Отец Мефодий: с Евангелием в сердце
На Валааме простились с архимандритом Мефодием (Петровым). Человеком, чье тепло и любовь навсегда уже в памяти связаны с этим северным островом. Он один из первых вместе с нынешним наместником епископом Панкратием (Жердевым) приехал в начале 1990-х поднимать Спасо-Преображенский Валаамский монастырь из руин. И в этих титанических изо дня в день трудах просто преобразил свою душу.
Воспоминаниями о новопреставленном делится Людмила Васильевна Кулешова, генерал-майора= юстиции, действительный Государственный советник Российской Федерации 3-го класса, президент Фонда поддержки и развития исторического наследия А. Ф. Кони.
Архимандрит Мефодий (Петров)
– Да, а братия вспоминают, что, когда поначалу едва еще только обустроили старую деревянную гостиницу, внутри все было обшарпано, но отец Мефодий раздобыл где-то беленькие салфеточки, застилал ими каждую прикроватную тумбочку и ставил для каждого бутылочку воды, – то есть уже создавал такое настроение трогательного внимания ко всем, кто приехал.
– И он, кстати, всех всегда благодарил за то, что приехали. Некоторых это так удивляло. А это именно смирение, исполнение апостольских слов: «честию друг друга болша творяще» (Рим. 12, 10). Причем отец Мефодий в общении был ровен со всеми, так принимал не только высокопоставленных гостей, а вообще всех. Каждому старался уделить внимание. Особенно тем, кто еще только ищет веру. Он и с группами прибывших беседы устраивал, и лично со многими говорил. Сколько раз замечала: он словно насквозь человека видел, хотя и виду никогда не подаст. Темные стороны души, точно рифы, в общении обходил. Умел вывести душу из всех стремнин, освободить ее. Со всеми был ласков. Никого не осуждал.
– Покрывал любовью.
– Именно с любовью ко всем относился. Она уже точно его сущностью стала. Он и не мог иначе. Даже, если кто непорядочный подойдет… Иные батюшку и не понимали в этом его принятии всех. Думали, наверное: простачок такой. А он на самом деле всё и во всех видел и прощал. Выше был всего этого. Очень высокой души человек.
Сколько смысла всегда было заложено в каждом его слове. Но его наставления надо было понимать: это как Евангелие люди читают и не все понимают, – кому-то толкования нужны. Хотя отец Мефодий и старался говорить, снисходя к языку и понятиям каждого, именно доносить духовные истины, он был прирожденный миссионер, но что-то тебе и сейчас открывается – уже только спустя, со временем. У него слово было со властью (ср. Мф. 7, 29). Всегда что-то в тебе определенно меняло, и этот диалог души с его духом продолжается до сих пор.
– Я у батюшки и исповедовалась много раз, и причащалась. Я просто преклонение перед его харизмой испытывала. Душа уже по-иному расположена была, – как будто ты перед Самим Богом предстоишь. Покаяние просто пронизывало тебя. И когда батюшка служил, было чувство, как будто нездешнее бытие раскрывается, мир иной. Только стоишь и каешься: если бы не моя дебелость, было бы открыто, что сейчас на самом деле происходит: как ангелы ему сейчас сослужат и Дух Святой сходит в Чашу с высоты Небес. Батюшка настолько искренне, с полнейшей самоотдачей служил Богу, людям, что духовный мир при нем точно осязаемым становился.
От него исходил какой-то необыкновенный свет. Опять же, ты его не видишь, но именно из-за того, что по твоему состоянию это от тебя сокрыто, но не чувствовать его ты не можешь. Это объективная реальность Духа Божия в том, кто Его стяжал. Такое облако благодати точно носилось за отцом Мефодием везде, где ему надо было поспевать. И тебя просто обволакивало этой благодатью со всех сторон, окажись только рядом. И тогда уже всё, что в тебе не есть любовь, становилось настолько нестерпимо, что покаяние накрывало, как епитрахилью, и перерождало душу. С ним это чувство можно было испытать отнюдь не только перед аналоем с Крестом и Евангелием. Он жил крестоношением и носил Евангелие в своем сердце. Было невозможно не ответить на эту являемую батюшкой любовь. Он был уже точно посланник Божий на земле.
