Не судить = всепрощать?

«Не судите, да не судимы будете» (Мф. 7.1; Лк. 6, 37). В оригинале, на древнегреческом эта фраза звучит так: Μὴ κρίνετε, ἵνα μὴ κριθῆτε.



Центральный здесь глагол κρίνω (krinō), означающий «разделять», «отделять», «выносить решение», «судить», «осуждать», «испытывать», «проверять», «выбирать» и т.д. Вообще слово это очень интересное и показательное. Например, однокоренным с ним является греческое слово «суд» – ἡ κρίσις (krisis), которое трансформировалось в популярное сегодня слово «кризис».
Кстати, родственным греческим словам «суд» и «судить» являются и другие известные слова, например, «критический» и «критик». Греческое прилагательное κρῐτῐκός (kritikos) означает «способный к различению», «умеющий разбираться», «судящий», «судебный», «решающий», «переломный». А существительное ὁ κρῐτῐκός – «критик», «тот, кто производит разбор того или иного произведения».
Может возникнуть вопрос: разве это возможно и даже разумно – никого и ничего не судить? А как же грех, заведомо нехорошие поступки? Как вообще быть с различением («критикой») между добром и злом? Иными словами – призывает ли заповедь «не судите» к всепрощению?
Конечно, нет. Вот что по этому поводу говорил, например, Иоанн Златоуст: «И так что же? Если (кто-нибудь) соблудит, то неужели мне не говорить, что худо блудодеяние, и неужели не следует исправлять распутника? Исправляй, но не как враг, и не как враг, требующий возмездия, но как врач, прилагающий лекарство. Спаситель не сказал, не останавливай грешника, но: не суди, т. е. не будь жестоким судьей».
Критика или отвержение, осуждение греха не должна переходить на личность самого человека потому, что такой суд просто не в нашей власти. Только Бог будет последним, единственным и окончательным Критиком каждого человека, но никак не кто-либо из нас, остальных людей. Любой человек, любое кто (хотя бы в потенциале) больше или выше своего что, своих поступков и тех склонностей и черт характера, которыми он в данный момент обладает. Если кто-то солгал или украл что-то, то, осудив эти действия, мы по большому счету не имеем права говорить: он – лгун, или он – вор. Каждый человек создан по образу и подобию Бога, и как низко он бы ни пал, у него есть шанс покаяться и зажить другой жизнью, просто стать другим человеком.
Тут опять-таки сказывается высокая парадоксальность христианства. С одной стороны, оно призывает к строжайшему различению добра и зла, к их, безусловно, судящему, критическому различению. С другой – самих людей это критическое различение касаться не должно. Ведь мы никогда не знаем и не можем знать всей ситуации, всех обстоятельств, в которых оказался тот или иной человек, истории его жизни. Авва Дорофей в «Душеполезных поучениях» приводит пример с двумя маленькими девочками, которых одновременно продали как рабынь. Одна из них попала к очень хорошей и доброй женщине, и та воспитала ее как родную дочь, дала ей все самое лучшее. Другая же девочка попала к развратной блуднице, и та сделала несчастную, как говорит святой, «орудием дьявола». Но дальше авва Дорофей спрашивает:
«Обе были малы, обе проданы, не зная сами, куда идут, и одна оказалась в руках Божиих, а другая впала в руки диавола. Можно ли сказать, что Бог равно взыщет как с одной, так и с другой? Как это возможно! Если обе впадут в блуд или в иной грех, можно ли сказать, что обе они подвергнутся одному суду, хотя и обе впали в одно и то же согрешение? Возможно ли это? Одна знала о суде, о царстве Божием, день и ночь поучалась в словах Божиих; другая же, несчастная, никогда не видала и не слышала ничего доброго, но всегда, напротив, все скверное, все диавольское: как же возможно, чтобы обе были судимы одним судом?»
Чтобы судить другого, сначала нужно самому стать чистым и свободным от того, что осуждаешь. И в Евангелии от Луки, и в Евангелии от Матфея присутствует один и тот же пример с сучком в чужом глазу и с бревном в собственном. «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или как скажешь брату твоему: дай, я выну сучок из глаза твоего, а вот, в твоем глазе бревно? Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего» (Мф. 7.3–5).
Судья должен сначала вынуть бревно из своего глаза, и только тогда суд его будет компетентным и адекватным. «Лишь чистые сердцем Бога узрят». А одно из бревен – это нелюбовь, нелюбовная критика или суд, когда на другого человека смотрят с неприязнью. Суд же с любовью – это уже совсем другой суд.
Да и, как говорили святые, тому, кто по-настоящему занялся своими грехами, уже не до грехов других людей. Со своими бы разобраться… Вспоминается один рассказ из книги «Несвятые святые» отца Тихона Шевкунова. Главный герой книги, молодой монах, которому поначалу сложно было привыкать к строгим монастырским порядкам и которой от этого страдал и огорчался, решил спросить совета у тамошнего большого подвижника и аскета схиигумена Мелхиседека.
«Я поведал ему о своих бедах и неразрешимых проблемах. Отец Мелхиседек выслушал все, неподвижно стоя передо мной, как всегда, понурив голову. А потом поднял на меня глаза и вдруг горько-горько зарыдал…
– Брат! – сказал он с невыразимой болью. – Что ты меня спрашиваешь? Я сам погибаю!
Старец-схиигумен, этот великий, святой жизни подвижник и аскет, стоял передо мной и плакал от неподдельного горя, что он воистину – худший и грешнейший человек на земле! А я с каждым мгновением все отчетливее и радостнее понимал, что множество моих проблем, вместе взятых, – не стоят ровно ничего! Более того, эти проблемы здесь же и совершенно ощутимо для меня безвозвратно улетучивались из души. Спрашивать еще о чем-то или просить помощи у старца уже не было нужды. Он сделал для меня все, что мог. Я с благодарностью поклонился ему и ушел».