найдется кто-то, способный только творить молитву и ничего больше не делать, не заниматься хоть какой-нибудь деятельностью. Первый рассказ в «Изречениях отцов-пустынников» свидетельствует о том, что необходимо уравновесить и разнообразить каждодневную жизнь монаха, наполнить ее последовательными, четко регламентированными видами деятельности:
«Святой авва Антоний, пребывая некогда в пустыне, впал в уныние и в большое помрачение помыслов и говорил Богу: Господи! я хочу спастись, а помыслы не позволяют мне. Что мне делать в скорби моей? Как спасусь? — И вскоре встав, Антоний вышел вон. — И вот видит кого-то похожего на себя, который сидел и работал, потом встал из-за работы и молился; после опять сел и вил веревку; далее опять стал на молитву. Это был Ангел Господень, посланный для наставления и подкрепления Антония. И Ангел сказал Антонию: и ты делай так, — и спасешься! Услышав сие, Антоний возымел великую радость и дерзновение, — и поступая так, спасался».
Другая история об Антонии развивает ту же мысль. Никто не может беспрерывно находиться в состоянии высоких духовных переживаний; время от времени необходимо снимать напряжение:
«Некто, ловя в пустыне диких зверей, увидел, что авва Антоний шутливо обращается с братиями, и соблазнился. — Старец, желая уверить его, что иногда бывает нужно давать послабление братиям, говорит ему: положи стрелу на лук свой, и натяни его. — Он сделал так. — Старец опять говорит ему: еще натяни. — Тот еще натянул. — Старец опять говорит: еще тяни. — Ловец отвечает ему: если я сверх меры буду натягивать, то переломится лук. — Тогда авва Антоний говорит ему: так и в деле Божием, — если мы сверх меры будем налегать на братий, то от приражения они скоро сокрушаются. Посему необходимо иногда давать хотя некоторое послабление братии. — Выслушав это, ловец был сильно тронут, и получив великую пользу, ушел от старца. — И братия, утвердившись, возвратились в свое место».
Мессалианам не хватало рассудительности Антония, они натянули тетиву слишком сильно. Их идеал молитвы, помимо всего прочего, мог привести их скорее к умопомешательству, чем к святости.
Третье возражение против мессалианского толкования строки из послания 1Фес 5:17 состоит в том, что в этом случае призыв апостола Павла становится совершенно невыполнимым. Если принять, что молиться значит произносить молитву, то тогда, даже если читать молитвы все время, пока подвижник бодрствует, рано или поздно придет время, когда он должен будет хоть немного поспать, и что станет тогда с его потугами молиться непрестанно? Вот это-то самое возражение и привел мессалианам авва Лукий, который в то же время предложил более разумный подход к вопросу о непрестанной молитве. Заметьте также, что отец Лукий, как и многие другие отцы-пустынники, заботится о неимущих:
«Некогда некоторые монахи, называемые Евхиты, пришли к авве Лукию в Енат, и спросил их старец, говоря: какое ваше рукоделие? Они отвечали: мы не занимаемся рукоделием, но, как говорит Апостол, непрестанно молимся. И сказал старец: вы и не едите? Едим, отвечали они. Старец говорит: кто молится за вас, когда вы едите? Еще сказал им: вы и не спите? Спим, отвечали они. Старец говорит: кто молится за вас, когда вы спите? И не нашлись на это ответить ему.
Тогда старец сказал им: простите мне, вы не делаете, как говорите. Я же вам покажу, что, занимаясь своим рукоделием, непрестанно молюсь. Размочив немного прутьев, я сажусь с Богом, и, плетя из них веревку, говорю: помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое (Пс 50:1). И сказал им: не молитва ли это? Те отвечали: да. Старец сказал: проводя целый день в работе, я зарабатываю более или менее шестнадцати монет. Две из них подаю в дверь нищим, а на остальные ем; — и молится за меня принимающий две монеты, когда я ем, или когда сплю, и по благодати Божией у меня совершается непрестанная молитва».
Вот такое решение предлагает отец Лукий: непрестанная молитва возносится посредством соработничества. Такой же способ молитвы, но несколько более усовершенствованный, использовался в знаменитом монастыре Akoimetai, или «бессонных молитвенников» в Константинополе. Здесь монахи использовали «вахтенный» метод: они разделились на группы, и как только одна заканчивала богослужение, другая продолжала его, и таким образом в течение суток молитвы возносились непрестанно, хотя бы даже и частью братии.
Соработничество в молитве, предложенное Лукием, при всей своей внешней наивности имеет одну очень важную особенность. Молитва – не индивидуальная, а скорее совместная деятельность: мы всегда существуем, как взаимозависимые части Тела Христова. Даже отшельник в самом удаленном уголке пустыни никогда не предстоит Богу в одиночку, но всегда как член огромной семьи. В нем и с ним молится вся Церковь, и когда он не может молиться, другие молятся вместо него. Евагрий Понтийский (345-399) говорит: «Монах – это тот, кто отделен от всех и соединен со всеми».
Но есть и другой, более интересный вывод, который можно сделать из ответа отца Лукия мессалианам. Он считает, что молитва не исключает физический труд. В отличие от мессалиан, он работает, когда молится, используя очень краткую молитву, которую повторяет постоянно. Таким образом, его молитва не ограничена тем промежутком времени, когда он «встает на молитву», но он может «сохранять ее в памяти», когда занимается каким-либо деланием.