Даже по телефону с батюшкой говоришь, а что-то в душе твоей происходит. У отца Мефодия был необыкновенный тембр голоса, какой-то ангельский, – я никогда и ни у кого больше такого не слышала. Люди так не говорят. Его голос как-то входил в твою душу. Батюшка никогда не говорил ни о чем пустом, все его разговоры – о конкретном, четкие, ясные, немногословные. Но тебя прямо жизненной энергией обдавало! Его слова – сама жизнь. Касались сердца, так что сердце на каждое его слово, точно высвобождаемое из немоты и бездействия, откликалось. Говорил отец Мефодий всегда очень просто: «не в премудрости слова, чтобы не упразднить креста Христова» (1 Кор. 1, 17), – как сказано у апостола.
– Да спасать молодежь надо! На батюшкином примере это особенно было видно. Дети, молодежь к нему очень тянулись. Чувствовали чистый радостный дух, после общения с отцом Мефодием никакой похабщины по телевизору уже смотреть не захочется. Но им же надо показать такой пример, дать ориентиры.
Потому-то батюшка в свое время и поддержал создание нашего Фонда. Прямо умолял: обязательно нужно заниматься молодежью. Только что скажешь ему, а он: «Благословляю! Благословляю!» Подчеркивал, что именно на воспитании молодежи и надо сосредотачивать силы, а всё остальное сделает уже молодежь. Только бы их наставить духовно-нравственным ценностям. Потому что первичен дух, материя – вторична. Вся энергия в Духе. Все, что строится без Бога, обречено на развал. Это была главная ошибка столетие назад – вознамериться устраивать жизнь целой страны без благословения Божия.
– «Дух животворит» (Ин. 6, 63).
– Да! А иначе это всё мертворожденные формы, у которых нет будущего. О чем же тогда в революцию да и после думали, уничтожая храмы, расстреливая духовенство. Царскую семью убили… Ведь и расправлялись так зверски с новомучениками, потому что их дух сломить не могли, не в силах были никакими ни посулами, ни угрозами заставить отречься от Христа. Против Духа Божия, безумные, воевали…
– Как не предусмотрено и духовного нейтралитета: если человек не с Богом, он заложник инфернальных сущностей. Если тебе, человек, Бог не нужен, Господь смирится и отойдет, но ты же останешься беззащитен. Не творя волю Божию вольно, потому что Богу важна наша свобода, будешь обманут и полонён лукавым – его злую волю невольно творить. Господь освобождает нас.
Вот что молодежи, батюшка говорил, объяснять надо. У них еще вся жизнь впереди, их можно уберечь от неправильных путей, ломающих жизнь ошибок. Наш Фонд имеет дело, прежде всего, с юристами, – студентами, молодыми специалистами, – от их служения в соответствии с идеалами справедливости и добра многое вообще в обществе зависит.
Будучи юристом, судьей, столько довелось встречать разного рода дел, связанных с хищениями и т.д. Просто ужасаешься, помню, всякий раз: «Это же как люди духовно опустились?» Не то что духовный, а хотя бы просто нравственный человек таких преступлений совершать не будет. Это значит, люди уже остатки нравственности теряют… Кому же нужны все эти дворцы, что себе на ворованные у людей деньги эти нувориши строят? Это же очередные витки какого-то безумия.
– А инфернальная реальность – она всегда лишена смысла. Там и бесполезно какой-либо смысл искать. А человек, кстати, говорят, так и устроен, что счастье переживает именно как осуществление смысла. Поэтому-то все грешащие так ненасытны: вот-вот, кажется, а счастья-то нет…
– Люди потом и сами понять действительно не могут, что их на эти безудержные траты толкало. Чем они вообще руководствовались? Рано или поздно, – может быть, уже за гробом, – это чувство любого грешника, наверно, настигает. Эта опустошенность обманутой души… «Что мною двигало?» Кто-то еще при жизни приходит к осознанию собственной одержимости, успевает покаяться.
Но ведь крупные преступления предваряются обычно какими-то малыми проступками, мельком поначалу посещающими помыслами… Для того-то нам богослужения и даются, чтобы иметь камертон в жизни, – выйти хотя бы на выходных – вечером в субботу и утром в воскресенье – из заматывающей суеты, отрезвиться, отделить то, что нам бесы в сознание подкидывают, исповедовать те грехи, посредством которых они уже над душою власть заполучили.
