Такие разные души...

Про души большие и маленькие, могучие и немощные, живые и мертвые, а также про евангельские парадоксы и святоотеческую поэзию размышляет священник Сергий Круглов.



Батюшкам в храме задают много вопросов. Однажды у меня спросили: «А какого размера у человека душа?»
На этот вроде бы простой вопрос я тогда не ответил. А теперь думаю вот что: размеры души бывают разные.
Нет, не подумайте, что я вывел какую-то формулу или вероучительное определение. С формулами вообще надо быть осторожным, недаром простейший путь получения ясной и простой формулы – путь упрощения, выбора из всей сложной картины чего-то одного, то есть путь ереси.
По жизни-то, особенно по жизни церковной, все мы с вами так или иначе склонны к ереси: нам бы попроще, без лишних заморочек… А вот, скажем, Евангелие, великий пример антиеретичности, то и дело дает нам понять устами и примером Самого Спасителя: упрощение смерти подобно.
Многие желающие упростить христианскую веру жаловались на парадоксальную противоречивость Евангелия. Вот Христос вроде бы отвергает притязания женщины-хананеянки, и Он прав: пребывая в язычестве, не зная Бога единого, спастись невозможно, но затем все-таки совершает для нее то, о чем она просила, и снова прав: «Милости хочу, а не жертвы» (Мф. 9:13).
Он говорит вопрошающему: «Соблюди заповеди», в том числе заповедь о почитании родителей, и Он прав, но говорит также: «Кто не отвергнет отца, матери, жены и детей ради Меня, тот Меня недостоин» – и снова прав.
И ангелам из притчи, которые, по простому-то разумению, желали бы уничтожить испорченный сорняками посев, их Хозяин не дает этого сделать: терпение, пусть появятся всходы…
Как сказал один богослов, всё Евангелие состоит из таких противоречий, объединенных благодатью, в этом оно похоже на полную противоречий жизнь, все смыслы которой смогут сойтись и раскрыться только у Бога. Свет Евангелия светит в нашей земной греховной тьме – но прежде чем, как нам представляется, стать огнем и выжечь все лишнее, всю скверну, этот свет освещает тьму, дает нам возможность оценить реальность бытия, какой бы она при этом свете ни открылась, увидеть наконец-то самих себя и наше положение в этой реальности.

Что такое – душа?

Вот и с определениями души в православном вероучении далеко не всё так просто: вроде бы в Церкви постоянно говорят о «спасении души», в молитвах и богослужебных песнопениях много о душе говорится, в многочисленных повествованиях о посмертной жизни подробно описывается, что именно произойдет с душой во время мытарств и на Суде. Тем не менее Священное Предание дает не так уж много знаний о том, что именно такое есть душа.
В том смысле, как понимает душу массовый приходской обыватель, это понятие употребляли скорее древние языческие философы – Платон и его последователи; в Библии же под словом «душа» нередко имеется в виду просто «жизнь человека». Один мой знакомый так и считал: «Положить душу свою за други своя» (Ин. 15:13) означает, что ничего страшного нет в том, чтобы прямо-таки совершить смертный грех и отправить свою душу в ад за други своя. В то время как евангельская фраза попросту означает «пожертвовать своей жизнью ради ближних».
Святые отцы писали об устроении человека. Одни из них подразделяют человека на душу и тело, другие – на дух, душу и тело, но все они понимали, что окончательно измерить линейкой и взвесить на весах душу невозможно. Недаром многие из них использовали для своих построений поэтический язык образов и символов.
Перечитаем, например, гимны преподобного Симеона Нового Богослова. Это поэзия? Да, и еще какая. Но вымысел ли это? Ни в коем случае – там говорится о вещах реальнейших.
В этих писаниях всегда подразумевается, что такие вещи познаются прежде всего верой и житием по вере, что своим ограниченным разумом, отвлеченно-теоретически, мы не можем до конца охватить тайн Божиих.
Надо помнить: разделение, разбитость цельного человека на части есть результат грехопадения. Господь пришел, чтобы исцелить, восстановить человека в его изначальном Богосыновнем достоинстве. «Бог стал человеком, чтобы человек обожился», – говорит Афанасий Великий.
Писания святых отцов о душе дают нам только вектор, направление мысли об устроении человека, и прежде всего – в целях практических: знать те силы, которые двигают человеком, различать, где доброе, а где – болезнь, то есть греховные страсти, и дают рекомендации, как с этими страстями бороться, как стяжать помощь Божию в этой борьбе. Недаром больше всего об устроении души писали отцы-практики, аскеты, сами стяжавшие опыт борьбы со страстями в труднейших подвигах.