Строка из Псалма 50, которую Лукий использует как молитву, – одна из многих возможных вариантов молитв для постоянного повторения. Святой Иоанн Кассиан, который изучал искусство монашеского жительства в Египте, предложил другой стих из Псалма: «Поспеши, Боже, избавить меня, поспеши, Господи, на помощь мне» (Пс 69:2).
Авва Аполлос, который в молодости совершил страшный грех, использовал, как и Лукий, покаянный стих:
«Я согрешил как человек, Ты же как Бог будь милостив ко мне». Иногда молитва может быть еще проще. Святой Макарий Великий учит: «Не нужно многословить, но часто воздевать руки и говорить: Господи, как Ты хочешь, и как знаешь, — помилуй! Если же нападет искушение, говори: Господи, помоги! И Он знает, что нам полезно, и так поступает с нами».
Но среди всех коротких молитв для постоянного повторения самая глубокая по смыслу и наиболее часто повторяемая на протяжении веков – это, конечно, Иисусова молитва: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня». В современной православной практике добавляется еще слово «грешного».
Таким образом, есть способ исполнить повеление «непрестанно молитесь», не впадая в крайности мессалианства. Молитва может сопровождаться трудом. Монах, избравший короткую фразу – молитву Иисусову или какую другую, по своему желанию или по наставлению своего духовника – старается повторять ее, куда бы он ни шел и что бы он ни делал. (Или же, по указанию своего духовного наставника, он повторяет ее только в определенное время.)
И таким образом монах стремится удерживать эту молитву весь день, выполняя различную работу, существуя как бы в двух мирах, во внешнем и внутреннем. Как говорит епископ Феофан Затворник (1815-1894): «Руки в работе, а ум и сердце с Богом».
Итак, у монаха два вида «деятельности»: его работа, умственная или физическая, которую, разумеется, он должен выполнять во славу Божию как можно лучше, и, помимо этого, его «внутренняя работа». Отцы-пустынники говорят, что «в человеке всегда должна идти внутренняя работа».
Эта «внутренняя работа» также называется «умное делание», или просто «памятование о Боге». В Наставлениях Макария Великого говорится:
«Христианин обязан всегда иметь памятование о Боге; … то есть, не только когда входишь в молитвенный дом, люби Господа; но, и находясь в пути, и беседуя, и вкушая пищу, имей памятование о Боге, и любовь и приверженность к Нему».
Эти идеи ни в коей мере не являются достоянием только Восточного Христианства. Тут же приходит в голову пример из Западного Христианства о брате Лоуренсе и его «Практике присутствия Божиего» во время работы на кухне.
Но это еще не окончательный ответ мессалианству. Авва Лукий совершенно справедливо считает, что можно одновременно молиться и работать; более того, он предлагает практический способ этого двойного делания – постоянное повторение короткой молитвы. Но все же его понимание сути молитвы как таковой ограничено, он мыслит категориями устной молитвы: для него, как и для мессалиан, «молиться» значит «произносить молитву».
Против этого можно возразить – и здесь мы подходим к правильному решению вопроса о непрестанной молитве, – что молитва в верном понимании и глубинном смысле не столько действие, сколько состояние души.
Для того, чтобы находиться в состоянии непрестанной молитвы, вовсе необязательно читать бесконечный круг молитв; существует такое понятие, как внутренняя непрестанная молитва. Разумеется, постоянное повторение краткой молитвы, как предлагает отец Лукий, есть прекрасный способ попытаться приобрести это состояние. Может наступить момент, когда это молитвенное состояние останется, хотя повторения молитвы уже нет, когда молитва не есть уже больше фраза, которую мы произносим, но она каким-то непостижимым образом проникает в самую глубину души так, что даже когда молитва не произносится, она остается внутри.
И если так понимать молитву, то есть подвижники, которые молятся даже во сне; потому что они молятся не посредством того, что говорят или мыслят, а больше тем, что они есть. И пока подвижник «есть» в этом состоянии, можно сказать, что он обрел, в полном смысле, непрестанную молитву.
Святой Василий Великий выражает те же мысли в Наставлениях мученице Иулитте:
«Молитва – это прошение благого, возносимое Богу молящимся. Но мы не ограничиваем эту «просьбу» только тем, что выражено в словах… Нам не должно молиться одними только устами, но вся сила молитвы должна выражаться в состоянии души, которое мы сохраняем всю жизнь, и добрых делах, постоянно совершаемых… Вот как мы молимся непрестанно – не словами, а соединяясь с Богом всем своим образом жизни, так что она становится одной постоянной и непрерываемой молитвой».
«Нам не должно молиться одними только устами»: совершенно очевидно, что всем нам должно сначала научиться молиться, произнося слова. В учении Православной Церкви принято разделять молитву на три вида:
– устную
– умную
– сердечную (или, точнее, умно-сердечную).
Наша молитва, постоянно повторяемая – предположим, что это первая строка псалма 50, какой молился авва Лукий, или Иисусова молитва – начинается как молитва устная, читаемая сознательным усилием воли. На этом этапе наше внимание постоянно рассеивается; и мы опять и опять, твердо, но без раздражения, должны возвращать его к значению слов молитвы. Затем, очень постепенно, молитва все больше становится мысленной: при этом наши губы или продолжают беззвучно двигаться, как бы произнося слова, или же молитва творится только умом.
Затем наступает следующий этап – молитва нисходит из ума в сердце, ум в молитве соединяется с сердцем. Под «сердцем» в данном случае разумеется не просто область средоточия наших чувств, а как и в Писании, главный орган личности человека, центр всей его сущности.