– У отца Мефодия было мышление государственного человека. Из него бы получился великолепный президент той же его родной Македонии. У него были верные духовно-нравственные ориентиры, и по своему складу он был бы неуязвим для тех негативных воздействий, которые сегодня так мощно обрушиваются на правителей, тем более небольших стран со стороны Евросоюза.
Поступки человека определяются его правильным сознанием и духовным настроем. Вот чем отец Мефодий поделиться мог! Говорил же авва Дорофей, что устроение души – это семь восьмых искомого, а дела – одна восьмая. В первую очередь это, конечно, относится к монахам. Хотя и президенту может пригодиться, как и любому человеку во власти.
Батюшка переживал из-за всех этих нападок на Россию, на президента В.В. Путина. Говорил: «Кто Россию не любит, тот друг Обамы» (это у батюшки такое самое страшное ругательство было, всё вроде шутками говорил, но очень доходчиво). Батюшка постоянно подчеркивал: «Россия – страна высокой духовности. Русский народ – богоносец. Русскому до Бога – рукой подать». На таких-то мир и восстает, но и наши победы – от Бога, когда заветам, открытым нам в Евангелии, мы верны. То есть всё на самом деле решается, прежде всего, на духовном уровне.
– Да, так и считаю, что Господь отца Мефодия на всецелое уже молитвенное служение призвал. Когда у гроба батюшки служились панихиды, чувствовалось тихое веяние жизни благой, безпечальной. Мне же много приходилось бывать на прощаниях, часто это что-то настолько тягостное – видеть покойника. Входишь в траурный зал, как в какой-то холодный колодец… А тут совсем другая атмосфера. Жизнь во гробе. Рядом с батюшкой ты, как всегда, чувствуешь необыкновенные мир и покой на душе. Что-то тихое, обнадеживающее такое, очень личное – как разговор по душам. И в то же время – столько благодати! Казалось, она обнимает собою весь мир.
Даже слова панихидного поминовения отрадно воспринимались. Так служащие иеродиаконы еще и такое в духе батюшки словечко включили: «Новопреставленного собрата нашего наилюбимейшего архимандрита Мефодия…». Это батюшка так ко всем обращался: наилюбимейший, дивный, боголюбивый, прекраснейший, добрейший… А Господь у него был: Прелюбимейший. Его-то и самого батюшку все, от Патриархов и глав государств до простых рабочих, «душой Валаама», «Светом Валаама» (так созданный им культурно-просветительский центр называется), «самым добросердечным батюшкой» называли.
Никакого уныния, подавленности при прощании с отцом Мефодием не было и в помине. Наоборот, очень светлые чувства. Когда тебе в опыте этой разрешившейся от тела души близкого человека соприсутствие Божие, Ангельских сил открывается, ты унывать не будешь.
На Пасху
– Уныние – эта некая захлопнутость от Бога, а тут, наоборот, сила Божия препобеждает смерть. Наилюбимейший к Прелюбимейшему отправился, – какая может быть скорбь?
– Да, именно пасхальное ощущение. Эта интуиция всегда тебя при общении с батюшкой, тем более когда отмечались великие церковные праздники, сопровождала, но сейчас это всё опытно душою переживается. Никакой жалости, любые причитания неуместны. Совершается нечто превосходящее всё и вся из ранее известного нам…
– Сама его смерть, сопереживание его душе, отправившейся в путь всея земли, меняет наше сознание, преображает нас. По себе я это очень чувствую. Точно дверь в вечность приоткрывается, в духовный мир. И настигает осознание, что твоя встреча с батюшкой была промыслительна. И все эти годы общения, и сейчас я очень явственно ощущаю, как нечто высокое сокровенно происходит с моей душой. Ранее неведомый покой касается сердца. Будто батюшка и с нами делится тем, что ему Господь сейчас в эти дни, когда душа до 9-го дня созерцает райские обители, открывает.
– Дух мирен?
– Да, это ошеломительный такой дар, и тебе хочется им и с другими, в свою очередь, делиться. Сейчас же у большинства очень неспокойно на душе. И люди это недовольство, боязнь, ропот передают друг другу. Что-то негативное увеличивается в мире, а батюшка нам даже в своей смерти посылает такую противодействующую всей этой панике силу утешения и упования на Бога, что вся эта растворенная в воздухе тревога просто рассеивается.
Я все эти дни хожу и чувствую, что я – это не я, душа перерождается. А батюшкина душа, устремившись ввысь, и нас поднимает за собой.
