Невыносимая мать

«У меня была самая невыносимая мать в мире, — пишет домашняя хозяйка, воспитывающая теперь собственных детей. — Другие дети получали на завтрак конфеты, а я — яйца и тост или кашу. Полдник других опять-таки состоял из сладостей и „пэпси“, а меня заставляли съедать бутерброд. Вы понимаете, что и на ужин я получала не то, что другие дети.

Утешало лишь то, что я страдала не одна: ведь у моей сестры и двух братьев была та же самая невыносимая мать. Мама всегда хотела знать, где мы проводим время. Мы чувствовали себя словно на цепи. Все-то ее занимало: и кто наши друзья, и что мы делаем. Она требовала, чтобы мы возвращались ровно через час или раньше, если отпрашивались куда-нибудь на часок, но никак не через час и одну минуту. Мне почти стыдно признаться в этом, но она стегала нас. Не однажды, но каждый раз, когда мы поступали по-своему и как нам нравилось. О, этот памятный ремень, который чаще гулял по нашим „попам“, чем поддерживал отцовские брюки! Можете ли вы представить себе кого-нибудь, кто порол бы ребенка за обычное непослушание? Понимаете ли вы теперь, какая это ужасная была женщина? Нас заставляли носить чистую одежду и принимать ванну. Другие меняли платья каждые несколько дней. А нас каким только насмешкам не подвергали за то, что мама сама шила нам одежду, чтобы сэкономить деньги. Почему, о, почему была нам дана мать, по вине которой мы так отличались от других детей? Но худшее — впереди. Каждый вечер ровно в 9 часов мы должны были быть в постелях, а на следующее утро подниматься ровно в 8 часов. Нам не разрешали спать до полудня, как другим ребятам. Они спали, а нас заставляли работать: мыть посуду, убирать свои постели, учиться стряпать и делать тому подобные ужасные вещи. Я уверена, она не спала по ночам, придумывая, какой бы противной работой занять нас на следующий день. Она настаивала на том, чтобы мы всегда говорили правду, всю правду и только правду, даже если эта правда была убийственной для нас.
К тому времени, как мы стали подростками, она сделалась еще более изобретательной, а наша жизнь — еще более нестерпимой. Она не давала покоя ни нам, ни нашим друзьям, которые для того, чтобы встретиться с нами, должны были подходить к самым дверям нашего дома. Если я оставалась переночевать у знакомой девочки, то — можете себе представить? — она проверяла, действительно ли я ночевала у нее. Да, мне никогда бы не удалось удрать с дружком в Мексику. Даже если бы у меня был такой дружок. А забыла, кстати, упомянуть, что если мои приятели и приятельницы назначали друг другу свидания, став взрослыми в 12 -13 лет, то моя старомодная мать не позволяла мне этого до 15-16 лет. Да и в 15 разве что отпускала с мальчиком на школьный праздник. А праздники эти бывали не чаще двух раз в году. С годами дела нисколько не улучшались. Нам не удавалось пропускать школу, сказавшись „больными“, к нашим одноклассникам, которые могли валяться себе в постели из-за того, что „палец болит“, или по причине иных серьезных недугов. У других дневники и табели пестрели разными цветами (черный за хороший ответ, красный — за плохой), а от нас требовались одни и те же отметки, выведенные противным черным цветом.
А годы все шли. Мы один за другим кончали школу под бдительным оком нашей матери, и просто стыдно сказать — ни один из нас не имел удовольствия быть изгнанным из нее до срока. Нет, моя мать решительно никуда не годится. Из четырех ее детей двое получили высшее образование. Ни один из нас ни разу не подвергался аресту, не дрался с супругом или супругой, не разводился. Братья мои отслужили положенный срок в Армии. Ну, и кого же мы виним за то, что наша жизнь сложилась так ужасно? Вы правы, конечно, нашу невыносимую мать. Посмотрите, ско льких удовольствий мы лишились из-за нее. Мы никогда не участвовали ни в мятежах, ни в маршах или парадах протеста, не сжигали своих призывных карточек, не узнали, подобно нашим друзьям, вкуса миллиона других соблазнительных вещей.
Мать заставляла нас расти в страхе Божьем и стать воспитанными, честными людьми. Учитывая опыт своего прошлого, я и сама стараюсь воспитывать в том же духе моих троих детей. Я чувствую себя на голову выше и исполняюсь гордости, когда они зовут меня „невыносимой“. И я не устаю благодарить Бога за то, что Он дал мне самую невыносимую в мире мать».