Царский генерал и его удивительная жизнь
Матушка Мария Котар – супруга протоиерея Сергия Котар, 32 года служившего у мощей святителя Иоанна Шанхайского в соборе в Сан-Франциско. Мария рассказывает о своем прадеде по отцовской линии – генерале русской императорской армии.
Прадедушка Михаил Колобов, 1915 год
– Ишь, как вопит громко да требовательно – чисто его превосходительство, господин генерал!
Так сказала старая, но вполне еще бойкая няня Колобовых – и как в воду смотрела: крепкий и энергичный младенец, возмужав, сделал замечательную военную карьеру и стал-таки генералом!
Свои детство и юность Миша Колобов провел в Тамбовской губернии – в те годы она была огромной и занимала территории современных Тамбовской, частично Липецкой, Воронежской, Рязанской, Пензенской, Нижегородской, Саратовской областей и Республики Мордовия.
Улица Дворянская в Тамбове
«Родина, Родина! Здесь все мягкое, земляное, соломенное. Историк Соловьев делил Европу на каменную и деревянную… Останавливаюсь на крыльце. Длинные тени от деревьев стелются по зеленым лужайкам, около дома поливают цветы – шум ведер и леек, над петунией и резедой жужжат пчелы… Направо раскинул свою шапку огромный трехствольный дуб: если его шапку очертить на земле, то будет круг шагов в двести. В ветвях этого дуба мы детьми готовили уроки. Под шапкой этого дуба, в тени ее, наш старый кучер ждал, когда выйдут на крыльцо, махнут подавать лошадей…
Влево от аллеи – милый белый флигель, так называемый “молочный дом”, не по цвету своему, а потому что в нем когда-то был молочный ледник… Через зеленый луг ведет дорожка сквозь два ряда цветов, сгорающих в прощальной ласке закатного луча. По нарядной дорожке, переливаясь золотом и изумрудом, поколыхивая драгоценным своим хвостом, шествует павлин…
Часы на “молочном доме” бьют шесть. В прихожей обнимает прохлада: ставни были заперты весь день, только сейчас их отворили… Вот дубовая резная библиотека – милая библиотека! В ней три поколения коротали дождливые дни и долгие осенние вечера… Направо с террасы, в прорехе меж деревьев, видна наша церковь: очень красивая, ампирная, 1806 года… Здесь тише, чем на той стороне, вечер стал, природа готова к ночи… С шумом крыльев, но без карканья проносится над высокими дубами туча грачей: полетели на дальний водопой…
Вот пошли постройки, амбары, мастерские, машины, молотилки, веялки, жнейки… Какая школа людская все это! Сколько за долгие годы выпущено слесарей, машинистов, столяров, шорников, садовников, приказчиков, конторщиков, бухгалтеров… И сколько людей, пройдя через нашу контору или наши мастерские, увидали свет. А учиться начали в нашей усадебной школе, где первой учительницей была основательница ее, моя мать…»
Князь писал еще о детских забавах того времени:
«В детстве мы любили в лес ездить. Это не были пикники, это бывали переселения народов. В трех, четырех экипажах, а мы, старшие, с матерью верхом. В лесу гулянье, игры, по реке Вороне катанье, в Вороне купанье, рыбная ловля, ужин, самовар, костры… И обратный путь под звездным небом…»
Наверное, так с родителями ездил в лес из поместья и Миша Колобов, мой прадед.
Дворянский дом в Тамбовской губернии
«Я вошел в просторный вестибюль кадетского корпуса в Воронеже с видом независимым, но с большим внутренним трепетом. Мимо меня по коридору проходили куда-то, звеня шпорами, офицеры, не обращая никакого внимания на мою деревенскую фигуру. Так прошло около десяти минут, как вдруг страшный грохот барабана, грохнувшего, как обвал, заставил меня подскочить на скамейке от неожиданности.
Через пять минут лестничные пролеты у меня над головой наполнились сдержанным гулом голосов и шарканьем сотен ног, спускавшихся по лестнице. С гулом лавины кадеты сошли сверху и их передние ряды остановились на последней ступеньке, с любопытством оглядывая мою странную для них фигуру. Сошедший затем откуда-то сверху офицер вышел в вестибюль и, обернувшись к кадетам, скомандовал. Ряды их в ногу, потрясая гулом весь вестибюль, стройно двинулись мимо меня в столовую. Рядами прошли все четыре роты корпуса, начиная с длиннейших, как колодезный журавель, кадет-гренадеров строевой роты и кончая малютками, еще не умевшими “держать ноги”. Пройдя в невидимую для меня столовую, роты затихли, а затем огромный хор голосов запел молитву, после которой столовая наполнилась шумом сдержанных голосов и звоном посуды: корпус приступил к завтраку.
В этот момент ко мне подошел офицер и, спросив фамилию, приказал следовать за ним в “цейхгауз”. Пригонка обмундирования была самая поверхностная. Поэтому ни одна его часть не соответствовала размерам тела… На робкое замечание, которое я позволил себе сделать, что одежда мне “пришлась не совсем”, каптенармус ответил бодрым тоном, что “это пока”, так как обмундирование, которое он на меня напялил, “повседневное и последнего срока”. Здесь же, в цейхгаузе, меня посадили на табуретку и откуда-то вынырнувший парикмахер-солдат, пахнувший луком, наголо оболванил мне голову машинкой “под три нуля”.
Когда я, по окончании всех этих пертурбаций, сошел опять вниз к отцу проститься, он только засмеялся и покачал головой. Так началась моя кадетская жизнь…»
Воронежский кадетский корпус
«Надо сказать, что в корпусах моего времени умели и знали, как закалять кадетское здоровье. Благодаря этому в подавляющем большинстве кадеты никогда не болели и не простужались. Начиная со второго класса корпуса нас выпускали гулять до снега в одном мундирчике на холстяной подкладке, а затем в шинелях, “подбитых ветром”; другой теплой одежды мы в корпусе не знали…
Подъем с постели в шесть часов утра в ноябре и декабре являлся для меня поистине мукой. Холод в это время в спальне стоял адский, спать хотелось до обморока, а к этому прибавлялось еще и то, что за окнами чернела ночь и весь город спал. И во всем этом городе только длинный ряд освещенных окон корпуса светился над глубоко еще спавшим Воронежем. Бывали дни, когда, не выдержав пытки раннего вставанья, кадеты забирались куда попало, лишь бы доспать хотя бы несколько минут.