– Он уже там служит. Такие откровения в отношении духовных людей неоднократно изрекались.
– Все эти дни – ощущение предстояния за уже бесконечной Божественной литургией, которую совершает батюшка. Непрестанное славословие Господа. И в этой радостной стихии благодарения жизнь уже в совершенно ином свете воспринимается.
Именно встреча с таким духовным человеком тебе и Евангелие явственно открывает. Ты понимаешь, как люди, всё оставляя, идут за Христом. Это всё, конечно, уже очень высокие рассуждения, но в том-то всё и дело: то, что ранее казалось запредельным, становится тебе насущным и родным. Батюшка не для себя жил, а для Бога. И нам Господь в его опыте близок становился.
– Так же и считается, что служение христиан – это предоставить, прежде всего, сердце свое Христу; дабы не свою (она у нас все равно с примесью страстей), а именно Христову любовь являть людям – показать каждому человеку, как его любит Бог.
– До этого дорасти еще надо. И вот батюшка нас всех точно подтягивает: он свою христианскую стражу отслужил на этой земле, надо, чтобы на смену теперь следующие заступали.
О батюшке даже говорить много не хочется, хотя и есть что вспомнить, но душа на молчаливое созерцание настроена. Времени как будто нет, – никаких этих двух тысяч лет со времен явления в мир Спасителя… Вот такое состояние – распахнутости бытия Божия. И нет никакого страха перед будущим. Господь ведь с нами.
C Людмилой Кулешовой беседовала Ольга Орлова
Воспоминаниями о новопреставленном делится Людмила Васильевна Кулешова, генерал-майора= юстиции, действительный Государственный советник Российской Федерации 3-го класса, президент Фонда поддержки и развития исторического наследия А. Ф. Кони.
Архимандрит Мефодий (Петров)
Любовь стала его сущностью
– У отца Мефодия была огромная миссия, – рассказывает Людмила Васильевна. – Если в год на Валаам приезжает около 100 тысяч паломников, то это значит, батюшка принимал сотни человек в день. Каким-то образом он еще успевал уделять внимание и братии монастыря, устраивал какие-то юбилеи тем, кто постарше; окормлял сотрудников – а он, будучи очень деятельным и созидательно настроенным, создал огромное количество рабочих мест. Все его труды – это такая непрестанная материализация любви и заботы о людях. Когда-то же на Валааме паломникам даже разместиться негде было.– Да, а братия вспоминают, что, когда поначалу едва еще только обустроили старую деревянную гостиницу, внутри все было обшарпано, но отец Мефодий раздобыл где-то беленькие салфеточки, застилал ими каждую прикроватную тумбочку и ставил для каждого бутылочку воды, – то есть уже создавал такое настроение трогательного внимания ко всем, кто приехал.
– И он, кстати, всех всегда благодарил за то, что приехали. Некоторых это так удивляло. А это именно смирение, исполнение апостольских слов: «честию друг друга болша творяще» (Рим. 12, 10). Причем отец Мефодий в общении был ровен со всеми, так принимал не только высокопоставленных гостей, а вообще всех. Каждому старался уделить внимание. Особенно тем, кто еще только ищет веру. Он и с группами прибывших беседы устраивал, и лично со многими говорил. Сколько раз замечала: он словно насквозь человека видел, хотя и виду никогда не подаст. Темные стороны души, точно рифы, в общении обходил. Умел вывести душу из всех стремнин, освободить ее. Со всеми был ласков. Никого не осуждал.
– Покрывал любовью.
– Именно с любовью ко всем относился. Она уже точно его сущностью стала. Он и не мог иначе. Даже, если кто непорядочный подойдет… Иные батюшку и не понимали в этом его принятии всех. Думали, наверное: простачок такой. А он на самом деле всё и во всех видел и прощал. Выше был всего этого. Очень высокой души человек.
Сколько смысла всегда было заложено в каждом его слове. Но его наставления надо было понимать: это как Евангелие люди читают и не все понимают, – кому-то толкования нужны. Хотя отец Мефодий и старался говорить, снисходя к языку и понятиям каждого, именно доносить духовные истины, он был прирожденный миссионер, но что-то тебе и сейчас открывается – уже только спустя, со временем. У него слово было со властью (ср. Мф. 7, 29). Всегда что-то в тебе определенно меняло, и этот диалог души с его духом продолжается до сих пор.
