Памяти иконописца Наталии Ермаковой
Накануне в Донском монастыре простились с Наталией Петровной Ермаковой – выдающимся иконописцем, реставратором наших дней, много потрудившейся для возрождения этой святой обители. Именно ее кисти принадлежат первые в нашей Церкви образы святителя Тихона, Патриарха Московского. О новопреставленной вспоминают пастыри, коллеги, друзья.
Наталия Петровна Ермакова
Икона святителя Тихона, Патриарха Московского, работы Н.П. Ермаковой
– Наталия Петровна Ермакова с самого начала возрождения Донского монастыря трудилась здесь над воссозданием фресок, икон обители. При ней произошло прославление святителя Тихона и обретение его святых мощей. Она первая разработала для нашей Церкви его иконографию. Ею была написана икона святителя Тихона, висевшая в Большом соборе над ракой с его мощами в то время, когда эта рака ещё стояла перед иконой апостола Иоанна Богослова в местном ряду иконостаса. На этой иконе святитель держит в руках хартию со словами из его послания православным современникам в годы кровавого противоборства: «Чадца, не сходите с пути крестнаго, низпосланнаго нам Богом». Я был вполне солидарен с выбором именно такой надписи, о чем мы с ней потом беседовали. Ею также написана икона Патриарха в полный рост на внутренней стороне крышки над ракой с его мощами.
Теперь мощи находятся в другой раке, дорогой, пышной, на которую пошло много массивного серебра. Эта, более громоздкая, рака уже не помещалась на прежнем месте, у мощей Апостола любви (что само по себе имело глубокий смысл), так как загораживала проход по солее для священнослужителей. С любовью написанную скромную икону святителя с многозначительной надписью о крестном пути куда-то убрали, а над ракой поместили другую икону, тоже пышную, под стать новой раке…
Написанная Н.П. Ермаковой икона святителя Тихона у его первой раки. Сама эта рака ныне перевезена во Псков
Очень многим, молитвенно обращавшимся к святителю, образ, написанный на крышке прежней раки, согревал душу. К его мощам люди идут и с тяжелейшими, неразрешимыми, казалось бы, проблемами, с онкологическими диагнозами, – могу засвидетельствовать, так как некоторое время дежурил у раки. Наблюдал это таинство общения, – как подолгу люди стоят, молятся у мощей, созерцают икону. Многих потом видел, приходящих с благодарением.
Да, много ею икон в обители написано. Потом созданные ею образы становились образцами для других иконописцев, или их тиражировали посредством печати.
Расписывала Наталия Петровна и новопостроенные храмы нашего монастыря – например, храм того же Святителя Тихона. Многие разработанные ею сцены: например, как святитель Тихон благословляет народ, когда его арестовывают, – стали уже своего рода иконописной классикой. Некоторые из этих сцен она написала и в арке святых врат монастыря, как и образ Божией Матери, благословляющей и точно берущей под Свой Покров всех входящих в обитель. Писала Наталия Петровна там и образы новомучеников и исповедников Церкви Русской, в том числе Царской семьи. Ее же кисти принадлежит одна из первых отдельных икон святого Царевича Алексия. Она разрабатывала, как здесь, в храме Святителя Тихона, так и в других храмах монастыря, практически всю иконографию. Очень тщательно, глубоко осознанно прописана ею сцена Страшного Суда. За основу она взяла иконографию Страшного Суда из Екатерининского монастыря на горе Синай, где она достаточно долго трудилась, при полном доверии со стороны наместника, так что ей в руки давали ценнейшие иконы первых веков христианства, с которых она писала копии.
Страшный суд из храма святителя Тихона в Донском монастыре
При том, что она уверовала тогда, когда еще трудно было так, как сейчас, изучать какие только хочешь образцы церковного искусства, сама она доставала старинные репринтные книги, что-то привозила из-за границы, распечатывала всё это кустарным способом, делилась всем этим по тем временам сокровищем с коллегами, – многим, например, открыла византийские фрески и мозаики из того же монастыря Хора (ныне Кахрие-джами). Кого-то сама, хоть и не принадлежала к каким-либо преподавательским корпорациям, обучала иконописи. Именно наличие учеников, а также четкий целеустремленный характер позволяли ей собирать и организовывать на роспись храмов обители целые артели иконописцев. Причем за всем она зорко сама следила, во все вникала.
Н.П. Ермакова в алтаре расписанного ею алтаря Большого собора Донского монастыря
Одна из ее главных работ – роспись Большого собора Донского монастыря, особенно алтарной его части. Она всегда подбирала традиционные образы, которые всем нравились, не вызывали никаких разногласий. Строго по канону писала ангелов, святителей, отроков в пещи Вавилонской, Моисея при получении им скрижалей Завета… Сохранились видеокадры, где она пишет образ Спаса под куполом.
