Иудей, принявший православие, и княжна, правнучка декабриста. Унтер-офицер и советская служащая. Заключенный и экскурсовод Исторического музея. Преподаватель философии и многодетная мать. Два человека, таких разных и таких близких, — священник Михаил Шик и его жена Наталья Шаховская. Их сталкивал, разлучал и снова сталкивал страшный ХХ век. А навсегда соединила в земной и вечной жизни любовь.
Священник Михаил Шик и его жена Наталья Шаховская
Фотостудия в Москве. 1920 г. (?)
Последняя встреча
Наталья сильнее закуталась в пальто: в зимнем вагоне было зябко. Сейчас поезд тронется, и через два часа она будет в Москве. Мужа вчера арестовали и увезли… Куда? И что теперь? Тюрьма? Ссылка? Увидятся ли они еще? И что теперь будет с ней, с детьми?..
Конвоиры ввели в вагон высокого бородатого арестанта… Не может быть! Ее муж?! Это Промысл Божий! Отца Михаила усадили в другом конце вагона, и всю дорогу они не сводили друг с друга глаз. Она что-то написала на запотевшем стекле. Он в ответ нарисовал на своем окне крест.
Больше увидеться им было не суждено…
Иудей, который решил креститься
Род Шиков в Москве хорошо знали. В нем были раввины и художники, коммерсанты и фабриканты. Вольф Шик был почетным гражданином города, это давало семье право проживания вне черты оседлости. Сына, родившегося в 1887 году, он назвал двойным именем — Юлий Михаил. Мальчик окончил одну из лучших московских гимназий. Потом университет.
Михаил Шик – студент в студенческом кружке, объединившем его друзей супругов Георгия и Нину Вернадских, сестер Анну и Наталью Шаховских и Михаила Карповича
Продолжил изучать философию в Германии. Увлекался толстовством, мистикой, теософией, искал себя… Читал и Евангелие. Но креститься не собирался.
Унтер-офицер Михаил Шик
В годы Первой мировой унтер-офицер Михаил Шик на фронте не был — служил в хозчастях. А принять решение креститься ему помогла революция: когда начались гонения на Церковь, его, иудея, уже никто не мог заподозрить в корыстных интересах. И в 1918 году он крестился, получив наконец возможность обвенчаться с любовью всей его жизни — Натальей Шаховской.
«Искалка неугомонная»
Наталья была младше мужа на три года. Ее прадед — декабрист Федор Шаховской, дед — генерал от инфантерии Иван Шаховской, отец — министр государственного призрения Временного правительства Дмитрий Шаховской… Отец гордился дочерью, называл «искалкой неугомонной».
Наташа Шаховская, около 1897
Она была самой способной из его детей. Ярославскую женскую гимназию закончила с золотой медалью, поступила на высшие женские курсы, работала в издательстве Некрасова. Ей прочили научную карьеру. Гимназисткой она и сама грезила о славе и подвигах во имя прогресса. А потом поняла: человеку не нужно кардинально менять мир — это дело Бога; а человек должен менять только самого себя.
Княгиня Анна Николаевна Шаховская и княжна Наталья Дмитриевна Шаховская, 1912 (?)
В издательстве Некрасова вышли ее первые научные работы — исторические очерки о Данииле Галицком, о Сергии Радонежском, исследование о сыске посадских тяглецов в XVII веке, биография Короленко, статьи о Чехове.
С Михаилом Шиком они впервые встретились у Георгия Вернадского. Наташе было 18. Она сразу влюбилась. Но у него была другая возлюбленная. Только через пять лет он ответил на ее чувство. И еще пять лет они не могли повенчаться, потому что Михаил был иудеем, а официального гражданского брака до революции не существовало.
«Я пережила большой внутренний переворот»
И вот наступил судьбоносный для Натальи и Михаила 1918 год. В этом году Михаил крестился. Крестным стал его одноклассник, художник Владимир Фаворский, крестной… его прежняя любовь Варвара Мирович. А небесным покровителем Шик выбрал святого князя-мученика Михаила Черниговского — словно предчувствовал свою судьбу.