Когда наша молитва становится в полном смысле «сердечной молитвой», мы приближаемся уже к порогу непрестанной молитвы, той «сокровенной» молитвы, о которой мы уже упоминали. Настоящая молитва сердца уже больше не облечена в словесную форму, она становится частью нас самих, такой же, как дыхание или биение сердца. И таким образом, по милости Божией, молитва уже является не тем, что мы должны сказать, а тем, что само звучит внутри нас: если воспользоваться терминологией Феофана Затворника, она перестает быть «умной» и становится «духодвижной».
Молитва, которая начиналась как время от времени совершаемое действие, переходит в неизменное состояние – то, что имеет в виду Фома Челанский, когда говорит о святом Франциске Ассизском: «totus non tam orans quam oratio factus»: «по своей сути он не столько молится, сколько сам обращается в молитву».
Святой Исаак Сирин (VII век) считает, что эта непрестанная сердечная молитва Святого Духа в нас:
«Ученик. Что главное во всех трудах дела сего, то есть безмолвия, чтобы человеку, который дошел и до сего, можно было знать, что достиг уже он совершенства в житии?
Наставник. То, когда сподобится человек непрестанного пребывания в молитве. Ибо как скоро достиг он сего, взошел на высоту всех добродетелей и соделался уже обителию Святого Духа. А если кто не приял несомненно сей благодати Утешителя, то не может свободно совершать пребывания в сей молитве, потому что, как сказано, когда вселится в ком из людей Дух, тогда не прекратит он молитвы, но Сам Дух молится всегда (см.: Рим.8:26). Тогда и в сонном и в бодрственном состоянии человека молитва не пресекается в душе его, но ест ли, пьет ли, спит ли, делает ли что, даже и в глубоком сне, без труда издаются сердцем его благоухания и испарения молитвы. Тогда молитва не отлучается от него, но всякий час, хотя и безмолвствует во внешности его, однако же в то же время совершает в нем службу Божию втайне. Ибо молчание чистых один из христоносных мужей называет молитвою, потому что помыслы их суть Божественные движения, а движения чистого сердца и ума суть кроткие гласы, которыми сокровенно воспевают Сокровенного».
Молчание чистых есть молитва: даже пребывание святых в безмолвии – их бездействие или сон – само по себе есть молитва Богу, так как их молитва становится неотъемлемой частью их самих.
Вот какой смысл вкладывает православная духовная традиция в слова апостола Павла «непрестанно молитесь». Однако ни на секунду нельзя предположить, что состояние, описанное Исааком Сириным, легко или многими достигается. Из его слов становится совершенно очевидно, что этого состояния нельзя достичь своими собственными усилиями, это – Божий дар, который Бог посылает, кому и когда пожелает, независимо от нас. И мы не можем выделить те правила или принципы, по которым Он в данном случае поступает.
Иногда, впрочем, постоянная умно-сердечная молитва может быть дарована сравнительно скоро. Авва Силуан Афонский (1866-1938) занимался Иисусовой молитвой всего три недели, когда она сошла в его сердце и стала непрестанной: но этот случай – совершенно исключительный. Авва Агапий, один из Валаамских старцев, также выражает мнение, что умная молитва сходит в сердце относительно быстро:
«Я знаю трех лиц: одному пришла, как только было сказано, в самый этот час; другому пришла через шесть месяцев; третьему – через десять месяцев; а одному великому старцу – через два года. И это почему так бывает – одному Богу только известно».
В «Записках странника» также говорится о том, что дар такой молитвы можно получить в весьма короткий срок – почти автоматически.
Да, в каких-то случаях это вполне возможно. Однако нужно особо подчеркнуть, что такое случается нечасто, и уж тем более не является каким-то правилом или нормой. Напротив, в истории можно найти много примеров, когда люди глубокой духовной жизни смиренно и прилежно молились Иисусовой молитвой долгие годы, и, тем не менее, не стяжали дар непрестанной молитвы.
Я вспоминаю разговор в январе 1963 года с одним русским монахом (теперь уже почившим), отцом Антонием в монастыре св. Саввы Освященного под Иерусалимом. Он рассказал мне, что лично знал несколько монахов в Иудейской пустыне, которые усердно молились, чтобы получить этот дар, и признался мне, что никто его так и не получил. Должно быть, добавил он, не было на то Божьей воли, чтобы нашему поколению был послан этот дар. И хотя он прямо о себе не говорил, но я так думаю, что он был одним из тех, кто молился об этом. А ведь он был настоящим монахом, имел глубокое понимание молитвы, был в полном смысле этого слова старцем.
В связи с этим святой Исаак Сирин предупреждает:
«Как из многих тысяч едва находится один, исполнивший заповеди и все законное с малым недостатком и достигший душевной чистоты, так из тысячи разве один найдется, при великой осторожности сподобившийся достигнуть чистой молитвы… чистой молитвы никак не могли сподобиться многие; сподобились же весьма редкие; а достигший того таинства, которое уже за сею молитвою, едва, по благодати Божией, находится и из рода в род».
Однако эти его слова не должны ввергать нас в уныние. Возможно, что в этой, земной жизни очень немногие смогут достичь вершины – может, один из десяти тысяч, а может, один из целого поколения, но тропинка к этой вершине открыта для всех, и любой из нас может хоть немного пройти по ней. Нет в христианстве привилегированной элиты, которая одна призвана к спасению. И нет ни одного, для кого спасение невозможно.