Наталия Петровна Ермакова в юности
Она и сама снимала замечательное кино, – много снимала, сама же своим спокойным, размеренным голосом все комментировала. Из всех своих рабочих экспедиций, если можно так сказать, поскольку она не просто ездила в паломничество, а по нескольку лет оставалась там работать, – на Святой Земле, на Синае, на Кипре, в Греции, в Голландии, где живет один из ее сыновей, в других европейских странах, – она отовсюду привозила еще и собственные фильмы о святынях, о христианской истории и о современной жизни там христиан. Удивительны, например, ее кинорассказы о голландском отшельнике отце Иосифе, который некогда был известным театральным режиссером, а после принял Православие и ушел в затвор, пока не возникла необходимость окормлять возникшую в тех местах небольшую православную женскую обитель, в которой стали подвизаться представительницы западноевропейских стран. Тех, кто не понаслышке знаком с тем, что из себя представляет современная голландская действительность, при всем ее житейском изобилии и комфорте, но с теми же гендерными выкрутасами, – этот контраст пресыщенного разврата и нынешней версии исихазма, где подвижники совершенно презрели достижения цивилизации, просто ошеломляет.
А на Синае Наталия Петровна, кстати, даже сама нарисовала карту всех святых мест, которые там надо обязательно не упустить и посетить паломнику, а это мало кому тогда известный в России тот же Синайский скит Святых Галактиона и Епистимии, где в 1960-е годы подвизался святой Паисий Святогорец – в те годы тоже, впрочем, неизвестный еще нашим соотечественникам. Это сейчас уже все есть, издано, а по тем временам, несколько десятилетий назад, эти все ее изыскания, просветительские проекты очень были востребованы и ценились.
Наталия Петровна Ермакова с сыновьями
Она иллюстрировала книги; одна из ее самых известных работ – антология русской поэзии «Круг Лета Господня» в четырех томах, по числу времен года, собравшая религиозную поэзию отечественных классиков, иллюстрированную превосходными репродукциями замечательных русских живописцев. Это просто шедевр книгоиздания с предисловием Святейшего Патриарха Алексия II. В работе над этим уникальным изданием с ней сотрудничал Аркадий Левин, он отмечал:
«Чрезвычайно важно, что это – не только антология русской поэзии, как о ней написал Валентин Семенович Непомнящий, научный руководитель издания, что это уникальная антология русской поэзии, как поэзии православного народа. Она сделана для семейного чтения. Поэтому там на 2000 страниц нет ни миллиметра белой бумаги; там представлены сотни фрагментов картин лучшей русской пейзажной живописи, там – специально отреставрированная для этого издания Хлудовская и Киевская Псалтирь, – тысячи миниатюр Псалтири там использованы. Это вообще впервые тоже представляется – это работа Натальи Петровны Ермаковой, выдающегося реставратора, современного иконописца».
Антология русской поэзии «Круг Лета Господня» в иллюстрациях Н.П. Ермаковой
Именно она иллюстрировала все посвящения православным праздникам, событиям Священной истории. У этого издания есть сайт, прикрепленный к сайту храма Христа Спасителя. Это то, что надо читать, смотреть, изучать вместе с детьми, – лучше, конечно, в бумажной версии, но хотя бы так – с экрана – приобщать их к этой высокой русской культуре.
При всей своей обширной и сосредоточенной профессиональной деятельности, Наталия Петровна была очень участливым человеком. Когда я заболел так, что из-за непроходимости пищевода истощение уже не оставляло шансов на то, что я выживу, она приняла горячее участие в том, чтобы выйти на светило медицины – академика Александра Федоровича Черноусова. После длительных безуспешных попыток преодолеть мое истощение, Александр Федорович, находясь как-то с лекциями за границей, внезапно почувствовал, что он обязан немедленно возвратиться в Москву и оперировать меня, хотя бы и на фоне полнейшего истощения. А перед тем, как меня положить в больницу, требовалось еще утрясти некие формальности по документам. Сам я тогда был очень слаб, да и был как-то спокоен, дескать, всё в руках Божиих, Господь решает, сколько мне еще осталось жить… Но документы-то надо было все-таки оформить, и, поскольку произошла некоторая задержка, опять именно Наталия Петровна вмешалась тогда и собственной энергией и настойчивостью ускорила процесс. После операции у меня еще был долгий период восстановления, я был настолько исхудавшим, что меня надо было непрестанно откармливать и откармливать. Я нуждался в уходе, и знакомый батюшка благословил ухаживать за мной свою духовную дочь, ныне покойную монахиню Нектарию (Максимову), которая с необыкновенным усердием, самоотверженно исполняла эту нелегкую роль, несмотря на то, что у самой была серьезная онкология. Наталия Петровна очень близко с нею сдружилась и все так же продолжала проявлять пристальное внимание уже к процессу моей реабилитации.
Это настоящая неравнодушная, пламенная духом и щедро одаренная Господом талантами подвижница наших дней. Царствие Небесное!
– Наталия Петровна – замечательный, редкостный человек. Настоящая подвижница своего дела. Она всю себя отдавала иконописи. И сам этот труд был отрадой ее души.
Она была очень правдива. Если вдруг услышит, что кто-то поступает незаконно, обижают кого-то, обязательно вступится. Даже если она мало знала того, кто гоним или терпит какие-то обиды, сам факт несправедливости, угнетения слабого вызывал у нее неприятие, и она вмешивалась в ситуацию самым решительным образом. У нее на это всегда были силы. Такая правдолюбка.