Духовный мир при нем точно осязаемым становился
– Каким отец Мефодий запомнился как духовник? У иных может сложиться представление, что при столь многих трудах и многопопечительном послушании и не до духовничества особо, не до подвигов аскезы…– Я у батюшки и исповедовалась много раз, и причащалась. Я просто преклонение перед его харизмой испытывала. Душа уже по-иному расположена была, – как будто ты перед Самим Богом предстоишь. Покаяние просто пронизывало тебя. И когда батюшка служил, было чувство, как будто нездешнее бытие раскрывается, мир иной. Только стоишь и каешься: если бы не моя дебелость, было бы открыто, что сейчас на самом деле происходит: как ангелы ему сейчас сослужат и Дух Святой сходит в Чашу с высоты Небес. Батюшка настолько искренне, с полнейшей самоотдачей служил Богу, людям, что духовный мир при нем точно осязаемым становился.
От него исходил какой-то необыкновенный свет. Опять же, ты его не видишь, но именно из-за того, что по твоему состоянию это от тебя сокрыто, но не чувствовать его ты не можешь. Это объективная реальность Духа Божия в том, кто Его стяжал. Такое облако благодати точно носилось за отцом Мефодием везде, где ему надо было поспевать. И тебя просто обволакивало этой благодатью со всех сторон, окажись только рядом. И тогда уже всё, что в тебе не есть любовь, становилось настолько нестерпимо, что покаяние накрывало, как епитрахилью, и перерождало душу. С ним это чувство можно было испытать отнюдь не только перед аналоем с Крестом и Евангелием. Он жил крестоношением и носил Евангелие в своем сердце. Было невозможно не ответить на эту являемую батюшкой любовь. Он был уже точно посланник Божий на земле.
Даже по телефону с батюшкой говоришь, а что-то в душе твоей происходит. У отца Мефодия был необыкновенный тембр голоса, какой-то ангельский, – я никогда и ни у кого больше такого не слышала. Люди так не говорят. Его голос как-то входил в твою душу. Батюшка никогда не говорил ни о чем пустом, все его разговоры – о конкретном, четкие, ясные, немногословные. Но тебя прямо жизненной энергией обдавало! Его слова – сама жизнь. Касались сердца, так что сердце на каждое его слово, точно высвобождаемое из немоты и бездействия, откликалось. Говорил отец Мефодий всегда очень просто: «не в премудрости слова, чтобы не упразднить креста Христова» (1 Кор. 1, 17), – как сказано у апостола.
Вся энергия в Духе. Все, что строится без Бога, обречено на развал
– Людмила Васильевна, вы рассказывали, что батюшка благословил вас создать Фонд им. А.Ф. Кони, предрек, что будете заниматься с молодежью. А что отец Мефодий про современную молодежь говорил?– Да спасать молодежь надо! На батюшкином примере это особенно было видно. Дети, молодежь к нему очень тянулись. Чувствовали чистый радостный дух, после общения с отцом Мефодием никакой похабщины по телевизору уже смотреть не захочется. Но им же надо показать такой пример, дать ориентиры.
Потому-то батюшка в свое время и поддержал создание нашего Фонда. Прямо умолял: обязательно нужно заниматься молодежью. Только что скажешь ему, а он: «Благословляю! Благословляю!» Подчеркивал, что именно на воспитании молодежи и надо сосредотачивать силы, а всё остальное сделает уже молодежь. Только бы их наставить духовно-нравственным ценностям. Потому что первичен дух, материя – вторична. Вся энергия в Духе. Все, что строится без Бога, обречено на развал. Это была главная ошибка столетие назад – вознамериться устраивать жизнь целой страны без благословения Божия.
– «Дух животворит» (Ин. 6, 63).
– Да! А иначе это всё мертворожденные формы, у которых нет будущего. О чем же тогда в революцию да и после думали, уничтожая храмы, расстреливая духовенство. Царскую семью убили… Ведь и расправлялись так зверски с новомучениками, потому что их дух сломить не могли, не в силах были никакими ни посулами, ни угрозами заставить отречься от Христа. Против Духа Божия, безумные, воевали…
Инфернальная реальность лишена смысла. А счастье человек переживает именно как осуществление смысла
– И выкликали тем самым из преисподней темную силу? Свято место пусто не бывает.– Как не предусмотрено и духовного нейтралитета: если человек не с Богом, он заложник инфернальных сущностей. Если тебе, человек, Бог не нужен, Господь смирится и отойдет, но ты же останешься беззащитен. Не творя волю Божию вольно, потому что Богу важна наша свобода, будешь обманут и полонён лукавым – его злую волю невольно творить. Господь освобождает нас.