Чаще всего для этого служила “шинельная комната”, где складывались запасные одеяла и висели наши шинели. Более спокойным и безопасным местом для любителей поспать являлся корпусной лазарет, бывший вообще приятным местом… здесь, в уютных лазаретных комнатушках, стоял по утрам приятный полумрак и потрескивали дрова в печах, наполнявших палаты теплом и сонной дремотой… За пять лет корпусной жизни мне ни разу не удалось заболеть и попасть в лазарет, так сказать, на законном основании».
С большим удовольствием вспоминал Марков о праздничных обедах кадетов:
«Меню праздничного обеда, по строго соблюдавшейся традиции, было всегда одно и то же. По выражению кадет, оно состояло из “серьезного харча”, а именно: на первое – бульон с великолепной мясной кулебякой, на второе – жареный гусь с яблоками и на сладкое – сливочный торт. Для тостов, полагавшихся за обедом, каждому кадету полагалась бутылка меду».
«Гордость корпуса моего времени – подполковник Михаил Клавдиевич Паренаго. Крепкий и бравый, с лихо закрученными русыми усами и бородкой, Паренаго, как воспитатель и педагог, стоял на большой высоте этого трудного дела и умел внушить кадетам своего отделения горячую к себе любовь и глубокое уважение, не прибегая для этого ни к строгостям, ни к панибратству…
Он был холост; не имея семьи, кроме старушки-матери, все свое время посвящал кадетам, живя в казенной квартире при корпусе. По своему происхождению Михаил Клавдиевич принадлежал к хорошей дворянской семье Воронежской губернии, окончил наш же корпус и в прошлом был блестящим офицером гренадерского полка, имея несколько императорских призов за стрельбу из револьвера, винтовки и за фехтование.
Он обладал талантами организатора, устроителя, художника и талантливого рассказчика, своих кадет никому в обиду не давал, являясь их постоянным ходатаем и защитником перед начальством и преподавателями. В свободные от занятий часы или в так называемые “пустые уроки” Паренаго читал нам хорошие книги и беседовал о жизни и военной службе, рассказывая все, что могло интересовать любопытную молодежь.
Каждый год во время летних каникул Михаил Клавдиевич путешествовал по России, посещая ее самые глухие углы, причем внушал нам, что наша родина – такая огромная и интересная страна, что человеку, чтобы ее узнать, недостаточно всей жизни, а потому он осуждает и не понимает чудаков, тратящих деньги и время на поездки за границу, не потрудившись толком узнать, что представляет собой их собственная родина…
При выпуске из корпуса мы прощались с Михаилом Клавдиевичем со слезами на глазах, как с родным, благодарили его от всей души за все, что он для нас делал… Приезжая впоследствии офицерами в родной корпус, мы прежде всего шли с визитом к Паренаго, который в свою очередь встречал нас, как членов своей семьи.
В начале проклятой памяти революции 1917 года Михаил Клавдиевич был убит в Воронеже на улице пьяными солдатами, отказавшись снять по их требованию погоны».
В начале сентября 1886 года, на пороге своего 18-летия, Михаил Колобов поступает на службу в царскую армию. Через год, уже подпоручиком, он продолжает обучение в Николаевском инженерном училище. Показывает отличные результаты в учебе и получает направление уже в Николаевскую инженерную академию, которую и заканчивает в 1894 году по 1-му разряду (то есть с отличными результатами) уже в чине штабс-капитана.
Теперь 26-летний Михаил Колобов – профессиональный военный инженер, который принадлежит к элите Российской императорской армии. У него имеется и приличная зарплата, чтобы содержать семью. Михаил женится на полюбившейся ему девушке – Настеньке Дроботковской, юной выпускнице Полтавского института благородных девиц. Что мы знаем о ней?
Прабабушка, Анастасия Александровна Дроботковская, проучилась в этом институте девять лет и была выпущена в 1885 году 17-летней барышней (выпуск тридцать четвертый), с шифром, – то есть показав самые превосходные результаты в учебе и поведении. Судя по дате выпуска, родилась Настенька тоже в 1868 году и была ровесницей своего будущего супруга, прадедушки Михаила Викторовича Колобова.
Система образования в Полтавском институте благородных девиц была направлена на то, чтобы сформировать в девочках почтение к старшим, чувство благодарности, доброжелательности, опрятность, бережливость, учтивость, терпение, трудолюбие и прочие добродетели. Повседневная жизнь девушек отличалась простотой, строгим порядком и дисциплиной. Одевались и причесывались институтки строго по форме, никаких вариаций не допускалось.
Была прабабушка умница и красавица, родила своему любимому мужу четверых детей, вот только время на их долю выдалось очень тяжелое и опасное. Моя бабушка, Тамара Михайловна Колобова, родилась в 1899 году.
Полтавский институт благородных девиц
Барышни из института благородных девиц
В годы Русско-японской войны (1904–1905) прадедушка командовал 2-м Заамурским железнодорожным батальоном и за отличную службу был произведен в полковники. Его также назначили начальником всей пограничной стражи КВЖД. За этими скупыми строками военной карьеры Михаила Викторовича Колобова – огромный труд, воинское мастерство, отвага, жаркие дни и бессонные ночи.
Почти двадцать лет своей жизни отдал прадедушка КВЖД. Что же из себя представляла эта железная дорога?
Послужной список прадедушки Михаила Колобова
Домики русских рабочих на КВЖД
В октябре 1898 года первый паровоз прибыл по КВЖД на станцию Харбин
В новый город потянулись русские купцы, предприниматели, крестьяне и прочие сословия. Первоначально состоящий из палаток и наспех сколоченных бараков Харбин быстро рос. Управлял Харбином русский муниципалитет, который не зависел от китайских властей. Согласно договору, Россия не могла вводить в Маньчжурию регулярные войска, и безопасность обеспечивала пограничная стража КВЖД – этой стражей и командовал прадедушка.
Офицеры КВЖД, прадед Колобов – второй слева, 1905 год
Служащие депо станции Бухэду
Будучи начальником пограничной стражи, Михаил Викторович Колобов являлся одним из главных помощников управляющего КВЖД – знаменитого генерал-лейтенанта Дмитрия Леонидовича Хорвата.
Хорват, любимец харбинцев, после революции – один из лидеров Белого движения на Дальнем Востоке и соратник Колчака, стоял во главе управления огромной территорией полосы отчуждения железной дороги с 1903 по 1920 год. В годы его управления КВЖД Харбин процветал и часто в шутку назывался по имени генерала «счастливой, благословенной Хорватией».
Разработка тоннеля КВЖД
Дмитрий Хорват много повидал и пережил: в молодости участвовал в русско-турецкой войне 1877–1878 годов, позднее, в 1880 году, ему, как офицеру-саперу, довелось возглавить взвод саперов по обследованию помещений Зимнего дворца (после того, как террористы устроили взрыв в царской столовой).