Наталия Петровна Ермакова в расписанном ею алтаре Большого собора Донского монастыря
Она и сыновей своих, Алексея и Петра, воспитала честными, отзывчивыми, прямыми. С внуками много возилась, – столько внимания сейчас уже мало кто формированию внутреннего мира детей уделяет. В малышах она растворялась, а вот со взрослыми, даже собственными своими сыновьями, всегда вела себя осмотрительно – никогда ни с какими советами сама не вторгалась ни в чью жизнь: спросят – скажет, попросят – поможет. Что-то возмущает – выскажет, но сдержанно, она была в лучшем смысле этого слова осторожна, вдумчива в словах.
Н.П. Ермакова в мастерской с иконами из Малого собора Донского монастыря
Наталия Петровна – очень деликатный человек. Когда кто расскажет о ком нелицеприятную историю, ляпнет что-то негативное, она всегда сторонилась: «А вот это меня не касается. Есть Бог и есть этот человек». Она была иконописцем не только в мастерской, но и по жизни. Внутренне всегда была цельной, светлой. Не впускала в себя и тени розни, осуждения.
Н.П. Ермакова. Донской монастырь. Некрополь. 1994
В силу этой свободы и высоты души Наталия Петровна и была замечательным иконописцем. Много работала в Иерусалиме, в Нидерландах, здесь, в Москве, – в Донском монастыре, для нашего близкого к ее дому храма писала иконы. Была нестяжательница, – жила аскетично, в квартире у нее была совсем непритязательная обстановка; по оплате брала намного меньше того, что другие за такого рода работу запрашивали, – что дадут, за то и слава Богу. А то могла и просто подарить икону.
Это очень глубокий церковный человек, – не наружного, внешнего, а именно внутреннего благочестия. Всецело преданная Господу последовательница Его евангельского завета.
Н.П. Ермакова с бригадой иконописцев
– Мы работали вместе с Наталией Петровной при росписи и реставрации, а также написании новых икон для храмов Донского монастыря. Я всегда поражался ее работоспособности. Все-таки она была уже в годах, а целый день работать на лесах требует больших, в том числе и физических, сил. Тем более что у Наталии Петровны начинались проблемы со зрением, но она все, скорее, за счет каких-то внутренних своих ресурсов, преодолевала так, что оставалось всегда только восхищаться ее мужеством, неженской выдержкой.
Удивителен ее путь к иконописи. В молодые годы своей жизни она работала в технической сфере, была программистом. Уже где-то во второй половине своей жизни, когда ей было уже далеко за 40, уверовав, стала писать иконы. Хотя она в свое время закончила художественную школу, у нее была хорошо поставлена рука, наметан глаз.
В отношении церковного искусства в те годы все было несколько по-другому – не так, как сейчас, когда ты можешь изучать все, что считаешь нужным, ехать, куда хочешь, – тогда все было ограничено. Но она как-то все же, по крупицам собирая опыт, знания, сумела войти в традицию. И даже преуспеть. Она действительно стала сильным иконописцем.
Тем, кто с нею работал, порою от нее даже доставалось. Она не просто была ремесленником, а глубоко вникала в суть той преображенной реальности, которая передается иконой, – и тут никаких компромиссов быть не должно. Все недостатки она сразу видела. Нерадения не терпела. В этом отношении нрав у нее был, как сейчас сказала бы молодежь, крутой. Но это ей помогало организовывать работу над большими объемами росписей.
Места ссылки, где родилась Наталия Петровна Ермакова
У нас, конечно, были разговоры в перерывах или после работы – за обедом, за ужином. Наталия Петровна много рассказывала о своей жизни, а пережить довелось многое. Родилась она в ссылке. Отец у нее был репрессирован, а после в заключении погиб. Хотя был тружеником-механизатором, хорошо разбирался в сельхозтехнике. Родом у нее родители были из Хортицы – это поселение украинских немцев. Удивительно: Наталия Петровна знала свою родословную вплоть до XVII века.
Достаточно долго Наталия Петровна жила при Донском монастыре, непрестанно трудясь. Условия быта тогда в едва возрождающейся обители были достаточно суровыми, но она на это не обращала внимания. Хотя впоследствии много работала и в Западной Европе, и в Греции, но никакие внешние удобства ее не прельщали, она неизменно возвращалась в Россию, ее сюда, как она говорила, постоянно тянуло.
Святейший Патриарх Алексий II награждает Н.П. Ермакову медалью
Н.П. Ермакова. Донской монастырь. Большой собор зимой. Масло. 1991
Они были очень дружны с матушкой Каллистой и протопресвитером Александром Киселевым (в свое время у него алтарничал Алексий Ридигер, и, став уже Патриархом, предложил вернуться в Россию). В Донской обители тогда устраивались различные вечера, и эти встречи с представителями русской эмиграции, после бесперебойных агиток предшествующих десятилетий, у нас весьма расширяли кругозор.