Обвенчались Михаил и Наталья в день Ильи-пророка. Шик подарил невесте кольцо, внутри которого было выгравировано: «Свете Радости. Свете Любви. Свете Преображения».
Обосновались молодые в Сергиевом Посаде. Михаил готовился стать профессором философии в Московском университете, преподавал историю и психологию в педагогическом техникуме и состоял в комиссии по охране памятников Троице-Сергиевой лавры, которую возглавлял священник Павел Флоренский.
Михаил Шик готовится к профессорскому званию в Московском университете на историко-философском факультете. 1922
Наталья сперва устроилась в отделение Союза кооператоров, а когда его ликвидировали, пошла преподавателем в педагогический техникум, потом работала в краеведческом музее. Но после 1921 года власти добрались и до краеведов: были закрыты журналы «Русский архив», «Русская старина», «Исторический вестник», многие архивные комиссии и научные сообщества… Наталья осталась без работы.
А в феврале 1921 года ее арестовали. За брошюру о Дмитровском союзе кооперативов — тогда как раз шла кампания борьбы с кооперацией. Три месяца Наталья просидела в Бутырской тюрьме. И там встретила епископа Германа (Рященцева). «Я пережила в ней [в тюрьме] большой внутренний переворот, — писала она позже. — Бог послал мне духовника, который помог мне принести покаяние всецелое и раскрыл передо мной лишь приоткрытые до того двери Церкви».
Наталья и Михаил с сыном Сережей
Загорск (Сергиев Посад), 1922-23(?)
Наталья очень хотела ребенка, но детей долго не было, и врачи ничего хорошего не обещали. К счастью, их прогнозы не оправдались — родился долгожданный сын Сережа. Медики предупреждали: «Больше рожать нельзя, умрете!» Но Наталья положилась на волю Божию, и следом за Сережей родилась дочка Маша. Счастливая мать занялась детьми, а муж посвятил себя церковному служению.
Крест из фанеры
В июле 1925 года митрополит Петр (Полянский), Патриарший Местоблюститель, рукоположил Михаила в дьяконский сан. Но владыку вскоре арестовали, а вместе с ним и Шика. Наталья тогда ждала третьего ребенка.
В тюрьме отец Михаил отсидел полгода и отправился в административную ссылку в Среднюю Азию, в город Турткуль.
В дневнике он писал: «15-го выехали из Ташкента, пробыв там, к счастью, только 4 дня. Здесь всем заправляет и бесчинствует шпана, обкладывает “буржуев” поборами, обкрадывает заключенных <…> С нами этапом пришла и вместе заперта была в «школе» группа бывших начальствующих лиц из изолятора с остр. Возрождения <…> на Аральском море. Шпана порывалась свести счеты с этой компанией. Когда в первый день я пошел в уборную без подрясника, ко мне подошли двое молодцов и стали допрашивать, не я ли начальник “острова”. Я показал свою косицу, обличавшую мое духовное звание. Они отошли, но через минуту, не совсем убежденные, вернулись с вопросом: “А крест носишь?” Я указал на свой вырезанный из фанеры в Бутырках крест. Недоверие еще не было побеждено. “Почему самодельный”. Объяснил, что в ГПУ кресты снимают. “Да, верно, они против религии идут”. Таким образом, св. Крест оградил меня от побоев».
***
«В Самарканде жел.-дор. власти отказались прицепить наш арестантский вагон, так как этап наш очень немногочислен: 5 арестантов и 8 конвоиров. Усадили нас в общий вагон. <…> Наконец прибыли в Чарджуй. Ночью шли через город <…> Примут ли нас на пароход, или оставят ночевать на берегу? <…> Краткие переговоры начальника конвоя с капитаном. Нам отвели носовой трюм. Просторно, чисто, не душно <…> Чувствуем себя точно в раю после духоты и пыли путешествияв вагоне. Помылись, напились чаю и, помолившись, разложили на полу постели и улеглись на отдых. Привыкли уже валяться на полу. Ни в Ташкенте, ни в Самарканде не было нар в отведенных нам камерах».