Взрыв в Зимнем дворце, 1880 год
Будучи 27-летним поручиком, Дмитрий Леонидович Хорват был командирован на строительство Закаспийской военной железной дороги. Она была примечательна тем, что стала первой в мире железной дорогой, построенной в зоне подвижных песков. При ее строительстве молодой военный инженер Хорват выполнял работы и десятника, и путевого мастера, и даже помощника машиниста паровоза.
Благодаря своим природным дарованиям и исключительным служебным качествам он быстро продвигался по службе, был начальником Южно-Уссурийской, а затем Закаспийской железной дороги. На КВЖД приехал позже прадедушки – в 1902 году, но сразу стал и в течение почти двух десятилетий трудился ее бессменным управляющим.
Во время революции 1905–1907 годов Хорват сумел удержать ситуацию на КВЖД в рамках законности – он пользовался огромным авторитетом на территории всего Дальнего Востока, и с годами его авторитет только рос.
Современники свидетельствовали о Хорвате:
«Работоспособность его изумительна. Трудится он постоянно, считая труд необходимым условием счастья. Самообладание – основное правило его жизни. Никто никогда не видел его рассерженным или утратившим равновесие и не слышал от него резкого слова».
Сам о себе Дмитрий Леонидович говорил так: «Я всегда относился строго к самому себе и снисходительно к другим».
Генерал Дмитрий Леонидович Хорват
При Хорвате выросли более 107 станций КВЖД, которые быстро превратились в крупные процветающие поселки. Строились новые современные города – Дальний, Маньчжурия, Харбин. Были построены больницы, школы, 20 железнодорожных училищ, действовали библиотеки.
Во время инспекторских поездок Хорват мог остановиться у любого дорожного мастера или артельного старосты, попить у него чаю, поговорить о жизни, расспросить про условия работы. Он убеждал рабочих КВЖД заводить свое хозяйство, покупать коров, выделял для них покосы, завозил племенных быков. При этом сам показывал пример, поскольку устроил под Харбином образцовую молочную ферму и состоял членом Маньчжурского сельскохозяйственного общества.
Интересно, что наша семья связана с Дмитрием Леонидовичем Хорватом еще и таким образом: сестра моей мамы, моя тетя, Ольга Олеговна Исаева, вышла замуж за сына Хорвата – Дмитрия Дмитриевича Хорвата (1900–1998).
Кавалерийский отряд на станции КВЖД – Шуанченпу
А еще – многочисленные магазины и пункты торговли мехом, шесть высших учебных заведений и около двадцати православных храмов. Имелись здесь также два цирка, синематограф, симфонический оркестр, опера, оперетта, драматический театр и балет, которым руководили артисты Императорского Московского балета, воспитанники Мариинского театра.
Управление КВЖД в Харбине
На КВЖД было множество станций, и моя юная бабушка Тамара иногда отправлялась с любимым папой в путешествие на их осмотр. Пока папа работал, девочка ждала его в домике гостеприимного обходчика путей. Она предвкушала поход с отцом в буфет: на каждой станции КВЖД работал свой буфет – и все они пользовались большой славой.
Дело в том, что в пассажирских поездах того времени не имелось вагонов-ресторанов, и любители вкусно поесть отлично знали, где что продают. Всем харбинцам было известно, что в буфете станции Дуйциньшань можно попробовать вкусные блинчатые пирожки, на станции Аньда – свежайшие молочные продукты, на Цицикар – сахарные арбузы, на Чжаланьтунь — удивительные борщи. На Яомынь покупали птичьи потроха – покупали мешками, а также кур, гусей, уток… Южная линия снабжала фруктами, Восточная – ягодами и отличным пивом.
Станция КВЖД Барим
Скалистая выемка КВЖД
А какой вкусный хлеб пекли в харбинских пекарнях! Прабабушка отправляла маленькую Тамару за круглым ситным хлебом и московским калачом, и девочка шла и издалека начинала принюхиваться: чудесный запах разносился за несколько кварталов! Зайдешь – и глаза разбегаются: круглый ржаной с поджаренной корочкой, сайки французские с хрустящей корочкой, витушки сладкие, жулики, бублики, сушки, баранки…
На Рождество в Железнодорожном собрании Харбина всегда устраивали маскарады. Все мастерили карнавальные маски и веселились от души. Железнодорожное собрание было просто роскошным зданием: лепные потолки, нарядные залы – и море, море света… А какие балы там бывали!
Русский Харбин
Зимой Тамара с папой и мамой, а позже и с братьями-сестрами катались на санях по Сунгари. Санями правили саночники-китайцы – они отталкивались ото льда длинным багром, острым на конце. Сани прозвали «толкай-толкай» – они были деревянные, обитые коврами, с металлическими полозьями и скамейкой. Садишься на скамейку, саночник укрывает тебя меховой полостью, а сам становится на запятки саней – и вперед!
Летом вся семья прадедушки с превеликим удовольствием купались в Сунгари. Даже мазались целебным сунгарийским илом – он лечил болезни. Но плавали осторожно: Сунгари – река коварная, со стремительным течением, в ней много водоворотов и глубоких ям. Правда, летом вода в реке была очень мутная: много лессовых частиц. Лесс – это смесь глины, песка и извести, по-китайски называется хуанту – желтая земля, желтозем. Если человек тонет, эти частицы мгновенно забивают трахею и легкие, и тонущего редко удается спасти.
Весной ветер всегда нес желтый горячий песок из пустыни Гоби, и он покрывал все в доме таким золотистым покрывалом, что прабабушка Анастасия Александровна каждый день вытирала эту желтоватую пыль с мебели и рояля.
Детство моей бабушки Тамары было настолько русским, что она даже не задумывалась о том, что жила ее семья не в России, а в Китае: вокруг все были русские. Правда, по улицам ходили и китайские ремесленники, но даже они кричали по-русски: «Сапоги починяй», «Паяй», «Стары вещи покупай».
В 1914 году 46-летнему Михаилу Викторовичу Колобову был присвоен чин генерал-майора. Он стал кавалером многих орденов: святого Станислава 2-й степени, святой Анны 2-й степени с мечами, святого Владимира 4-й степени, святого Станислава 1-й степени. В этом же году началась страшная Первая мировая война.
Бронепоезд «Хунхуз»
Удивительно, но и после Февральской революции 1917 года Дмитрий Хорват, бывший царский генерал, не выпустил власть из своих рук и стал именоваться комиссаром Временного правительства на КВЖД. Сохранил свою власть над всей огромной территорией КВЖД этот ее замечательный руководитель и после Октября 1917 года.