В Донском монастыре тогда был сначала послушником, а после и служил иеромонахом нынешний митрополит Псковский и Порховский Тихон (Шевкунов). Он налаживал издательство святоотеческих книг. Наталия Петровна всегда очень много читала. Когда она писала образ того или иного святого, ей надо было не просто посмотреть написанные ранее его иконы (таковых могло и не быть, как в случае новомучеников), но как можно больше узнать о его жизни, личности, проникнуться, читая его житие, сочинения или эпистолярное наследие, его духом. Когда обрели мощи святителя Тихона, и Наталия Петровна писала икону к раке его мощей, его облачение долгое время находилось в ее мастерской.
Наталия Петровна – это очень глубокий человек, с большим житейским опытом, начитанностью, и вместе с тем – всегда такая живая, отзывчивая. В ней не было некой «православной оголтелости», – когда человеку, едва переступившему церковный порог, все вдруг становится понятно и в жизни, и в людях, и он машет этим своим «пониманием», как некой дубиной. Наталия Петровна была чуткой, мудрой, без категоричности. Ей многое было открыто – еще и потому, что она имела возможность сравнивать жизнь в разных странах, традициях. А чем больше человек знает, тем менее резок он в суждениях.
Живя уже дома, в Измайлово, Наталия Петровна много внимания уделяла внукам – гуляла с ними, постоянно им что-то рассказывала, показывала. Знаю, что она и сама иллюстрировала некоторые книги для детей, – о том же святом Герасиме Иорданском с его ручным львом.
Н.П. Ермакова. Вид из окна келлии на Большой собор. 1994
Со временем у нее уже сильно стало сдавать здоровье, тяжело было ходить. Но по своему складу она была таким человеком, который не может оставаться без дела. Даже когда она уже потеряла зрение настолько, что уже не могла писать иконы, она стала очень интересно расписывать мебель – шкафы, ларцы какие-то. Это было что-то в немецком стиле XVIII века. Но когда и это ей стало уже не под силу, она принялась вдруг плести коврики. Она всю жизнь была собранной, занятой – ни на какую ерунду никогда не тратила времени. Телевизора у нее дома никогда не было, – ничто ее не должно было рассеивать.
Со временем создавалось такое ощущение, что у Наталии Петровны все меньше и меньше остается точек соприкосновения с этим миром. Она принадлежит еще к тому поколению, кому посчастливилось застать священников, прошедших тюрьмы, лагеря, помнящих войну. К Церкви они относились гораздо более серьезно, чем принято сейчас, когда столько незрелости, поверхностности всюду. Проверить бы нынешних христиан тем временем, когда ради веры чем-то серьезно жертвовать приходилось. Сама Наталия Петровна воцерковлялась уже во времена, как тогда шутили, «вегетарианские», – по крайне мере расстреливать уже перестали, – но давление на работе, притеснения – это все было. И тем ценнее пример жизни человека, умеющего идти наперекор.
У нас и в Церкви, к сожалению, творческих людей часто пытаются как-то подавить под чьи-то извне навязанные представления, но Наталия Петровна уже была тем авторитетом, над кем не каждый решался рискнуть подоминировать. Ее труды – свидетельство того, как много может сделать одаренный, искренне верующий человек, если его не дергать.
– Не стало светлого человека, который молился за всех нас…
Всегда на службах в Большом соборе Донского монастыря, глядя на прекрасные росписи алтаря, сделанные Наталией Петровной, я особенно вспоминаю ее. Нечасто удается встретить человека с чистой душой и большим сердцем, вмещающим боль, беды и заботы всех, кто встречался на пути. А именно такой была Наталия Петровна.
Наталия Петровна Ермакова
Мое серьезное воцерковление началось в Донском монастыре, куда меня привела незабвенная Наталия Алексеевна Померанцева, она же и познакомила нас с Наталией Петровной. У наместника Донского монастыря всегда были грандиозные планы, связанные со строительством храмов и росписями, поэтому Наталия Петровна всегда была перегружена работой, и ей часто кто-то помогал. Ответственные вещи поручались приглашенным иконописцам, а второстепенные – добровольцам. Так и я оказалась среди их числа, и много лет время, свободное от работы, самозабвенно проводила в Донском.
Для меня Наталия Петровна – пример того, каким может быть настоящий иконописец. Помню, меня поразили лики на ее иконах, а она сказала, что всегда постится, когда их пишет… Напряжение работы Наталии Петровны было столь сильным, и часто работа была столь срочной, что после очередных авральных росписей она почти потеряла зрение, – а что значат глаза для художника, можно и не говорить…
Наталия Петровна Ермакова с внуками
Последние 10 лет жизни Наталия Петровна уже не работала в Донской обители, но продолжала по мере сил писать иконы и заниматься живописью. Уникальной является ее работа последних лет по иллюстрированию Псалтири. Мы особенно тесно общались с ней в последние годы и часто обсуждали многие важные и для нее, и для меня события. Простота и сострадательность Наталии Петровны превосходили привычные мерки и были и остаются для меня высоким ориентиром. Всегда на мою просьбу помолиться она отвечала: «Я всегда о тебе молюсь!» А таких, как я, вокруг нее было множество, она молилась за всех нас…
В утро последнего дня жизни Наталии Петровны я неожиданно подумала: «Вот, у Наталии Петровны теперь своя Голгофа, и она задыхается, как задыхался Господь на Кресте».
Вечная память!