***
«В вагоне перед Чарджуем тихонько пели всенощную с акафистом Богородице по случаю завтрашнего празднования Казанской иконе Божией Матери. Как утешительны эти наши импровизированные службы в тюрьме и в пути. Кругом гомон, брань, смех. Но не так ли в обычной жизни мы, выплывая из волн житейской суеты, стараемся оторваться от нее, чтобы сосредоточиться в молитве?»
Через год в Турткуле, в домовой церкви архиепископа Никодима (Кроткова ) Михаил Шик принял сан священника.
А пока он сидел, в Сергиевом Посаде у него родилась дочь Елизавета. Отец впервые увидел ее, когда Лизе было уже два года. Для Натальи, оставшейся с тремя детьми практически без средств к существованию, время ссылки мужа было очень тяжелым. Она устроилась экскурсоводом в столичный Исторический музей и каждый день с грудной малышкой ездила в Москву. Оставляла Лизочку у бабушки и бежала на работу, потом — за продуктами и поздно вечером с рюкзаком, набитым пеленками и покупками, и с ребенком на руках — назад в Сергиев Посад, и утром все сначала.
Мужу в ссылку писала: «Дай Тебе Бог терпения. А я сквозь тоску о Тебе часто чувствую себя счастливой безмерно — счастливой Тобой, и знаю, что впереди радость свидания, и верю, что она не отнимется от нас, и молюсь — только бы нам самим ее не отравить».
Летом 1927 года Наталья с пятилетним Сережей умудрилась даже приехать к мужу на свидание. Встретились так, словно не было полуторагодовалой разлуки: их переписка была настолько подробной и частой, что оба знали подробности и житейской, и духовной жизни супруга. Им не надо было заново привыкать друг к другу.
В пяти шагах от Бога
Отец Михаил вернулся из ссылки в начале 1928-го. Служил он в Воскресенско-Петропавловской церкви Сергиева Посада. У них с матушкой Натальей родился сын Дмитрий, «турткульский мальчик», как называли его домашние.
А между тем в городе уже начали арестовывать священнослужителей. Понятно было, что и отец Михаил на свободе ненадолго. Нужно было скрываться, и семья уехала из Сергиева Посада. Скитались по Подмосковью, меняли жилье. Отец Михаил служил в разных московских храмах, сблизился с общиной духовных чад протоирея Сергия Мечева. Шика знали в Москве как замечательного проповедника и философа.
Варвара Мирович вспоминает: «Один из приятелей М. В., тоже священник, однажды сказал: “Когда М. В. в алтаре, он не так как мы, русские, служит — он ходит перед Богом, предстоит перед Ним, как будто Бог на расстоянии пяти шагов от него. Когда он кадит у престола, он отступает в священном ужасе, чтобы не задеть касанием кадила Адонаи (одно из имен Бога в Ветхом Завете — прим.ред.), “на Него же не смеют чини ангельстии взирати”. С таким лицом, какое я видел у М. В., Авраам беседовал под дубом Мамврийским со Святой Троицей, явившейся ему в виде трех Архистратигов небесных сил.
Мне жалко, — прибавил этот священник, обратившись к нам, — что вы не видели этого лица Михаила Владимировича, и поэтому можно сказать, что вы вообще его не видели”. О себе могу сказать, <добавляет В. Г.>, что я это лицо видела у Михаила в день его крещения и еще несколько раз в жизни».
Последним местом служения отца Михаила стала церковь святителя Николая у Соломенной Сторожки. Оттуда в 1931 году он вынужден был уйти за штат — из-за отказа поминать митрополита Сергия (Страгородского) как Местоблюстителя Патриаршего престола при живом законном Местоблюстителе митрополите Петре.