Генерал Хорват, 1918 год
Были попытки убить Дмитрия Леонидовича и его верных соратников. 1 мая 1919 года, когда машина с генералом Хорватом ехала с ипподрома, на котором проходил спортивный праздник, в нее были брошены гранаты или, как писали газеты «Русский Восток» и «Забайкальская Новь», бомбы. К счастью, нападавшие не рассчитали скорость машины и не попали в нее. Были легко ранены пять прохожих, которых вскоре доставили в госпиталь.
Кроме Хорвата в машине находились еще три пассажира – газеты сообщали, что это были «генерал Колобов и Г. Клемм с женою». Так прадед вместе со своим шефом пережили очень опасное покушение. «Забайкальская Новь» писала еще:
«Шофер автомобиля, не растерявшись, поехал дальше, но генерал Хорват велел остановиться. Встретив конный патруль, Верховный Уполномоченный послал его на место происшествия, сам поехав дальше».
Прадедушка генерал-майор Михаил Викторович Колобов
Флаг Российский. Коновязи. Говор казаков.
Нет с былым и робкой связи, – русский рок таков.
Инженер. Расстегнут ворот. Фляга. Карабин.
«Здесь построим русский город, назовем – Харбин».
Милый город, горд и строен, будет день такой,
Что не вспомнят, что построен русской ты рукой.
Пусть удел подобный горек – не опустим глаз:
Вспомяни, старик-историк, вспомяни о нас.
Ты забытое отыщешь, впишешь в скорбный лист,
Да на русское кладбище забежит турист.
Он возьмет с собой словарик надписи читать…
Так погаснет наш фонарик, утомясь мерцать!
После «ноты Карахана», в которой большевики безвозмездно отказывались от каких бы то ни было русских прав на КВЖД, Дмитрий Леонидович Хорват совершенно отошел от дел дороги и в 1920 году уехал с семьей в Пекин. За любимым начальником последовал и его верный помощник – прадедушка Михаил Викторович Колобов. Уехал, конечно, вместе с супругой и четырьмя детьми – моей бабушке Тамаре, папиной маме, на тот момент исполнился 21 год. В Пекине прадедушка писал мемуары и был членом Союза русских инженеров.
Дмитрий Леонидович Хорват в эти годы был советником Общества КВЖД, с 1924 года – председателем отдела Русского общевоинского союза (РОВС) в Китае. До самой своей кончины он являлся официально признанным главой русской эмиграции на Дальнем Востоке и благодаря своему огромному авторитету сделал еще много доброго для гонимых соотечественников.
Другие харбинцы отправились искать счастья в Пекин, в Шанхай, а потом уехали в Австралию, Америку, Парагвай, чтобы стать частью великого Русского рассеяния и пережить все скорби изгнанников с родной земли.
Прадедушка Михаил Викторович Колобов пережил Хорвата на семь лет и умер в Тяньцзине в 1944 году, в возрасте 76 лет, в чине генерал-майора. Прабабушка, Анастасия Александровна Дроботковская-Колобова, умерла вслед за любимым супругом.
Прабабушка Анастасия Александровна Дроботковская-Колобова
Бабушка, Тамара Михайловна Колобова, вышла в Китае замуж за Георгия Фридриховича Рейсса и родила моего папу, Сергея Георгиевича. Они смогли уехать из раздираемого страшной гражданской войной Китая в Австралию, где бабушка и отошла ко Господу в 1994 году в возрасте 95 лет.
О чем вспоминала она перед смертью в далеком и экзотическом чужеземье? Может, о том, как юная, беспечная и счастливая Тамара, окруженная любимыми и родными людьми, шла по русскому Харбину, а вокруг все говорили по-русски, и праздничный звон колоколов созывал харбинцев на Литургию в огромный и прекрасный Софийский собор?
Мария Котар
Прадедушка Михаил Колобов, 1915 год
«Чисто его превосходительство, господин генерал!»
Дождливым октябрьским утром в поместье потомственных дворян Тамбовской губернии Колобовых раздался пронзительный вопль новорожденного младенца. Это в далеком 1868 году, спустя семь лет после отмены крепостного права в России, родился мой прадедушка – Михаил Викторович Колобов.– Ишь, как вопит громко да требовательно – чисто его превосходительство, господин генерал!
Так сказала старая, но вполне еще бойкая няня Колобовых – и как в воду смотрела: крепкий и энергичный младенец, возмужав, сделал замечательную военную карьеру и стал-таки генералом!
Свои детство и юность Миша Колобов провел в Тамбовской губернии – в те годы она была огромной и занимала территории современных Тамбовской, частично Липецкой, Воронежской, Рязанской, Пензенской, Нижегородской, Саратовской областей и Республики Мордовия.
Улица Дворянская в Тамбове
«Родина – здесь все мягкое, земляное, соломенное...»
Князь Сергей Михайлович Волконский писал о своем родном поместье в Тамбовской губернии – поместье Колобовых и жизнь в нем были похожи:«Родина, Родина! Здесь все мягкое, земляное, соломенное. Историк Соловьев делил Европу на каменную и деревянную… Останавливаюсь на крыльце. Длинные тени от деревьев стелются по зеленым лужайкам, около дома поливают цветы – шум ведер и леек, над петунией и резедой жужжат пчелы… Направо раскинул свою шапку огромный трехствольный дуб: если его шапку очертить на земле, то будет круг шагов в двести. В ветвях этого дуба мы детьми готовили уроки. Под шапкой этого дуба, в тени ее, наш старый кучер ждал, когда выйдут на крыльцо, махнут подавать лошадей…
Влево от аллеи – милый белый флигель, так называемый “молочный дом”, не по цвету своему, а потому что в нем когда-то был молочный ледник… Через зеленый луг ведет дорожка сквозь два ряда цветов, сгорающих в прощальной ласке закатного луча. По нарядной дорожке, переливаясь золотом и изумрудом, поколыхивая драгоценным своим хвостом, шествует павлин…
Часы на “молочном доме” бьют шесть. В прихожей обнимает прохлада: ставни были заперты весь день, только сейчас их отворили… Вот дубовая резная библиотека – милая библиотека! В ней три поколения коротали дождливые дни и долгие осенние вечера… Направо с террасы, в прорехе меж деревьев, видна наша церковь: очень красивая, ампирная, 1806 года… Здесь тише, чем на той стороне, вечер стал, природа готова к ночи… С шумом крыльев, но без карканья проносится над высокими дубами туча грачей: полетели на дальний водопой…
Вот пошли постройки, амбары, мастерские, машины, молотилки, веялки, жнейки… Какая школа людская все это! Сколько за долгие годы выпущено слесарей, машинистов, столяров, шорников, садовников, приказчиков, конторщиков, бухгалтеров… И сколько людей, пройдя через нашу контору или наши мастерские, увидали свет. А учиться начали в нашей усадебной школе, где первой учительницей была основательница ее, моя мать…»
Князь писал еще о детских забавах того времени:
«В детстве мы любили в лес ездить. Это не были пикники, это бывали переселения народов. В трех, четырех экипажах, а мы, старшие, с матерью верхом. В лесу гулянье, игры, по реке Вороне катанье, в Вороне купанье, рыбная ловля, ужин, самовар, костры… И обратный путь под звездным небом…»
Наверное, так с родителями ездил в лес из поместья и Миша Колобов, мой прадед.