Вот что молодежи, батюшка говорил, объяснять надо. У них еще вся жизнь впереди, их можно уберечь от неправильных путей, ломающих жизнь ошибок. Наш Фонд имеет дело, прежде всего, с юристами, – студентами, молодыми специалистами, – от их служения в соответствии с идеалами справедливости и добра многое вообще в обществе зависит.
Будучи юристом, судьей, столько довелось встречать разного рода дел, связанных с хищениями и т.д. Просто ужасаешься, помню, всякий раз: «Это же как люди духовно опустились?» Не то что духовный, а хотя бы просто нравственный человек таких преступлений совершать не будет. Это значит, люди уже остатки нравственности теряют… Кому же нужны все эти дворцы, что себе на ворованные у людей деньги эти нувориши строят? Это же очередные витки какого-то безумия.
– А инфернальная реальность – она всегда лишена смысла. Там и бесполезно какой-либо смысл искать. А человек, кстати, говорят, так и устроен, что счастье переживает именно как осуществление смысла. Поэтому-то все грешащие так ненасытны: вот-вот, кажется, а счастья-то нет…
– Люди потом и сами понять действительно не могут, что их на эти безудержные траты толкало. Чем они вообще руководствовались? Рано или поздно, – может быть, уже за гробом, – это чувство любого грешника, наверно, настигает. Эта опустошенность обманутой души… «Что мною двигало?» Кто-то еще при жизни приходит к осознанию собственной одержимости, успевает покаяться.
Но ведь крупные преступления предваряются обычно какими-то малыми проступками, мельком поначалу посещающими помыслами… Для того-то нам богослужения и даются, чтобы иметь камертон в жизни, – выйти хотя бы на выходных – вечером в субботу и утром в воскресенье – из заматывающей суеты, отрезвиться, отделить то, что нам бесы в сознание подкидывают, исповедовать те грехи, посредством которых они уже над душою власть заполучили.
Всё и в политике решается на духовном уровне
– Известно, что к батюшке многие из властей предержащих обращались. Все-таки, говорят, искушение властью – одно из самых серьезных, даже Господа сатана властью в пустыне искушал (Мф. 4, 9). Чем тут монах, отдавший свою волю в послушание, мог помочь?– У отца Мефодия было мышление государственного человека. Из него бы получился великолепный президент той же его родной Македонии. У него были верные духовно-нравственные ориентиры, и по своему складу он был бы неуязвим для тех негативных воздействий, которые сегодня так мощно обрушиваются на правителей, тем более небольших стран со стороны Евросоюза.
Поступки человека определяются его правильным сознанием и духовным настроем. Вот чем отец Мефодий поделиться мог! Говорил же авва Дорофей, что устроение души – это семь восьмых искомого, а дела – одна восьмая. В первую очередь это, конечно, относится к монахам. Хотя и президенту может пригодиться, как и любому человеку во власти.
Батюшка переживал из-за всех этих нападок на Россию, на президента В.В. Путина. Говорил: «Кто Россию не любит, тот друг Обамы» (это у батюшки такое самое страшное ругательство было, всё вроде шутками говорил, но очень доходчиво). Батюшка постоянно подчеркивал: «Россия – страна высокой духовности. Русский народ – богоносец. Русскому до Бога – рукой подать». На таких-то мир и восстает, но и наши победы – от Бога, когда заветам, открытым нам в Евангелии, мы верны. То есть всё на самом деле решается, прежде всего, на духовном уровне.
Наилюбимейший к Прелюбимейшему отправился
– А смертью дух не упраздняется.– Да, так и считаю, что Господь отца Мефодия на всецелое уже молитвенное служение призвал. Когда у гроба батюшки служились панихиды, чувствовалось тихое веяние жизни благой, безпечальной. Мне же много приходилось бывать на прощаниях, часто это что-то настолько тягостное – видеть покойника. Входишь в траурный зал, как в какой-то холодный колодец… А тут совсем другая атмосфера. Жизнь во гробе. Рядом с батюшкой ты, как всегда, чувствуешь необыкновенные мир и покой на душе. Что-то тихое, обнадеживающее такое, очень личное – как разговор по душам. И в то же время – столько благодати! Казалось, она обнимает собою весь мир.