Потайная церковь
Принадлежность к «непоминающим» в те годы означала неизбежный арест. Отец Михаил это понимал, и семье опять пришлось переселяться. Выбрали Малоярославец — город в ста двадцати километрах от Москвы, куда съезжались многие лишенные права жить в столице. Нашли там подходящий дом: одна семья уезжала в ссылку и срочно его продавала «всего» за три тысячи рублей. Три тысячи! Фантастическая для заштатного священника сумма. И вдруг в Москве к родителям отца Михаила приходит человек, называет себя Николаем (а в семье у Шиков как раз родился пятый ребенок, сын Николенька) и… приносит ровно три тысячи рублей! Долг, забытый много лет назад.
В одной из комнат дома отец Михаил устроил тайную домовую церковь. У него был антиминс — освященный плат со вшитыми в него частицами святых мощей, на котором совершается литургия, — и свяшенник мог дома тайно совершать Евхаристию. На службу собиралась вся семья, а иногда из Москвы приезжали духовные дети отца Михаила.
«Приходили и некоторые из местных жителей, — вспоминает Елизавета Шик. — Больше всех запомнился Самуил Ааронович, очень уважаемый в городе первоклассный часовщик, средних лет, с типичной, можно сказать, благородной библейской внешностью, думаю — хорошо знавший закон отцов. Они с папой подолгу сидели наедине, видимо, разбирая Священное Писание, и в конце концов, дав себя убедить в том, что Иисус Христос и есть ожидавшийся еврейским народом Мессия, Самуил Ааронович крестился у отца тайно от своей семьи. Так же тайно он приходил потом на богослужения».
В 1935 году отец Михаил перенес службы в пристройку. И это сыграло потом ключевую, роковую роль в его судьбе.
Необычная семья
Семья Шиков жила странной, непонятной для соседей жизнью. В первый класс никто из детей не ходил: сначала их учили дома, укрепляли духовно, и лишь потом отдавали кого в третий класс, а кого сразу в пятый.
В кино детей тоже не пускали. Не потому, что отвергали кино как таковое, а потому, что единственный в городе кинотеатр находился в бывшей Успенской церкви, и отец Михаил не хотел, чтобы его дети участвовали в осквернении храма. А на каникулах, когда Шики приезжали в Москву, ни кино, ни театры не возбранялись.
Дома в редкие свободные часы отец читал семье Писание или классику, пока дети мастерили елочные игрушки или костюмы для домашних спектаклей. Ссоры между ними мгновенно пресекались, их учили быть стойкими и не раскисать от мелких невзгод. Дети эти родительские правила принимали и не протестовали. В школе Шиков, на удивление, не дразнили одноклассники, к ним не придирались учителя, учеба давалась им легко, учились все хорошо.
А вот с деньгами было трудно. Отец Михаил делал технические переводы с английского, а Наталья даже стала членом Союза писателей. В 1936 году вышла их общая с мужем книга «Загадка магнита», посвященная Фарадею, ее потом дважды переиздавали под разными названиями. На гонорар родители устроили детям праздник — отправились с ними в путешествие по Москве-реке и Оке до Горького.
Исчез навсегда
Арестовали отца Михаила в феврале 1937-го. Пришли днем, когда семья обедала. Старшие дети были в школе — учились во вторую смену. Трое в штатском предъявили ордер, долго обыскивали, ничего не нашли и уже собирались уходить, но тут священник пошел в пристройку за паспортом, и это стало его фатальной ошибкой: обыск продолжился, в пристройке нашли антиминс и облачение. Отец Михаил успел только благословить младших детей, и его увели. Куда — никто не знал.
Искали по московским тюрьмам — никаких следов.