Дворянский дом в Тамбовской губернии
Воронежский кадетский корпус
В 1878 году десятилетний Миша поехал поступать в Воронежский кадетский корпус. Бывший кадет этого же корпуса, Анатолий Львович Марков, описывал свое поступление сюда так:«Я вошел в просторный вестибюль кадетского корпуса в Воронеже с видом независимым, но с большим внутренним трепетом. Мимо меня по коридору проходили куда-то, звеня шпорами, офицеры, не обращая никакого внимания на мою деревенскую фигуру. Так прошло около десяти минут, как вдруг страшный грохот барабана, грохнувшего, как обвал, заставил меня подскочить на скамейке от неожиданности.
Через пять минут лестничные пролеты у меня над головой наполнились сдержанным гулом голосов и шарканьем сотен ног, спускавшихся по лестнице. С гулом лавины кадеты сошли сверху и их передние ряды остановились на последней ступеньке, с любопытством оглядывая мою странную для них фигуру. Сошедший затем откуда-то сверху офицер вышел в вестибюль и, обернувшись к кадетам, скомандовал. Ряды их в ногу, потрясая гулом весь вестибюль, стройно двинулись мимо меня в столовую. Рядами прошли все четыре роты корпуса, начиная с длиннейших, как колодезный журавель, кадет-гренадеров строевой роты и кончая малютками, еще не умевшими “держать ноги”. Пройдя в невидимую для меня столовую, роты затихли, а затем огромный хор голосов запел молитву, после которой столовая наполнилась шумом сдержанных голосов и звоном посуды: корпус приступил к завтраку.
В этот момент ко мне подошел офицер и, спросив фамилию, приказал следовать за ним в “цейхгауз”. Пригонка обмундирования была самая поверхностная. Поэтому ни одна его часть не соответствовала размерам тела… На робкое замечание, которое я позволил себе сделать, что одежда мне “пришлась не совсем”, каптенармус ответил бодрым тоном, что “это пока”, так как обмундирование, которое он на меня напялил, “повседневное и последнего срока”. Здесь же, в цейхгаузе, меня посадили на табуретку и откуда-то вынырнувший парикмахер-солдат, пахнувший луком, наголо оболванил мне голову машинкой “под три нуля”.
Когда я, по окончании всех этих пертурбаций, сошел опять вниз к отцу проститься, он только засмеялся и покачал головой. Так началась моя кадетская жизнь…»
Воронежский кадетский корпус
«В корпусах моего времени умели закалять кадетское здоровье»
О закалке кадет Марков писал так:«Надо сказать, что в корпусах моего времени умели и знали, как закалять кадетское здоровье. Благодаря этому в подавляющем большинстве кадеты никогда не болели и не простужались. Начиная со второго класса корпуса нас выпускали гулять до снега в одном мундирчике на холстяной подкладке, а затем в шинелях, “подбитых ветром”; другой теплой одежды мы в корпусе не знали…
Подъем с постели в шесть часов утра в ноябре и декабре являлся для меня поистине мукой. Холод в это время в спальне стоял адский, спать хотелось до обморока, а к этому прибавлялось еще и то, что за окнами чернела ночь и весь город спал. И во всем этом городе только длинный ряд освещенных окон корпуса светился над глубоко еще спавшим Воронежем. Бывали дни, когда, не выдержав пытки раннего вставанья, кадеты забирались куда попало, лишь бы доспать хотя бы несколько минут.
Чаще всего для этого служила “шинельная комната”, где складывались запасные одеяла и висели наши шинели. Более спокойным и безопасным местом для любителей поспать являлся корпусной лазарет, бывший вообще приятным местом… здесь, в уютных лазаретных комнатушках, стоял по утрам приятный полумрак и потрескивали дрова в печах, наполнявших палаты теплом и сонной дремотой… За пять лет корпусной жизни мне ни разу не удалось заболеть и попасть в лазарет, так сказать, на законном основании».
С большим удовольствием вспоминал Марков о праздничных обедах кадетов:
«Меню праздничного обеда, по строго соблюдавшейся традиции, было всегда одно и то же. По выражению кадет, оно состояло из “серьезного харча”, а именно: на первое – бульон с великолепной мясной кулебякой, на второе – жареный гусь с яблоками и на сладкое – сливочный торт. Для тостов, полагавшихся за обедом, каждому кадету полагалась бутылка меду».
Какими были любимые преподаватели воронежских кадетов?
Замечательно писал Марков о самом любимом воспитателе и педагоге Воронежского корпуса тех лет:«Гордость корпуса моего времени – подполковник Михаил Клавдиевич Паренаго. Крепкий и бравый, с лихо закрученными русыми усами и бородкой, Паренаго, как воспитатель и педагог, стоял на большой высоте этого трудного дела и умел внушить кадетам своего отделения горячую к себе любовь и глубокое уважение, не прибегая для этого ни к строгостям, ни к панибратству…
Он был холост; не имея семьи, кроме старушки-матери, все свое время посвящал кадетам, живя в казенной квартире при корпусе. По своему происхождению Михаил Клавдиевич принадлежал к хорошей дворянской семье Воронежской губернии, окончил наш же корпус и в прошлом был блестящим офицером гренадерского полка, имея несколько императорских призов за стрельбу из револьвера, винтовки и за фехтование.
Он обладал талантами организатора, устроителя, художника и талантливого рассказчика, своих кадет никому в обиду не давал, являясь их постоянным ходатаем и защитником перед начальством и преподавателями. В свободные от занятий часы или в так называемые “пустые уроки” Паренаго читал нам хорошие книги и беседовал о жизни и военной службе, рассказывая все, что могло интересовать любопытную молодежь.