Наталия Петровна Ермакова
Ее работы уже стали иконописной классикой
Иеросхимонах Валентин (Гуревич), духовник Донского монастыря:Икона святителя Тихона, Патриарха Московского, работы Н.П. Ермаковой
– Наталия Петровна Ермакова с самого начала возрождения Донского монастыря трудилась здесь над воссозданием фресок, икон обители. При ней произошло прославление святителя Тихона и обретение его святых мощей. Она первая разработала для нашей Церкви его иконографию. Ею была написана икона святителя Тихона, висевшая в Большом соборе над ракой с его мощами в то время, когда эта рака ещё стояла перед иконой апостола Иоанна Богослова в местном ряду иконостаса. На этой иконе святитель держит в руках хартию со словами из его послания православным современникам в годы кровавого противоборства: «Чадца, не сходите с пути крестнаго, низпосланнаго нам Богом». Я был вполне солидарен с выбором именно такой надписи, о чем мы с ней потом беседовали. Ею также написана икона Патриарха в полный рост на внутренней стороне крышки над ракой с его мощами.
Теперь мощи находятся в другой раке, дорогой, пышной, на которую пошло много массивного серебра. Эта, более громоздкая, рака уже не помещалась на прежнем месте, у мощей Апостола любви (что само по себе имело глубокий смысл), так как загораживала проход по солее для священнослужителей. С любовью написанную скромную икону святителя с многозначительной надписью о крестном пути куда-то убрали, а над ракой поместили другую икону, тоже пышную, под стать новой раке…
Написанная Н.П. Ермаковой икона святителя Тихона у его первой раки. Сама эта рака ныне перевезена во Псков
Очень многим, молитвенно обращавшимся к святителю, образ, написанный на крышке прежней раки, согревал душу. К его мощам люди идут и с тяжелейшими, неразрешимыми, казалось бы, проблемами, с онкологическими диагнозами, – могу засвидетельствовать, так как некоторое время дежурил у раки. Наблюдал это таинство общения, – как подолгу люди стоят, молятся у мощей, созерцают икону. Многих потом видел, приходящих с благодарением.
Да, много ею икон в обители написано. Потом созданные ею образы становились образцами для других иконописцев, или их тиражировали посредством печати.
Расписывала Наталия Петровна и новопостроенные храмы нашего монастыря – например, храм того же Святителя Тихона. Многие разработанные ею сцены: например, как святитель Тихон благословляет народ, когда его арестовывают, – стали уже своего рода иконописной классикой. Некоторые из этих сцен она написала и в арке святых врат монастыря, как и образ Божией Матери, благословляющей и точно берущей под Свой Покров всех входящих в обитель. Писала Наталия Петровна там и образы новомучеников и исповедников Церкви Русской, в том числе Царской семьи. Ее же кисти принадлежит одна из первых отдельных икон святого Царевича Алексия. Она разрабатывала, как здесь, в храме Святителя Тихона, так и в других храмах монастыря, практически всю иконографию. Очень тщательно, глубоко осознанно прописана ею сцена Страшного Суда. За основу она взяла иконографию Страшного Суда из Екатерининского монастыря на горе Синай, где она достаточно долго трудилась, при полном доверии со стороны наместника, так что ей в руки давали ценнейшие иконы первых веков христианства, с которых она писала копии.
Страшный суд из храма святителя Тихона в Донском монастыре
При том, что она уверовала тогда, когда еще трудно было так, как сейчас, изучать какие только хочешь образцы церковного искусства, сама она доставала старинные репринтные книги, что-то привозила из-за границы, распечатывала всё это кустарным способом, делилась всем этим по тем временам сокровищем с коллегами, – многим, например, открыла византийские фрески и мозаики из того же монастыря Хора (ныне Кахрие-джами). Кого-то сама, хоть и не принадлежала к каким-либо преподавательским корпорациям, обучала иконописи. Именно наличие учеников, а также четкий целеустремленный характер позволяли ей собирать и организовывать на роспись храмов обители целые артели иконописцев. Причем за всем она зорко сама следила, во все вникала.
Н.П. Ермакова в алтаре расписанного ею алтаря Большого собора Донского монастыря
Одна из ее главных работ – роспись Большого собора Донского монастыря, особенно алтарной его части. Она всегда подбирала традиционные образы, которые всем нравились, не вызывали никаких разногласий. Строго по канону писала ангелов, святителей, отроков в пещи Вавилонской, Моисея при получении им скрижалей Завета… Сохранились видеокадры, где она пишет образ Спаса под куполом.
Наталия Петровна Ермакова в юности
Она и сама снимала замечательное кино, – много снимала, сама же своим спокойным, размеренным голосом все комментировала. Из всех своих рабочих экспедиций, если можно так сказать, поскольку она не просто ездила в паломничество, а по нескольку лет оставалась там работать, – на Святой Земле, на Синае, на Кипре, в Греции, в Голландии, где живет один из ее сыновей, в других европейских странах, – она отовсюду привозила еще и собственные фильмы о святынях, о христианской истории и о современной жизни там христиан. Удивительны, например, ее кинорассказы о голландском отшельнике отце Иосифе, который некогда был известным театральным режиссером, а после принял Православие и ушел в затвор, пока не возникла необходимость окормлять возникшую в тех местах небольшую православную женскую обитель, в которой стали подвизаться представительницы западноевропейских стран. Тех, кто не понаслышке знаком с тем, что из себя представляет современная голландская действительность, при всем ее житейском изобилии и комфорте, но с теми же гендерными выкрутасами, – этот контраст пресыщенного разврата и нынешней версии исихазма, где подвижники совершенно презрели достижения цивилизации, просто ошеломляет.