Душа размера XXL

Думая о душе, вижу я вот что: иногда она бывает большая. Не то что больше тела, а чуть ли не со всю вселенную… Есть в народе выражение – «широкая душа». Это душа, которая способна вместить в себя и далекие звезды, и мурчащего на коленях котенка, и леса, и моря – словом, всю красоту тварного мира. Душа, часть которой – и красота творений человеческих, и живой творческий интерес ко всему в мире. Но прежде всего это душа, отзывчивая к ближним, к «другим», преодолевшая самость, способная любить и жертвовать своим, поддерживать других, невзирая на собственные проблемы и тяготы. Душа верующая и утверждающая вокруг себя жизнь жительствующую…
Человек с такой душой сам бывает в трудных обстоятельствах, бывает тяжело болен, но от него исходит нечто, что поддерживает окружающих. К нему тянутся люди, жизнью души живой он делится с другими. За годы служения священником я знал немало таких людей. Даже причащая их на смертном одре, я чувствовал неизъяснимую радость, словно не я приехал к страждущему со Святыми Дарами, но причастили меня самого.
А иногда, наоборот, про человека, который внешне вроде бы живой, говорят «мертвая душа». До такой степени развился у человека эгоизм, нелюбовь, нечуткость к ближним, к Богу, к Божьему миру. До того покрылось его нутро хитином страстей, что живет он жизнью зомби, одного только своего ссохшегося «я». И душа у него маленькая, немощная.



Так бывает со многими больными: сидит он на койке, смотрит перед собой в пустоту, и ничего из окружающего мира его не трогает, ничего ему не интересно и не нужно, потому что вся его душа – размером с его больной орган, вся она – только из этой боли… Любой врач знает: важно лечить не только телесную болячку человека, важно вернуть его душе интерес к жизни, к миру, а это бывает куда труднее.
Маленькой, скорчившейся может стать душа и тогда, когда ушел человек в какую-то свою беду, свернулся в позу эмбриона вокруг своих переживаний, тревог, страхов, обид, усталости. Не хватает сил, садятся батарейки, вера слабеет…

Реанимация души

В тяжелейших случаях, когда болезнь скукоживания души настигает человека, ему не обойтись без нашей с вами помощи.
Как помочь? Как сделать, чтоб съежившаяся, как сдутый воздушный шарик, душа нашего ближнего снова выросла, наполнилась жизнью, расширилась и окрепла? Вот тут я слышу голоса: «Молиться, батюшка, как еще!»
И верно – надо молиться. Но не в том смысле, что вот, мол, сами-то мы ничем не можем помочь человеку, пусть Бог вместо нас помогает.
А смысл вот какой: конечно, без помощи Божией не обойтись ни в чем, но и мы сами должны действовать, и наше молитвенное действие незримо трогает душу того, о ком мы молимся. Трогает ее, теребит, не дает ей сужаться до точки. Вытаскивает из состояния смерти.
Вот почему врачи говорят родственникам тех, кто лежит в коме: обязательно разговаривайте с ними… Вот почему мы молимся друг о друге, уж кто как умеет, и на своем опыте знаем действенность этой молитвы, даже совершенной кое-как, пусть даже (o tempora! o mores!) в виде крестика, поставленного в комментариях к посту-просьбе в фейсбуке…
Вот почему в дни Родительских суббот мы чувствуем, что храм переполнен: своими молитвами мы касаемся душ наших усопших, вытягиваем их из небытия. И они оживают и расширяются настолько, что могут прийти к нам и побыть с нами, пока мы просим Бога смиловаться над нашей немощью и подержать наших близких в Своей вечной памяти, ведь наша-то память пока что слаба и смертна…



И вот еще почему я никогда не соглашался с наставлениями иных молитвенников-«профессионалов», которые, бывает, учат: «Нельзя молиться о грешниках! Нельзя молиться о некрещеных! Нельзя молиться о самоубийцах! Нельзя молиться о незнакомых! Молись только о себе, и хватит с тебя. Не дерзай!» Как же не дерзать молиться о тех, кого любишь, о ближних и дальних, даже если это трудно и рискованно?
В конце концов, дерзновение – один из признаков жизни. Один из признаков того, что моя собственная душа пока еще жизнеспособного размера.