Нет ни одного, для кого спасение невозможно. Хотя мы говорили только о монашестве, тот путь молитвы, о котором мы рассказали, отнюдь не ограничивается рамками монашеской жизни. Это путь для всех христиан. В тексте, приписываемом св. Григорию Паламе (1296-1359), есть такие слова:
«Пусть никто не думает, братия мои христиане, будто одни лица священнаго сана и монахи долг имеют непрестанно и всегда молиться, а не и миряне. Нет, нет; все мы христиане имеем долг всегда пребывать в молитве… И Григорий Богослов учит всех христиан и говорит им, что чаще надлежит поминать в молитве имя Божие, чем вдыхать воздух…
К тому же поимейте во внимание и способ молитвы, как возможно непрестанно молиться, – именно – молиться умом. А это мы всегда можем делать, если захотим. Ибо и когда сидим за рукоделием, и когда ходим, и когда пищу принимаем, и когда пьем, всегда умом можем молиться и творить умную молитву, благоугодную Богу, молитву истинную. Телом будем работать, а душею молиться. Внешний наш человек пусть исполняет свои телесныя дела, а внутренний весь пусть будет посвящаем на служение Богу, и никогда не отстает от этого духовнаго дела умной молитвы…».
Разумеется, для отшельника, живущего в уединении в пустыне, и, как авва Лукий, занимающегося нехитрым физическим трудом, значительно легче научиться «удерживать» молитву в течение всего дня. Для монаха, посвятившего себя деятельному служению в мире, – преподает ли он в воскресной школе или, например, ухаживает в больнице за тяжелобольными – задача «удержать» молитву становится намного более сложной: сложной, но осуществимой. А уж для мирянина, у которого нет строгого распорядка монашеского общежития, это еще труднее.
Но несмотря на это в православной духовной традиции есть твердое убеждение, что все христиане, по милости Божией, могут стяжать дар внутренней молитвы. И хотя очень немногие, в пустыне они живут или в городе, получили дар непрестанной молитвы в полном объеме, любой человек может преуспеть в делании молитвы во время работы, будь то Иисусова молитва или какая другая.
В самом деле, Иисусова молитва, благодаря своей простоте и краткости, необычайно хорошо подходит тем, кто живет в постоянном напряжении современной жизни, для него невозможно произносить более сложные молитвы.
Однако никакие внешние условия, какими бы неблагоприятными они ни были, сами по себе не могут помешать внутренней сердечной молитве. Святой Макарий в своих наставлениях пишет: «И Святым Господним случается сидеть на позорище мира и смотреть на его обольщения; но по внутреннему человеку беседуют они с Богом».
Пожалуй, мало найдется профессий, требующих от человека больших попечений в мире, чем профессия врача. Однако в «Изречениях отцов-пустынников» есть повествование о том, что некий лекарь из Александрии – мы даже не знаем его имени – был равным по святости святому Антонию, величайшему из христианских отшельников:
Авве Антонию в пустыне было открыто, что «в городе живет человек, равный ему по святости. Он – лекарь и оставляет себе самое необходимое, а остальное отдает нуждающимся, и весь день он воспевает с ангелами хвалу Святой Троице».
Каждый из нас с помощью Духа Святого может прийти в меру этого доктора. Царство Небесное – внутри каждого из нас. Все просто. Молиться – значит войти в это внутреннее царство нашей души и там предстоять перед Богом, осознавая Его присутствие в ней; а «молиться непрестанно» – значит делать это постоянно. И хотя слава этого царства во всей своей полноте открывается в этой, земной жизни лишь немногим, мы все же можем открыть для себя хотя бы часть его сокровищ. Святой Исаак Сирин утверждает, что дверь перед нами, а ключи у нас в руках:
«Потщись войти во внутреннюю свою клеть, и узришь клеть небесную, потому что та и другая – одно и то же, и входя в одну, видишь обе. Лествица оного Царствия внутри тебя, сокровенна в душе твоей. В себе самом погрузись от греха, и найдешь там восхождения, по которым в состоянии будешь восходить».
«Непрестанно молитесь» (1Фес 5:17): этот краткий и выразительный призыв апостола Павла фессалоникийцам оказал мощное влияние на все православное монашество. С IV века в православной традиции Востока прочно укрепилась мысль о том, что молитва должна совершаться не только в определенное время, а неотступно сопровождать монаха всю жизнь. Эта мысль кратко выражена в «Изречениях отцов-пустынников»: «Монах, который молится, только когда встает на молитву, не молится вовсе».
С той же мыслью палестинский монах Антиох, живший в VII веке в монастыре св. Саввы Освященного, обращается к следующим строкам из книги Екклесиаста (3:1-7): «Всему свое время, и время всякой вещи под небом? время рождаться и время умирать; …время плакать и время смеяться; …время молчать и время говорить». И Антиох делает вывод: «Всему свое время, кроме молитвы? для молитвы всегда свое время».
«Непрестанно молитесь»; но как это исполнить на практике? Свой ответ предложили мессалиане – аскетическое монашеское общество, широко распространенное в Сирии и Малой Азии в конце IV и на протяжении V века. Название «мессалиане» (по-гречески «евхиты») означает «молитвенники».
Мессалиане истолковали апостола Павла буквально. Для них, по всей видимости, молитвой считалась, главным образом, устная молитва. Под молитвой они понимали осознанную и намеренную деятельность, которая исключает все другие занятия: «молиться» значит «произносить молитву». По правилам мессалианства, человек, который непрестанно молится, не может заниматься никаким трудом – ни физическим, ни умственным. Он не работает в саду, не говорит, не стирает, не подметает свою комнату, не отвечает на письма. Он просто молится и больше ничего не делает.