А на Синае Наталия Петровна, кстати, даже сама нарисовала карту всех святых мест, которые там надо обязательно не упустить и посетить паломнику, а это мало кому тогда известный в России тот же Синайский скит Святых Галактиона и Епистимии, где в 1960-е годы подвизался святой Паисий Святогорец – в те годы тоже, впрочем, неизвестный еще нашим соотечественникам. Это сейчас уже все есть, издано, а по тем временам, несколько десятилетий назад, эти все ее изыскания, просветительские проекты очень были востребованы и ценились.
Наталия Петровна Ермакова с сыновьями
Она иллюстрировала книги; одна из ее самых известных работ – антология русской поэзии «Круг Лета Господня» в четырех томах, по числу времен года, собравшая религиозную поэзию отечественных классиков, иллюстрированную превосходными репродукциями замечательных русских живописцев. Это просто шедевр книгоиздания с предисловием Святейшего Патриарха Алексия II. В работе над этим уникальным изданием с ней сотрудничал Аркадий Левин, он отмечал:
«Чрезвычайно важно, что это – не только антология русской поэзии, как о ней написал Валентин Семенович Непомнящий, научный руководитель издания, что это уникальная антология русской поэзии, как поэзии православного народа. Она сделана для семейного чтения. Поэтому там на 2000 страниц нет ни миллиметра белой бумаги; там представлены сотни фрагментов картин лучшей русской пейзажной живописи, там – специально отреставрированная для этого издания Хлудовская и Киевская Псалтирь, – тысячи миниатюр Псалтири там использованы. Это вообще впервые тоже представляется – это работа Натальи Петровны Ермаковой, выдающегося реставратора, современного иконописца».
Антология русской поэзии «Круг Лета Господня» в иллюстрациях Н.П. Ермаковой
Именно она иллюстрировала все посвящения православным праздникам, событиям Священной истории. У этого издания есть сайт, прикрепленный к сайту храма Христа Спасителя. Это то, что надо читать, смотреть, изучать вместе с детьми, – лучше, конечно, в бумажной версии, но хотя бы так – с экрана – приобщать их к этой высокой русской культуре.
При всей своей обширной и сосредоточенной профессиональной деятельности, Наталия Петровна была очень участливым человеком. Когда я заболел так, что из-за непроходимости пищевода истощение уже не оставляло шансов на то, что я выживу, она приняла горячее участие в том, чтобы выйти на светило медицины – академика Александра Федоровича Черноусова. После длительных безуспешных попыток преодолеть мое истощение, Александр Федорович, находясь как-то с лекциями за границей, внезапно почувствовал, что он обязан немедленно возвратиться в Москву и оперировать меня, хотя бы и на фоне полнейшего истощения. А перед тем, как меня положить в больницу, требовалось еще утрясти некие формальности по документам. Сам я тогда был очень слаб, да и был как-то спокоен, дескать, всё в руках Божиих, Господь решает, сколько мне еще осталось жить… Но документы-то надо было все-таки оформить, и, поскольку произошла некоторая задержка, опять именно Наталия Петровна вмешалась тогда и собственной энергией и настойчивостью ускорила процесс. После операции у меня еще был долгий период восстановления, я был настолько исхудавшим, что меня надо было непрестанно откармливать и откармливать. Я нуждался в уходе, и знакомый батюшка благословил ухаживать за мной свою духовную дочь, ныне покойную монахиню Нектарию (Максимову), которая с необыкновенным усердием, самоотверженно исполняла эту нелегкую роль, несмотря на то, что у самой была серьезная онкология. Наталия Петровна очень близко с нею сдружилась и все так же продолжала проявлять пристальное внимание уже к процессу моей реабилитации.
Это настоящая неравнодушная, пламенная духом и щедро одаренная Господом талантами подвижница наших дней. Царствие Небесное!
Человек не наружного, внешнего, а именно внутреннего благочестия
Протоиерей Леонид Ролдугин, настоятель храма Рождества Христова в Измайлово:– Наталия Петровна – замечательный, редкостный человек. Настоящая подвижница своего дела. Она всю себя отдавала иконописи. И сам этот труд был отрадой ее души.
Она была очень правдива. Если вдруг услышит, что кто-то поступает незаконно, обижают кого-то, обязательно вступится. Даже если она мало знала того, кто гоним или терпит какие-то обиды, сам факт несправедливости, угнетения слабого вызывал у нее неприятие, и она вмешивалась в ситуацию самым решительным образом. У нее на это всегда были силы. Такая правдолюбка.