Каждый год во время летних каникул Михаил Клавдиевич путешествовал по России, посещая ее самые глухие углы, причем внушал нам, что наша родина – такая огромная и интересная страна, что человеку, чтобы ее узнать, недостаточно всей жизни, а потому он осуждает и не понимает чудаков, тратящих деньги и время на поездки за границу, не потрудившись толком узнать, что представляет собой их собственная родина…
При выпуске из корпуса мы прощались с Михаилом Клавдиевичем со слезами на глазах, как с родным, благодарили его от всей души за все, что он для нас делал… Приезжая впоследствии офицерами в родной корпус, мы прежде всего шли с визитом к Паренаго, который в свою очередь встречал нас, как членов своей семьи.
В начале проклятой памяти революции 1917 года Михаил Клавдиевич был убит в Воронеже на улице пьяными солдатами, отказавшись снять по их требованию погоны».
Военная карьера: жаркие дни и бессонные ночи
Итак, в 1878 году в кадетский корпус Воронежа приехал неуклюжий мальчик Миша Колобов, а через семь лет, в 1885 году, из этого же корпуса вышел стройный и ловкий, как тогда говорили, «отчетливый кадет».В начале сентября 1886 года, на пороге своего 18-летия, Михаил Колобов поступает на службу в царскую армию. Через год, уже подпоручиком, он продолжает обучение в Николаевском инженерном училище. Показывает отличные результаты в учебе и получает направление уже в Николаевскую инженерную академию, которую и заканчивает в 1894 году по 1-му разряду (то есть с отличными результатами) уже в чине штабс-капитана.
Теперь 26-летний Михаил Колобов – профессиональный военный инженер, который принадлежит к элите Российской императорской армии. У него имеется и приличная зарплата, чтобы содержать семью. Михаил женится на полюбившейся ему девушке – Настеньке Дроботковской, юной выпускнице Полтавского института благородных девиц. Что мы знаем о ней?
Прабабушка
В начале XIX века жена богатого дворянина, Семена Михайловича Кочубея, Прасковья Яковлевна Кочубей основала на своем содержании в Полтаве пансион двенадцати «благородных девиц бедного состояния», который просуществовал до 1816 года. Затем вышло высочайшее повеление императора Александра I об открытии Полтавского института благородных девиц, которое состоялось зимой 1818 года. Для его размещения Семен Михайлович Кочубей «передал свой дом с садом, лесом, сенокосами и огородами на 83 десятинах 448 кв. саженях».Прабабушка, Анастасия Александровна Дроботковская, проучилась в этом институте девять лет и была выпущена в 1885 году 17-летней барышней (выпуск тридцать четвертый), с шифром, – то есть показав самые превосходные результаты в учебе и поведении. Судя по дате выпуска, родилась Настенька тоже в 1868 году и была ровесницей своего будущего супруга, прадедушки Михаила Викторовича Колобова.
Система образования в Полтавском институте благородных девиц была направлена на то, чтобы сформировать в девочках почтение к старшим, чувство благодарности, доброжелательности, опрятность, бережливость, учтивость, терпение, трудолюбие и прочие добродетели. Повседневная жизнь девушек отличалась простотой, строгим порядком и дисциплиной. Одевались и причесывались институтки строго по форме, никаких вариаций не допускалось.
Была прабабушка умница и красавица, родила своему любимому мужу четверых детей, вот только время на их долю выдалось очень тяжелое и опасное. Моя бабушка, Тамара Михайловна Колобова, родилась в 1899 году.
Полтавский институт благородных девиц
Барышни из института благородных девиц
Жаркие дни и бессонные ночи
Маленькой Тамаре в 1902 году исполнилось три, а ее папа в этом году стал подполковником. Да, карьера умного, ответственного, энергичного Михаила Колобова стремительно шла в гору: в 34 года он – уже подполковник, командир роты, а затем начальник штаба Заамурской железнодорожной бригады КВЖД.В годы Русско-японской войны (1904–1905) прадедушка командовал 2-м Заамурским железнодорожным батальоном и за отличную службу был произведен в полковники. Его также назначили начальником всей пограничной стражи КВЖД. За этими скупыми строками военной карьеры Михаила Викторовича Колобова – огромный труд, воинское мастерство, отвага, жаркие дни и бессонные ночи.
Почти двадцать лет своей жизни отдал прадедушка КВЖД. Что же из себя представляла эта железная дорога?
Послужной список прадедушки Михаила Колобова
Домики русских рабочих на КВЖД
Что такое КВЖД и что она значила для России?
В конце девятнадцатого века Россия и Китай подписали договор о строительстве Китайско-Восточной железной дороги, и постепенно КВЖД стала крупнейшим русским предприятием в Маньчжурии: десятки тысяч русских приехали сюда на работу. На месте пересечения c железной дорогой реки Сунхуацзян русские возвели мост и стали называть реку Сунгари. А маленькой китайской деревушке Хаобин у моста суждено было стать Харбином – городом русских железнодорожников.В октябре 1898 года первый паровоз прибыл по КВЖД на станцию Харбин
В новый город потянулись русские купцы, предприниматели, крестьяне и прочие сословия. Первоначально состоящий из палаток и наспех сколоченных бараков Харбин быстро рос. Управлял Харбином русский муниципалитет, который не зависел от китайских властей. Согласно договору, Россия не могла вводить в Маньчжурию регулярные войска, и безопасность обеспечивала пограничная стража КВЖД – этой стражей и командовал прадедушка.
Офицеры КВЖД, прадед Колобов – второй слева, 1905 год
Служащие депо станции Бухэду
Будучи начальником пограничной стражи, Михаил Викторович Колобов являлся одним из главных помощников управляющего КВЖД – знаменитого генерал-лейтенанта Дмитрия Леонидовича Хорвата.
Хорват, любимец харбинцев, после революции – один из лидеров Белого движения на Дальнем Востоке и соратник Колчака, стоял во главе управления огромной территорией полосы отчуждения железной дороги с 1903 по 1920 год. В годы его управления КВЖД Харбин процветал и часто в шутку назывался по имени генерала «счастливой, благословенной Хорватией».
Разработка тоннеля КВЖД
Начальник прадедушки, Дмитрий Леонидович Хорват
Несколько слов о Дмитрии Леонидовиче Хорвате. Его мама приходилась правнучкой генерал-фельдмаршалу Михаилу Илларионовичу Кутузову. Родился Дмитрий Хорват, как и моя прабабушка, в Полтавской губернии, был на 10 лет старше прадедушки, окончил Николаевское инженерное училище, потом, как и прадед, учился в Николаевской инженерной академии (правда, по семейным обстоятельствам не окончил).Дмитрий Хорват много повидал и пережил: в молодости участвовал в русско-турецкой войне 1877–1878 годов, позднее, в 1880 году, ему, как офицеру-саперу, довелось возглавить взвод саперов по обследованию помещений Зимнего дворца (после того, как террористы устроили взрыв в царской столовой).