Поэтому мессалианство составляло своего рода духовную элиту, «молитвенников», мужчин и женщин, которые занимались только молитвой и чьи материальные потребности удовлетворяли простые верующие.
Митрополит Каллист (Уэр)
Церковь по вполне понятным причинам очень быстро и решительно осудила такое понимание – или, лучше сказать, непонимание – постоянной молитвы. Мессалианский способ был неприемлем как в социальном плане, так и в духовном. С точки зрения общества монахи становятся паразитами, живущими на подаяние других. Против этого выступало истинное монашество, в традиции которого считалось, что монах, живет ли он общежительно или в уединении, должен в обычных обстоятельствах сам себя обеспечивать; и не только себя, но и помогать другим.
Надо сказать, что монашество на христианском Востоке в меньшей степени, чем на Западе, заботилось об организации «активной» деятельности – устройстве школ, больниц и приютов; и хотя социальная работа была не так хорошо организована и велась за счет личных усилий, монахи Востока остро осознавали свои обязанности по отношению к «ближним», живущим в миру, причем обязанности не только духовные, но и материальные.
Вновь и вновь они утверждали, и не в последнюю очередь в ранних текстах отцов-пустынников, что монах должен трудиться и обеспечивать не только себя, но и нуждающихся: нищих, больных, вдов и сирот. «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут» (Мф 5:7). Эти слова относятся ко всем христианам.
Итак, в социальном плане мессалианский подход неприемлем; но он также предосудителен с точки зрения духовной жизни монаха. Едва ли найдется кто-то, способный только творить молитву и ничего больше не делать, не заниматься хоть какой-нибудь деятельностью. Первый рассказ в «Изречениях отцов-пустынников» свидетельствует о том, что необходимо уравновесить и разнообразить каждодневную жизнь монаха, наполнить ее последовательными, четко регламентированными видами деятельности:
«Святой авва Антоний, пребывая некогда в пустыне, впал в уныние и в большое помрачение помыслов и говорил Богу: Господи! я хочу спастись, а помыслы не позволяют мне. Что мне делать в скорби моей? Как спасусь? — И вскоре встав, Антоний вышел вон. — И вот видит кого-то похожего на себя, который сидел и работал, потом встал из-за работы и молился; после опять сел и вил веревку; далее опять стал на молитву. Это был Ангел Господень, посланный для наставления и подкрепления Антония. И Ангел сказал Антонию: и ты делай так, — и спасешься! Услышав сие, Антоний возымел великую радость и дерзновение, — и поступая так, спасался».
Другая история об Антонии развивает ту же мысль. Никто не может беспрерывно находиться в состоянии высоких духовных переживаний; время от времени необходимо снимать напряжение:
«Некто, ловя в пустыне диких зверей, увидел, что авва Антоний шутливо обращается с братиями, и соблазнился. — Старец, желая уверить его, что иногда бывает нужно давать послабление братиям, говорит ему: положи стрелу на лук свой, и натяни его. — Он сделал так. — Старец опять говорит ему: еще натяни. — Тот еще натянул. — Старец опять говорит: еще тяни. — Ловец отвечает ему: если я сверх меры буду натягивать, то переломится лук. — Тогда авва Антоний говорит ему: так и в деле Божием, — если мы сверх меры будем налегать на братий, то от приражения они скоро сокрушаются. Посему необходимо иногда давать хотя некоторое послабление братии. — Выслушав это, ловец был сильно тронут, и получив великую пользу, ушел от старца. — И братия, утвердившись, возвратились в свое место».
Мессалианам не хватало рассудительности Антония, они натянули тетиву слишком сильно. Их идеал молитвы, помимо всего прочего, мог привести их скорее к умопомешательству, чем к святости.
Третье возражение против мессалианского толкования строки из послания 1Фес 5:17 состоит в том, что в этом случае призыв апостола Павла становится совершенно невыполнимым. Если принять, что молиться значит произносить молитву, то тогда, даже если читать молитвы все время, пока подвижник бодрствует, рано или поздно придет время, когда он должен будет хоть немного поспать, и что станет тогда с его потугами молиться непрестанно? Вот это-то самое возражение и привел мессалианам авва Лукий, который в то же время предложил более разумный подход к вопросу о непрестанной молитве. Заметьте также, что отец Лукий, как и многие другие отцы-пустынники, заботится о неимущих:
«Некогда некоторые монахи, называемые Евхиты, пришли к авве Лукию в Енат, и спросил их старец, говоря: какое ваше рукоделие? Они отвечали: мы не занимаемся рукоделием, но, как говорит Апостол, непрестанно молимся. И сказал старец: вы и не едите? Едим, отвечали они. Старец говорит: кто молится за вас, когда вы едите? Еще сказал им: вы и не спите? Спим, отвечали они. Старец говорит: кто молится за вас, когда вы спите? И не нашлись на это ответить ему.
Тогда старец сказал им: простите мне, вы не делаете, как говорите. Я же вам покажу, что, занимаясь своим рукоделием, непрестанно молюсь. Размочив немного прутьев, я сажусь с Богом, и, плетя из них веревку, говорю: помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое (Пс 50:1). И сказал им: не молитва ли это? Те отвечали: да. Старец сказал: проводя целый день в работе, я зарабатываю более или менее шестнадцати монет. Две из них подаю в дверь нищим, а на остальные ем; — и молится за меня принимающий две монеты, когда я ем, или когда сплю, и по благодати Божией у меня совершается непрестанная молитва».