Наталия Петровна Ермакова в расписанном ею алтаре Большого собора Донского монастыря
Она и сыновей своих, Алексея и Петра, воспитала честными, отзывчивыми, прямыми. С внуками много возилась, – столько внимания сейчас уже мало кто формированию внутреннего мира детей уделяет. В малышах она растворялась, а вот со взрослыми, даже собственными своими сыновьями, всегда вела себя осмотрительно – никогда ни с какими советами сама не вторгалась ни в чью жизнь: спросят – скажет, попросят – поможет. Что-то возмущает – выскажет, но сдержанно, она была в лучшем смысле этого слова осторожна, вдумчива в словах.
Н.П. Ермакова в мастерской с иконами из Малого собора Донского монастыря
Наталия Петровна – очень деликатный человек. Когда кто расскажет о ком нелицеприятную историю, ляпнет что-то негативное, она всегда сторонилась: «А вот это меня не касается. Есть Бог и есть этот человек». Она была иконописцем не только в мастерской, но и по жизни. Внутренне всегда была цельной, светлой. Не впускала в себя и тени розни, осуждения.
Н.П. Ермакова. Донской монастырь. Некрополь. 1994
В силу этой свободы и высоты души Наталия Петровна и была замечательным иконописцем. Много работала в Иерусалиме, в Нидерландах, здесь, в Москве, – в Донском монастыре, для нашего близкого к ее дому храма писала иконы. Была нестяжательница, – жила аскетично, в квартире у нее была совсем непритязательная обстановка; по оплате брала намного меньше того, что другие за такого рода работу запрашивали, – что дадут, за то и слава Богу. А то могла и просто подарить икону.
Это очень глубокий церковный человек, – не наружного, внешнего, а именно внутреннего благочестия. Всецело преданная Господу последовательница Его евангельского завета.
Пример жизни человека, умеющего идти наперекор
Александр Витальевич Вабищевич, иконописец:Н.П. Ермакова с бригадой иконописцев
– Мы работали вместе с Наталией Петровной при росписи и реставрации, а также написании новых икон для храмов Донского монастыря. Я всегда поражался ее работоспособности. Все-таки она была уже в годах, а целый день работать на лесах требует больших, в том числе и физических, сил. Тем более что у Наталии Петровны начинались проблемы со зрением, но она все, скорее, за счет каких-то внутренних своих ресурсов, преодолевала так, что оставалось всегда только восхищаться ее мужеством, неженской выдержкой.
Удивителен ее путь к иконописи. В молодые годы своей жизни она работала в технической сфере, была программистом. Уже где-то во второй половине своей жизни, когда ей было уже далеко за 40, уверовав, стала писать иконы. Хотя она в свое время закончила художественную школу, у нее была хорошо поставлена рука, наметан глаз.
В отношении церковного искусства в те годы все было несколько по-другому – не так, как сейчас, когда ты можешь изучать все, что считаешь нужным, ехать, куда хочешь, – тогда все было ограничено. Но она как-то все же, по крупицам собирая опыт, знания, сумела войти в традицию. И даже преуспеть. Она действительно стала сильным иконописцем.
Тем, кто с нею работал, порою от нее даже доставалось. Она не просто была ремесленником, а глубоко вникала в суть той преображенной реальности, которая передается иконой, – и тут никаких компромиссов быть не должно. Все недостатки она сразу видела. Нерадения не терпела. В этом отношении нрав у нее был, как сейчас сказала бы молодежь, крутой. Но это ей помогало организовывать работу над большими объемами росписей.
Места ссылки, где родилась Наталия Петровна Ермакова
У нас, конечно, были разговоры в перерывах или после работы – за обедом, за ужином. Наталия Петровна много рассказывала о своей жизни, а пережить довелось многое. Родилась она в ссылке. Отец у нее был репрессирован, а после в заключении погиб. Хотя был тружеником-механизатором, хорошо разбирался в сельхозтехнике. Родом у нее родители были из Хортицы – это поселение украинских немцев. Удивительно: Наталия Петровна знала свою родословную вплоть до XVII века.
Достаточно долго Наталия Петровна жила при Донском монастыре, непрестанно трудясь. Условия быта тогда в едва возрождающейся обители были достаточно суровыми, но она на это не обращала внимания. Хотя впоследствии много работала и в Западной Европе, и в Греции, но никакие внешние удобства ее не прельщали, она неизменно возвращалась в Россию, ее сюда, как она говорила, постоянно тянуло.
Святейший Патриарх Алексий II награждает Н.П. Ермакову медалью
Н.П. Ермакова. Донской монастырь. Большой собор зимой. Масло. 1991
Они были очень дружны с матушкой Каллистой и протопресвитером Александром Киселевым (в свое время у него алтарничал Алексий Ридигер, и, став уже Патриархом, предложил вернуться в Россию). В Донской обители тогда устраивались различные вечера, и эти встречи с представителями русской эмиграции, после бесперебойных агиток предшествующих десятилетий, у нас весьма расширяли кругозор.
В Донском монастыре тогда был сначала послушником, а после и служил иеромонахом нынешний митрополит Псковский и Порховский Тихон (Шевкунов). Он налаживал издательство святоотеческих книг. Наталия Петровна всегда очень много читала. Когда она писала образ того или иного святого, ей надо было не просто посмотреть написанные ранее его иконы (таковых могло и не быть, как в случае новомучеников), но как можно больше узнать о его жизни, личности, проникнуться, читая его житие, сочинения или эпистолярное наследие, его духом. Когда обрели мощи святителя Тихона, и Наталия Петровна писала икону к раке его мощей, его облачение долгое время находилось в ее мастерской.