Взрыв в Зимнем дворце, 1880 год
Будучи 27-летним поручиком, Дмитрий Леонидович Хорват был командирован на строительство Закаспийской военной железной дороги. Она была примечательна тем, что стала первой в мире железной дорогой, построенной в зоне подвижных песков. При ее строительстве молодой военный инженер Хорват выполнял работы и десятника, и путевого мастера, и даже помощника машиниста паровоза.
Благодаря своим природным дарованиям и исключительным служебным качествам он быстро продвигался по службе, был начальником Южно-Уссурийской, а затем Закаспийской железной дороги. На КВЖД приехал позже прадедушки – в 1902 году, но сразу стал и в течение почти двух десятилетий трудился ее бессменным управляющим.
Во время революции 1905–1907 годов Хорват сумел удержать ситуацию на КВЖД в рамках законности – он пользовался огромным авторитетом на территории всего Дальнего Востока, и с годами его авторитет только рос.
Современники свидетельствовали о Хорвате:
«Работоспособность его изумительна. Трудится он постоянно, считая труд необходимым условием счастья. Самообладание – основное правило его жизни. Никто никогда не видел его рассерженным или утратившим равновесие и не слышал от него резкого слова».
Сам о себе Дмитрий Леонидович говорил так: «Я всегда относился строго к самому себе и снисходительно к другим».
Генерал Дмитрий Леонидович Хорват
При Хорвате выросли более 107 станций КВЖД, которые быстро превратились в крупные процветающие поселки. Строились новые современные города – Дальний, Маньчжурия, Харбин. Были построены больницы, школы, 20 железнодорожных училищ, действовали библиотеки.
Во время инспекторских поездок Хорват мог остановиться у любого дорожного мастера или артельного старосты, попить у него чаю, поговорить о жизни, расспросить про условия работы. Он убеждал рабочих КВЖД заводить свое хозяйство, покупать коров, выделял для них покосы, завозил племенных быков. При этом сам показывал пример, поскольку устроил под Харбином образцовую молочную ферму и состоял членом Маньчжурского сельскохозяйственного общества.
Интересно, что наша семья связана с Дмитрием Леонидовичем Хорватом еще и таким образом: сестра моей мамы, моя тетя, Ольга Олеговна Исаева, вышла замуж за сына Хорвата – Дмитрия Дмитриевича Хорвата (1900–1998).
Кавалерийский отряд на станции КВЖД – Шуанченпу
Как жили Колобовы в годы работы прадедушки на КВЖД?
Управление КВЖД находилось в Харбине. Что это был за город? В этом русском городе на китайской земле имелось множество всяких предприятий: котельный цех, механический, кузнечно-литейный, вагонно-пассажирский, вагонно-товарный, электрическая станция, лесопильный завод, угольные шахты. Телеграф, автоматическая телефонная сеть, мощная типография, метеорологическая станция.А еще – многочисленные магазины и пункты торговли мехом, шесть высших учебных заведений и около двадцати православных храмов. Имелись здесь также два цирка, синематограф, симфонический оркестр, опера, оперетта, драматический театр и балет, которым руководили артисты Императорского Московского балета, воспитанники Мариинского театра.
Управление КВЖД в Харбине
На КВЖД было множество станций, и моя юная бабушка Тамара иногда отправлялась с любимым папой в путешествие на их осмотр. Пока папа работал, девочка ждала его в домике гостеприимного обходчика путей. Она предвкушала поход с отцом в буфет: на каждой станции КВЖД работал свой буфет – и все они пользовались большой славой.
Дело в том, что в пассажирских поездах того времени не имелось вагонов-ресторанов, и любители вкусно поесть отлично знали, где что продают. Всем харбинцам было известно, что в буфете станции Дуйциньшань можно попробовать вкусные блинчатые пирожки, на станции Аньда – свежайшие молочные продукты, на Цицикар – сахарные арбузы, на Чжаланьтунь — удивительные борщи. На Яомынь покупали птичьи потроха – покупали мешками, а также кур, гусей, уток… Южная линия снабжала фруктами, Восточная – ягодами и отличным пивом.
Станция КВЖД Барим
Скалистая выемка КВЖД
А какой вкусный хлеб пекли в харбинских пекарнях! Прабабушка отправляла маленькую Тамару за круглым ситным хлебом и московским калачом, и девочка шла и издалека начинала принюхиваться: чудесный запах разносился за несколько кварталов! Зайдешь – и глаза разбегаются: круглый ржаной с поджаренной корочкой, сайки французские с хрустящей корочкой, витушки сладкие, жулики, бублики, сушки, баранки…
На Рождество в Железнодорожном собрании Харбина всегда устраивали маскарады. Все мастерили карнавальные маски и веселились от души. Железнодорожное собрание было просто роскошным зданием: лепные потолки, нарядные залы – и море, море света… А какие балы там бывали!
Русский Харбин
Зимой Тамара с папой и мамой, а позже и с братьями-сестрами катались на санях по Сунгари. Санями правили саночники-китайцы – они отталкивались ото льда длинным багром, острым на конце. Сани прозвали «толкай-толкай» – они были деревянные, обитые коврами, с металлическими полозьями и скамейкой. Садишься на скамейку, саночник укрывает тебя меховой полостью, а сам становится на запятки саней – и вперед!
Летом вся семья прадедушки с превеликим удовольствием купались в Сунгари. Даже мазались целебным сунгарийским илом – он лечил болезни. Но плавали осторожно: Сунгари – река коварная, со стремительным течением, в ней много водоворотов и глубоких ям. Правда, летом вода в реке была очень мутная: много лессовых частиц. Лесс – это смесь глины, песка и извести, по-китайски называется хуанту – желтая земля, желтозем. Если человек тонет, эти частицы мгновенно забивают трахею и легкие, и тонущего редко удается спасти.
Весной ветер всегда нес желтый горячий песок из пустыни Гоби, и он покрывал все в доме таким золотистым покрывалом, что прабабушка Анастасия Александровна каждый день вытирала эту желтоватую пыль с мебели и рояля.
Детство моей бабушки Тамары было настолько русским, что она даже не задумывалась о том, что жила ее семья не в России, а в Китае: вокруг все были русские. Правда, по улицам ходили и китайские ремесленники, но даже они кричали по-русски: «Сапоги починяй», «Паяй», «Стары вещи покупай».