Вот такое решение предлагает отец Лукий: непрестанная молитва возносится посредством соработничества. Такой же способ молитвы, но несколько более усовершенствованный, использовался в знаменитом монастыре Akoimetai, или «бессонных молитвенников» в Константинополе. Здесь монахи использовали «вахтенный» метод: они разделились на группы, и как только одна заканчивала богослужение, другая продолжала его, и таким образом в течение суток молитвы возносились непрестанно, хотя бы даже и частью братии.
Соработничество в молитве, предложенное Лукием, при всей своей внешней наивности имеет одну очень важную особенность. Молитва – не индивидуальная, а скорее совместная деятельность: мы всегда существуем, как взаимозависимые части Тела Христова. Даже отшельник в самом удаленном уголке пустыни никогда не предстоит Богу в одиночку, но всегда как член огромной семьи. В нем и с ним молится вся Церковь, и когда он не может молиться, другие молятся вместо него. Евагрий Понтийский (345-399) говорит: «Монах – это тот, кто отделен от всех и соединен со всеми».
Но есть и другой, более интересный вывод, который можно сделать из ответа отца Лукия мессалианам. Он считает, что молитва не исключает физический труд. В отличие от мессалиан, он работает, когда молится, используя очень краткую молитву, которую повторяет постоянно. Таким образом, его молитва не ограничена тем промежутком времени, когда он «встает на молитву», но он может «сохранять ее в памяти», когда занимается каким-либо деланием.
Строка из Псалма 50, которую Лукий использует как молитву, – одна из многих возможных вариантов молитв для постоянного повторения. Святой Иоанн Кассиан, который изучал искусство монашеского жительства в Египте, предложил другой стих из Псалма: «Поспеши, Боже, избавить меня, поспеши, Господи, на помощь мне» (Пс 69:2).
Авва Аполлос, который в молодости совершил страшный грех, использовал, как и Лукий, покаянный стих:
«Я согрешил как человек, Ты же как Бог будь милостив ко мне». Иногда молитва может быть еще проще. Святой Макарий Великий учит: «Не нужно многословить, но часто воздевать руки и говорить: Господи, как Ты хочешь, и как знаешь, — помилуй! Если же нападет искушение, говори: Господи, помоги! И Он знает, что нам полезно, и так поступает с нами».
Но среди всех коротких молитв для постоянного повторения самая глубокая по смыслу и наиболее часто повторяемая на протяжении веков – это, конечно, Иисусова молитва: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня». В современной православной практике добавляется еще слово «грешного».
Таким образом, есть способ исполнить повеление «непрестанно молитесь», не впадая в крайности мессалианства. Молитва может сопровождаться трудом. Монах, избравший короткую фразу – молитву Иисусову или какую другую, по своему желанию или по наставлению своего духовника – старается повторять ее, куда бы он ни шел и что бы он ни делал. (Или же, по указанию своего духовного наставника, он повторяет ее только в определенное время.)
И таким образом монах стремится удерживать эту молитву весь день, выполняя различную работу, существуя как бы в двух мирах, во внешнем и внутреннем. Как говорит епископ Феофан Затворник (1815-1894): «Руки в работе, а ум и сердце с Богом».
Итак, у монаха два вида «деятельности»: его работа, умственная или физическая, которую, разумеется, он должен выполнять во славу Божию как можно лучше, и, помимо этого, его «внутренняя работа». Отцы-пустынники говорят, что «в человеке всегда должна идти внутренняя работа».
Эта «внутренняя работа» также называется «умное делание», или просто «памятование о Боге». В Наставлениях Макария Великого говорится:
«Христианин обязан всегда иметь памятование о Боге; … то есть, не только когда входишь в молитвенный дом, люби Господа; но, и находясь в пути, и беседуя, и вкушая пищу, имей памятование о Боге, и любовь и приверженность к Нему».
Эти идеи ни в коей мере не являются достоянием только Восточного Христианства. Тут же приходит в голову пример из Западного Христианства о брате Лоуренсе и его «Практике присутствия Божиего» во время работы на кухне.
Но это еще не окончательный ответ мессалианству. Авва Лукий совершенно справедливо считает, что можно одновременно молиться и работать; более того, он предлагает практический способ этого двойного делания – постоянное повторение короткой молитвы. Но все же его понимание сути молитвы как таковой ограничено, он мыслит категориями устной молитвы: для него, как и для мессалиан, «молиться» значит «произносить молитву».
Против этого можно возразить – и здесь мы подходим к правильному решению вопроса о непрестанной молитве, – что молитва в верном понимании и глубинном смысле не столько действие, сколько состояние души.
Для того, чтобы находиться в состоянии непрестанной молитвы, вовсе необязательно читать бесконечный круг молитв; существует такое понятие, как внутренняя непрестанная молитва. Разумеется, постоянное повторение краткой молитвы, как предлагает отец Лукий, есть прекрасный способ попытаться приобрести это состояние. Может наступить момент, когда это молитвенное состояние останется, хотя повторения молитвы уже нет, когда молитва не есть уже больше фраза, которую мы произносим, но она каким-то непостижимым образом проникает в самую глубину души так, что даже когда молитва не произносится, она остается внутри.
И если так понимать молитву, то есть подвижники, которые молятся даже во сне; потому что они молятся не посредством того, что говорят или мыслят, а больше тем, что они есть. И пока подвижник «есть» в этом состоянии, можно сказать, что он обрел, в полном смысле, непрестанную молитву.