Наталия Петровна – это очень глубокий человек, с большим житейским опытом, начитанностью, и вместе с тем – всегда такая живая, отзывчивая. В ней не было некой «православной оголтелости», – когда человеку, едва переступившему церковный порог, все вдруг становится понятно и в жизни, и в людях, и он машет этим своим «пониманием», как некой дубиной. Наталия Петровна была чуткой, мудрой, без категоричности. Ей многое было открыто – еще и потому, что она имела возможность сравнивать жизнь в разных странах, традициях. А чем больше человек знает, тем менее резок он в суждениях.
Живя уже дома, в Измайлово, Наталия Петровна много внимания уделяла внукам – гуляла с ними, постоянно им что-то рассказывала, показывала. Знаю, что она и сама иллюстрировала некоторые книги для детей, – о том же святом Герасиме Иорданском с его ручным львом.
Н.П. Ермакова. Вид из окна келлии на Большой собор. 1994
Со временем у нее уже сильно стало сдавать здоровье, тяжело было ходить. Но по своему складу она была таким человеком, который не может оставаться без дела. Даже когда она уже потеряла зрение настолько, что уже не могла писать иконы, она стала очень интересно расписывать мебель – шкафы, ларцы какие-то. Это было что-то в немецком стиле XVIII века. Но когда и это ей стало уже не под силу, она принялась вдруг плести коврики. Она всю жизнь была собранной, занятой – ни на какую ерунду никогда не тратила времени. Телевизора у нее дома никогда не было, – ничто ее не должно было рассеивать.
Со временем создавалось такое ощущение, что у Наталии Петровны все меньше и меньше остается точек соприкосновения с этим миром. Она принадлежит еще к тому поколению, кому посчастливилось застать священников, прошедших тюрьмы, лагеря, помнящих войну. К Церкви они относились гораздо более серьезно, чем принято сейчас, когда столько незрелости, поверхностности всюду. Проверить бы нынешних христиан тем временем, когда ради веры чем-то серьезно жертвовать приходилось. Сама Наталия Петровна воцерковлялась уже во времена, как тогда шутили, «вегетарианские», – по крайне мере расстреливать уже перестали, – но давление на работе, притеснения – это все было. И тем ценнее пример жизни человека, умеющего идти наперекор.
У нас и в Церкви, к сожалению, творческих людей часто пытаются как-то подавить под чьи-то извне навязанные представления, но Наталия Петровна уже была тем авторитетом, над кем не каждый решался рискнуть подоминировать. Ее труды – свидетельство того, как много может сделать одаренный, искренне верующий человек, если его не дергать.
Она молилась за всех нас
Татьяна Кухтина, доцент Российской академии музыки им. Гнесиных:– Не стало светлого человека, который молился за всех нас…
Всегда на службах в Большом соборе Донского монастыря, глядя на прекрасные росписи алтаря, сделанные Наталией Петровной, я особенно вспоминаю ее. Нечасто удается встретить человека с чистой душой и большим сердцем, вмещающим боль, беды и заботы всех, кто встречался на пути. А именно такой была Наталия Петровна.
Наталия Петровна Ермакова
Мое серьезное воцерковление началось в Донском монастыре, куда меня привела незабвенная Наталия Алексеевна Померанцева, она же и познакомила нас с Наталией Петровной. У наместника Донского монастыря всегда были грандиозные планы, связанные со строительством храмов и росписями, поэтому Наталия Петровна всегда была перегружена работой, и ей часто кто-то помогал. Ответственные вещи поручались приглашенным иконописцам, а второстепенные – добровольцам. Так и я оказалась среди их числа, и много лет время, свободное от работы, самозабвенно проводила в Донском.
Для меня Наталия Петровна – пример того, каким может быть настоящий иконописец. Помню, меня поразили лики на ее иконах, а она сказала, что всегда постится, когда их пишет… Напряжение работы Наталии Петровны было столь сильным, и часто работа была столь срочной, что после очередных авральных росписей она почти потеряла зрение, – а что значат глаза для художника, можно и не говорить…
Наталия Петровна Ермакова с внуками
Последние 10 лет жизни Наталия Петровна уже не работала в Донской обители, но продолжала по мере сил писать иконы и заниматься живописью. Уникальной является ее работа последних лет по иллюстрированию Псалтири. Мы особенно тесно общались с ней в последние годы и часто обсуждали многие важные и для нее, и для меня события. Простота и сострадательность Наталии Петровны превосходили привычные мерки и были и остаются для меня высоким ориентиром. Всегда на мою просьбу помолиться она отвечала: «Я всегда о тебе молюсь!» А таких, как я, вокруг нее было множество, она молилась за всех нас…
В утро последнего дня жизни Наталии Петровны я неожиданно подумала: «Вот, у Наталии Петровны теперь своя Голгофа, и она задыхается, как задыхался Господь на Кресте».
Вечная память!
-
Верующая
- 1
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