Первая мировая
Перед Первой мировой войной прадедушка руководил строительством Заамурца, а также стал конструктором и создателем фронтовых бронепоездов. К 1913 году были разработаны, а через полтора года построены и уже находились в эксплуатации при Сибирском и Туркестанском железнодорожных батальонах бронепоезда «Хунхуз», «Витязь», «Генерал Скобелев», а бронепоезд «Святой Георгий Победоносец» действовал при Собственном Его Императорского Величества железнодорожном полку.В 1914 году 46-летнему Михаилу Викторовичу Колобову был присвоен чин генерал-майора. Он стал кавалером многих орденов: святого Станислава 2-й степени, святой Анны 2-й степени с мечами, святого Владимира 4-й степени, святого Станислава 1-й степени. В этом же году началась страшная Первая мировая война.
Бронепоезд «Хунхуз»
Революция и гражданская война
В годы революции и гражданской войны Михаил Викторович Колобов был участником Белого движения и служил начальником военного отдела КВЖД. Его бронепоезда сыграли огромную роль в ходе Гражданской войны на всем протяжении Транссибирской магистрали. Прадедушка также был начальником личной канцелярии верховного уполномоченного Российского правительства на Дальнем Востоке, генерал-лейтенанта Д.Л. Хорвата.Удивительно, но и после Февральской революции 1917 года Дмитрий Хорват, бывший царский генерал, не выпустил власть из своих рук и стал именоваться комиссаром Временного правительства на КВЖД. Сохранил свою власть над всей огромной территорией КВЖД этот ее замечательный руководитель и после Октября 1917 года.
Генерал Хорват, 1918 год
Были попытки убить Дмитрия Леонидовича и его верных соратников. 1 мая 1919 года, когда машина с генералом Хорватом ехала с ипподрома, на котором проходил спортивный праздник, в нее были брошены гранаты или, как писали газеты «Русский Восток» и «Забайкальская Новь», бомбы. К счастью, нападавшие не рассчитали скорость машины и не попали в нее. Были легко ранены пять прохожих, которых вскоре доставили в госпиталь.
Кроме Хорвата в машине находились еще три пассажира – газеты сообщали, что это были «генерал Колобов и Г. Клемм с женою». Так прадед вместе со своим шефом пережили очень опасное покушение. «Забайкальская Новь» писала еще:
«Шофер автомобиля, не растерявшись, поехал дальше, но генерал Хорват велел остановиться. Встретив конный патруль, Верховный Уполномоченный послал его на место происшествия, сам поехав дальше».
Прадедушка генерал-майор Михаил Викторович Колобов
Новое пристанище – город Пекин
После крушения Белого движения в Харбине нашли прибежище белые офицеры и казаки со своими семьями. После начала коллективизации сюда бежали русские крестьяне. Но было уже понятно: жизнь русского Харбина долгой не будет. Харбинский поэт, офицер Белой армии, участник Сибирского Ледового похода, Арсений Несмелов (1889–1945), написал о любимом городе пророческие стихи:Флаг Российский. Коновязи. Говор казаков.
Нет с былым и робкой связи, – русский рок таков.
Инженер. Расстегнут ворот. Фляга. Карабин.
«Здесь построим русский город, назовем – Харбин».
Милый город, горд и строен, будет день такой,
Что не вспомнят, что построен русской ты рукой.
Пусть удел подобный горек – не опустим глаз:
Вспомяни, старик-историк, вспомяни о нас.
Ты забытое отыщешь, впишешь в скорбный лист,
Да на русское кладбище забежит турист.
Он возьмет с собой словарик надписи читать…
Так погаснет наш фонарик, утомясь мерцать!
После «ноты Карахана», в которой большевики безвозмездно отказывались от каких бы то ни было русских прав на КВЖД, Дмитрий Леонидович Хорват совершенно отошел от дел дороги и в 1920 году уехал с семьей в Пекин. За любимым начальником последовал и его верный помощник – прадедушка Михаил Викторович Колобов. Уехал, конечно, вместе с супругой и четырьмя детьми – моей бабушке Тамаре, папиной маме, на тот момент исполнился 21 год. В Пекине прадедушка писал мемуары и был членом Союза русских инженеров.
Дмитрий Леонидович Хорват в эти годы был советником Общества КВЖД, с 1924 года – председателем отдела Русского общевоинского союза (РОВС) в Китае. До самой своей кончины он являлся официально признанным главой русской эмиграции на Дальнем Востоке и благодаря своему огромному авторитету сделал еще много доброго для гонимых соотечественников.
Судьба Харбина
Какая же судьба ожидала русский Харбин? В 1933 году Советы начали переговоры с японцами о продаже им КВЖД. Через пару лет сделка состоялась, и все, чего достигли здесь русские при царе, было потеряно. В 1935 году начался великий исход русских из любимого Харбина, и некоторые из них решились поехать в Советскую Россию. Все старые служащие КВЖД, приехавшие сюда до 1917 года, не были эмигрантами или беженцами – они жили в полосе Отчуждения – на территории Российской империи, однако в СССР их ждали сталинские лагеря.Другие харбинцы отправились искать счастья в Пекин, в Шанхай, а потом уехали в Австралию, Америку, Парагвай, чтобы стать частью великого Русского рассеяния и пережить все скорби изгнанников с родной земли.
Судьба моих родных
Последние годы своей жизни Дмитрий Леонидович Хорват провел в нужде: от КВЖД он не получал ни пенсии, ни заслуженных заштатных. Испытания он переносил стоически, отошел ко Господу в 1937 году, на 78-м году жизни, и был похоронен рядом с храмом Всех Святых Мучеников на территории Русской духовной миссии в Пекине. Этот храм был взорван в 1956 году после передачи имущества Миссии посольству СССР в Китае.Прадедушка Михаил Викторович Колобов пережил Хорвата на семь лет и умер в Тяньцзине в 1944 году, в возрасте 76 лет, в чине генерал-майора. Прабабушка, Анастасия Александровна Дроботковская-Колобова, умерла вслед за любимым супругом.
Прабабушка Анастасия Александровна Дроботковская-Колобова
Бабушка, Тамара Михайловна Колобова, вышла в Китае замуж за Георгия Фридриховича Рейсса и родила моего папу, Сергея Георгиевича. Они смогли уехать из раздираемого страшной гражданской войной Китая в Австралию, где бабушка и отошла ко Господу в 1994 году в возрасте 95 лет.
О чем вспоминала она перед смертью в далеком и экзотическом чужеземье? Может, о том, как юная, беспечная и счастливая Тамара, окруженная любимыми и родными людьми, шла по русскому Харбину, а вокруг все говорили по-русски, и праздничный звон колоколов созывал харбинцев на Литургию в огромный и прекрасный Софийский собор?
Мария Котар
-
Верующая
- 1
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
0
Были люди, было время. Как не прискорбно, быльем покрылось все.
- ↓