Святой Василий Великий выражает те же мысли в Наставлениях мученице Иулитте:
«Молитва – это прошение благого, возносимое Богу молящимся. Но мы не ограничиваем эту «просьбу» только тем, что выражено в словах… Нам не должно молиться одними только устами, но вся сила молитвы должна выражаться в состоянии души, которое мы сохраняем всю жизнь, и добрых делах, постоянно совершаемых… Вот как мы молимся непрестанно – не словами, а соединяясь с Богом всем своим образом жизни, так что она становится одной постоянной и непрерываемой молитвой».
«Нам не должно молиться одними только устами»: совершенно очевидно, что всем нам должно сначала научиться молиться, произнося слова. В учении Православной Церкви принято разделять молитву на три вида:
– устную
– умную
– сердечную (или, точнее, умно-сердечную).
Наша молитва, постоянно повторяемая – предположим, что это первая строка псалма 50, какой молился авва Лукий, или Иисусова молитва – начинается как молитва устная, читаемая сознательным усилием воли. На этом этапе наше внимание постоянно рассеивается; и мы опять и опять, твердо, но без раздражения, должны возвращать его к значению слов молитвы. Затем, очень постепенно, молитва все больше становится мысленной: при этом наши губы или продолжают беззвучно двигаться, как бы произнося слова, или же молитва творится только умом.
Затем наступает следующий этап – молитва нисходит из ума в сердце, ум в молитве соединяется с сердцем. Под «сердцем» в данном случае разумеется не просто область средоточия наших чувств, а как и в Писании, главный орган личности человека, центр всей его сущности.
Когда наша молитва становится в полном смысле «сердечной молитвой», мы приближаемся уже к порогу непрестанной молитвы, той «сокровенной» молитвы, о которой мы уже упоминали. Настоящая молитва сердца уже больше не облечена в словесную форму, она становится частью нас самих, такой же, как дыхание или биение сердца. И таким образом, по милости Божией, молитва уже является не тем, что мы должны сказать, а тем, что само звучит внутри нас: если воспользоваться терминологией Феофана Затворника, она перестает быть «умной» и становится «духодвижной».
Молитва, которая начиналась как время от времени совершаемое действие, переходит в неизменное состояние – то, что имеет в виду Фома Челанский, когда говорит о святом Франциске Ассизском: «totus non tam orans quam oratio factus»: «по своей сути он не столько молится, сколько сам обращается в молитву».
Святой Исаак Сирин (VII век) считает, что эта непрестанная сердечная молитва Святого Духа в нас:
«Ученик. Что главное во всех трудах дела сего, то есть безмолвия, чтобы человеку, который дошел и до сего, можно было знать, что достиг уже он совершенства в житии?
Наставник. То, когда сподобится человек непрестанного пребывания в молитве. Ибо как скоро достиг он сего, взошел на высоту всех добродетелей и соделался уже обителию Святого Духа. А если кто не приял несомненно сей благодати Утешителя, то не может свободно совершать пребывания в сей молитве, потому что, как сказано, когда вселится в ком из людей Дух, тогда не прекратит он молитвы, но Сам Дух молится всегда (см.: Рим.8:26). Тогда и в сонном и в бодрственном состоянии человека молитва не пресекается в душе его, но ест ли, пьет ли, спит ли, делает ли что, даже и в глубоком сне, без труда издаются сердцем его благоухания и испарения молитвы. Тогда молитва не отлучается от него, но всякий час, хотя и безмолвствует во внешности его, однако же в то же время совершает в нем службу Божию втайне. Ибо молчание чистых один из христоносных мужей называет молитвою, потому что помыслы их суть Божественные движения, а движения чистого сердца и ума суть кроткие гласы, которыми сокровенно воспевают Сокровенного».
Молчание чистых есть молитва: даже пребывание святых в безмолвии – их бездействие или сон – само по себе есть молитва Богу, так как их молитва становится неотъемлемой частью их самих.
Вот какой смысл вкладывает православная духовная традиция в слова апостола Павла «непрестанно молитесь». Однако ни на секунду нельзя предположить, что состояние, описанное Исааком Сириным, легко или многими достигается. Из его слов становится совершенно очевидно, что этого состояния нельзя достичь своими собственными усилиями, это – Божий дар, который Бог посылает, кому и когда пожелает, независимо от нас. И мы не можем выделить те правила или принципы, по которым Он в данном случае поступает.
Иногда, впрочем, постоянная умно-сердечная молитва может быть дарована сравнительно скоро. Авва Силуан Афонский (1866-1938) занимался Иисусовой молитвой всего три недели, когда она сошла в его сердце и стала непрестанной: но этот случай – совершенно исключительный. Авва Агапий, один из Валаамских старцев, также выражает мнение, что умная молитва сходит в сердце относительно быстро:
«Я знаю трех лиц: одному пришла, как только было сказано, в самый этот час; другому пришла через шесть месяцев; третьему – через десять месяцев; а одному великому старцу – через два года. И это почему так бывает – одному Богу только известно».
В «Записках странника» также говорится о том, что дар такой молитвы можно получить в весьма короткий срок – почти автоматически.
Да, в каких-то случаях это вполне возможно. Однако нужно особо подчеркнуть, что такое случается нечасто, и уж тем более не является каким-то правилом или нормой. Напротив, в истории можно найти много примеров, когда люди глубокой духовной жизни смиренно и прилежно молились Иисусовой молитвой долгие годы, и, тем не менее, не стяжали дар непрестанной молитвы.