Даже слова панихидного поминовения отрадно воспринимались. Так служащие иеродиаконы еще и такое в духе батюшки словечко включили: «Новопреставленного собрата нашего наилюбимейшего архимандрита Мефодия…». Это батюшка так ко всем обращался: наилюбимейший, дивный, боголюбивый, прекраснейший, добрейший… А Господь у него был: Прелюбимейший. Его-то и самого батюшку все, от Патриархов и глав государств до простых рабочих, «душой Валаама», «Светом Валаама» (так созданный им культурно-просветительский центр называется), «самым добросердечным батюшкой» называли.
Никакого уныния, подавленности при прощании с отцом Мефодием не было и в помине. Наоборот, очень светлые чувства. Когда тебе в опыте этой разрешившейся от тела души близкого человека соприсутствие Божие, Ангельских сил открывается, ты унывать не будешь.
На Пасху
– Уныние – эта некая захлопнутость от Бога, а тут, наоборот, сила Божия препобеждает смерть. Наилюбимейший к Прелюбимейшему отправился, – какая может быть скорбь?
– Да, именно пасхальное ощущение. Эта интуиция всегда тебя при общении с батюшкой, тем более когда отмечались великие церковные праздники, сопровождала, но сейчас это всё опытно душою переживается. Никакой жалости, любые причитания неуместны. Совершается нечто превосходящее всё и вся из ранее известного нам…
Антидот панике и тревоге, охватившей мир
– Торжество. Для таких послуживших Богу христиан смерть – торжество.– Сама его смерть, сопереживание его душе, отправившейся в путь всея земли, меняет наше сознание, преображает нас. По себе я это очень чувствую. Точно дверь в вечность приоткрывается, в духовный мир. И настигает осознание, что твоя встреча с батюшкой была промыслительна. И все эти годы общения, и сейчас я очень явственно ощущаю, как нечто высокое сокровенно происходит с моей душой. Ранее неведомый покой касается сердца. Будто батюшка и с нами делится тем, что ему Господь сейчас в эти дни, когда душа до 9-го дня созерцает райские обители, открывает.
– Дух мирен?
– Да, это ошеломительный такой дар, и тебе хочется им и с другими, в свою очередь, делиться. Сейчас же у большинства очень неспокойно на душе. И люди это недовольство, боязнь, ропот передают друг другу. Что-то негативное увеличивается в мире, а батюшка нам даже в своей смерти посылает такую противодействующую всей этой панике силу утешения и упования на Бога, что вся эта растворенная в воздухе тревога просто рассеивается.
Я все эти дни хожу и чувствую, что я – это не я, душа перерождается. А батюшкина душа, устремившись ввысь, и нас поднимает за собой.
– Он уже там служит. Такие откровения в отношении духовных людей неоднократно изрекались.
– Все эти дни – ощущение предстояния за уже бесконечной Божественной литургией, которую совершает батюшка. Непрестанное славословие Господа. И в этой радостной стихии благодарения жизнь уже в совершенно ином свете воспринимается.
Именно встреча с таким духовным человеком тебе и Евангелие явственно открывает. Ты понимаешь, как люди, всё оставляя, идут за Христом. Это всё, конечно, уже очень высокие рассуждения, но в том-то всё и дело: то, что ранее казалось запредельным, становится тебе насущным и родным. Батюшка не для себя жил, а для Бога. И нам Господь в его опыте близок становился.
– Так же и считается, что служение христиан – это предоставить, прежде всего, сердце свое Христу; дабы не свою (она у нас все равно с примесью страстей), а именно Христову любовь являть людям – показать каждому человеку, как его любит Бог.
– До этого дорасти еще надо. И вот батюшка нас всех точно подтягивает: он свою христианскую стражу отслужил на этой земле, надо, чтобы на смену теперь следующие заступали.
О батюшке даже говорить много не хочется, хотя и есть что вспомнить, но душа на молчаливое созерцание настроена. Времени как будто нет, – никаких этих двух тысяч лет со времен явления в мир Спасителя… Вот такое состояние – распахнутости бытия Божия. И нет никакого страха перед будущим. Господь ведь с нами.
C Людмилой Кулешовой беседовала Ольга Орлова
-
Верующая
- 1
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