Лишь в конце года удалось получить официальную справку: «Выслан в дальние лагеря на 10 лет без права переписки». Всё это было враньем — и срок, и «дальние лагеря». Отца Михаила уже не было в живых.
Но дети верили, что папа вернется, и высчитывали, сколько им тогда будет лет, а Наталья продолжала писать запросы, на которые продолжала получать стандартное «не числится»…
А в пристройке отца Михаила продолжали служить литургии. Бывало, на одну-две недели приезжал отец Александр Гумановский: он был фактически на нелегальном положении и нигде подолгу не задерживался. И в потаенную домовую церковь продолжали приходить люди, чтобы исповедаться и причаститься.
Прощальное письмо
В 1939-м Сергей Шик окончил школу и поступил в Московский университет. Когда началась война, он вместе с университетом уехал в эвакуацию в Ашхабад. А Наталья с четырьмя детьми, двумя бабушками, двумя тетями и еще двумя женщинами, друзьями семьи, осталась в Малоярославце.
В октябре 1941-го город заняли немцы. Правда, уже через два месяца его освободили, но жизнь семьи Шиков легче не стала: у Натальи пропала корова, а в пристройку попала мина. Чтобы как-то выжить, дети отрубали куски мерзлого мяса убитых лошадей — их много осталось после боев в окрестностях Малоярославца. Мясо привозили домой на санках и делились с теми, кто сам не мог его добыть.
Малоярославец, 1939. Слева направо сидят: Мария, Николай, Наталья Дмитриевна, Елизавета. Стоят: Сергей и Дмитрий
В конце концов у матушки Натальи обострился давний туберкулез, и 20 июля 1942 года она умерла. До последнего дня она надеялась, что муж жив. И даже написала ему прощальное письмо:
«Дорогой мой, бесценный друг, вот уже и миновала последняя моя весна. А Ты? Все еще загадочна, таинственна Твоя судьба, все еще маячит надежда, что Ты вернешься, но мы уже не увидимся, а так хотелось Тебя дождаться. Но не надо об этом жалеть. Встретившись, расставаться было бы еще труднее, а мне пора…
Имя Твое для детей священно. Молитва о Тебе — самое задушевное, что их объединяет. Иногда я рассказываю им что-нибудь, чтобы не стерлись у них черты Твоего духовного облика. Миша, какие хорошие у нас дети! Этот ужасный год войны раскрыл в них многое, доразвил, заставил их возмужать, но, кажется, ничего не испортил (...) В Твоем уголке благодать не переставала. Я думала, так будет лучше для Тебя.
Май 1942 г.»
Последняя фотографии Наталии Шаховской-Шик, около 1940 года
Младших — Дмитрия и Николая — усыновила тетка, сестра матери Анна Шаховская.
Судьбы отца Михаила еще много лет никто не знал: в 1944-м на очередной запрос сообщили, что «М. В. Шик умер 26 сентября 1938 г. в дальнем лагере». В 1957 году родные отца Михаила получили справку о пересмотре дела и реабилитации. И лишь в 1990 году они узнали, что Михаил Владимирович Шик был расстрелян 27 сентября 1937 года, но место его захоронения неизвестно.
В мае 1994 года Дмитрию Шаховскому сообщили, что имя его отца обнаружили в списках расстрелянных на Бутовском полигоне. Формулировка обвинения: «являлся активным участником контрреволюционной организации церковников-нелегалов, принимал активное участие в нелегальном совещании в феврале 1937 г., в г. Малоярославец им была организована тайная домовая церковь, куда периодически съезжались единомышленники по организации».
Дмитрия Михайловича попросили помочь установить там поклонный крест. А через несколько лет по его проекту на полигоне построили деревянную церковь во имя новомучеников и исповедников Российских. Настоятелем ее стал отец Кирилл Каледа — внук расстрелянного на Бутовском полигоне друга отца Михаила, священномученика Владимира Амбарцумова. И хотя позже рядом возвели большой каменный храм, службы в этой церкви продолжаются.