Я вспоминаю разговор в январе 1963 года с одним русским монахом (теперь уже почившим), отцом Антонием в монастыре св. Саввы Освященного под Иерусалимом. Он рассказал мне, что лично знал несколько монахов в Иудейской пустыне, которые усердно молились, чтобы получить этот дар, и признался мне, что никто его так и не получил. Должно быть, добавил он, не было на то Божьей воли, чтобы нашему поколению был послан этот дар. И хотя он прямо о себе не говорил, но я так думаю, что он был одним из тех, кто молился об этом. А ведь он был настоящим монахом, имел глубокое понимание молитвы, был в полном смысле этого слова старцем.
В связи с этим святой Исаак Сирин предупреждает:
«Как из многих тысяч едва находится один, исполнивший заповеди и все законное с малым недостатком и достигший душевной чистоты, так из тысячи разве один найдется, при великой осторожности сподобившийся достигнуть чистой молитвы… чистой молитвы никак не могли сподобиться многие; сподобились же весьма редкие; а достигший того таинства, которое уже за сею молитвою, едва, по благодати Божией, находится и из рода в род».
Однако эти его слова не должны ввергать нас в уныние. Возможно, что в этой, земной жизни очень немногие смогут достичь вершины – может, один из десяти тысяч, а может, один из целого поколения, но тропинка к этой вершине открыта для всех, и любой из нас может хоть немного пройти по ней. Нет в христианстве привилегированной элиты, которая одна призвана к спасению. И нет ни одного, для кого спасение невозможно.
Нет ни одного, для кого спасение невозможно. Хотя мы говорили только о монашестве, тот путь молитвы, о котором мы рассказали, отнюдь не ограничивается рамками монашеской жизни. Это путь для всех христиан. В тексте, приписываемом св. Григорию Паламе (1296-1359), есть такие слова:
«Пусть никто не думает, братия мои христиане, будто одни лица священнаго сана и монахи долг имеют непрестанно и всегда молиться, а не и миряне. Нет, нет; все мы христиане имеем долг всегда пребывать в молитве… И Григорий Богослов учит всех христиан и говорит им, что чаще надлежит поминать в молитве имя Божие, чем вдыхать воздух…
К тому же поимейте во внимание и способ молитвы, как возможно непрестанно молиться, – именно – молиться умом. А это мы всегда можем делать, если захотим. Ибо и когда сидим за рукоделием, и когда ходим, и когда пищу принимаем, и когда пьем, всегда умом можем молиться и творить умную молитву, благоугодную Богу, молитву истинную. Телом будем работать, а душею молиться. Внешний наш человек пусть исполняет свои телесныя дела, а внутренний весь пусть будет посвящаем на служение Богу, и никогда не отстает от этого духовнаго дела умной молитвы…».
Разумеется, для отшельника, живущего в уединении в пустыне, и, как авва Лукий, занимающегося нехитрым физическим трудом, значительно легче научиться «удерживать» молитву в течение всего дня. Для монаха, посвятившего себя деятельному служению в мире, – преподает ли он в воскресной школе или, например, ухаживает в больнице за тяжелобольными – задача «удержать» молитву становится намного более сложной: сложной, но осуществимой. А уж для мирянина, у которого нет строгого распорядка монашеского общежития, это еще труднее.
Но несмотря на это в православной духовной традиции есть твердое убеждение, что все христиане, по милости Божией, могут стяжать дар внутренней молитвы. И хотя очень немногие, в пустыне они живут или в городе, получили дар непрестанной молитвы в полном объеме, любой человек может преуспеть в делании молитвы во время работы, будь то Иисусова молитва или какая другая.
В самом деле, Иисусова молитва, благодаря своей простоте и краткости, необычайно хорошо подходит тем, кто живет в постоянном напряжении современной жизни, для него невозможно произносить более сложные молитвы.
Однако никакие внешние условия, какими бы неблагоприятными они ни были, сами по себе не могут помешать внутренней сердечной молитве. Святой Макарий в своих наставлениях пишет: «И Святым Господним случается сидеть на позорище мира и смотреть на его обольщения; но по внутреннему человеку беседуют они с Богом».
Пожалуй, мало найдется профессий, требующих от человека больших попечений в мире, чем профессия врача. Однако в «Изречениях отцов-пустынников» есть повествование о том, что некий лекарь из Александрии – мы даже не знаем его имени – был равным по святости святому Антонию, величайшему из христианских отшельников:
Авве Антонию в пустыне было открыто, что «в городе живет человек, равный ему по святости. Он – лекарь и оставляет себе самое необходимое, а остальное отдает нуждающимся, и весь день он воспевает с ангелами хвалу Святой Троице».
Каждый из нас с помощью Духа Святого может прийти в меру этого доктора. Царство Небесное – внутри каждого из нас. Все просто. Молиться – значит войти в это внутреннее царство нашей души и там предстоять перед Богом, осознавая Его присутствие в ней; а «молиться непрестанно» – значит делать это постоянно. И хотя слава этого царства во всей своей полноте открывается в этой, земной жизни лишь немногим, мы все же можем открыть для себя хотя бы часть его сокровищ. Святой Исаак Сирин утверждает, что дверь перед нами, а ключи у нас в руках:
«Потщись войти во внутреннюю свою клеть, и узришь клеть небесную, потому что та и другая – одно и то же, и входя в одну, видишь обе. Лествица оного Царствия внутри тебя, сокровенна в душе твоей. В себе самом погрузись от греха, и найдешь там восхождения, по которым в состоянии будешь восходить».
-
Верующая
- 1
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
