Женщина, которая изменила в своей жизни всё
У этой сибирячки было все, о чем многие мечтают: семья, элитная квартира, успешный бизнес, путешествия и деловые поездки, насыщенная событиями жизнь. Вот только не было ответа на вопрос: зачем я живу? И она его нашла. Правда, неожиданный и не сразу — пройдя через множество испытаний. И одной из важнейших точек этого пути — еще до всяких бизнес-проектов и карьерных взлетов — стало Крещение.
Александра КОРЕНЕВА
Крестилась я в сознательном возрасте — в 33 года. До этого жизнь шла своим чередом: в 18 лет вышла замуж, успела пожить в Забайкалье, Иркутске, Бурятии, Якутии, закончила медицинское училище — мечтала стать врачом, помогать людям. Но родились две дочери, и я пошла работать по специальности в санэпидстанцию.
К решению креститься меня подтолкнули коллеги в Якутии — просто внушили мне мысль: обязательно надо креститься и крестить детей. Помню, чин был очень долгим, вместе с нами крестилось еще очень много людей. Тогда я не понимала всей важности таинства. Впрочем, и после крещения жизнь моя никак не изменилась. Разве что я стала больше читать на религиозные темы.
В 1993 году мы переехали жить в Читу. Неподалеку от нашего дома был храм. Я стала ходить на службы. Но начались проблемы со здоровьем, и почти всегда в храме мне становилось плохо. Я часто выходила, сидела на лавочке.
Однажды ко мне подошёл молодой священник:
— Меня зовут отец Филипп, — говорит. — Я смотрю, вы все выходите.
— Знаете, — отвечаю, — когда начинают кадить ладаном, мне становится плохо. Боюсь упасть в обморок вот и выхожу.
— Так что ж вы на морозе сидите? Зайдите в иконную лавочку, там печка, погрейтесь.
Я зашла и обомлела: сколько там книг! А пока я изучала книжные полки, отец Филипп сказал, что мне надо исповедоваться и причаститься.
— А это как? — удивленно спросила я.
Отец Филипп тут же выдал мне стопку книг:
— Почитайте, потом вернёте, — сказал он.
Стала я их изучать, читаю: это — грех, то — грех, везде грех-грех-грех. Мне стало страшно. Но на исповедь я все же пошла. Встала в конец длинной очереди, в глубине души надеясь, что до меня дело просто не дойдет — служба закончится. И тут заходит отец Филипп, видит меня и без очереди подводит первой к аналою. «Он же младше меня! Как же я буду ему свои грехи рассказывать?!», — пронеслось у меня в голове.
— Не бойтесь, — сказал он мне. И я начала исповедоваться. Плакала. Но когда закончила, было ощущение такой легкости, какого у меня никогда больше не было. И в 36 лет я со всем жаром ринулась в православие.
Чита
Семья меня не понимала. Дочерей, пока были маленькими, я еще водила на службы, но муж был категорически против и в какой-то момент просто перестал пускать меня в храм. Но я больше не могла вести прежний образ жизни — без Бога… Семья наша и без того разваливалась: у мужа началась новая, отдельная от меня жизнь, и неприятие им моей веры стало последней каплей — мы развелись.
Дочери ничего не знали о другой жизни отца, и наш развод восприняли однобоко: вместо деловой женщины с личным парикмахером они теперь видели мать в длинном сером платье, переставшую краситься и ухаживать за собой… Я тогда действительно себя запустила, но не из-за чрезмерной религиозности, а из-за тяжелой депрессии: меня съедало чувство обиды на мужа за непонимание и предательство — ведь мы прожили с ним вместе 28 лет.
Я тяжело переживала эти события: три года не вылезала из депрессии. Потом был сердечный приступ. Я не могла больше ходить на работу — там все напоминало о прошлом — и я ушла в неоплачиваемый отпуск. Мне было очень плохо, но без этих потрясений я бы никогда не решилась круто изменить жизнь.
А через год мне приснился кошмар: я проснулась в холодном поту с осознанием того, что мой бизнес меня погубит. Но, хотя этот сон засел в моей голове, оставить свое дело я не смогла.
Работа была сложной: мне нужно было постоянно принимать решения, тысяча контактов в телефоне, 18-ти часовой рабочий день и почти полное отсутствие сна. Но жить мне было очень интересно: постоянное развитие, новые задачи, путешествия, бешеный ритм — это захватывает.
Вот только на воскресных службах приходилось стоять в притворе — в любой момент мог раздаться звонок, на который я не могла не ответить. Утешали разве что поездки в монастырь. Впервые меня отвез туда отец Филипп, познакомил с игуменьей, которая стала моей наставницей. Я стала часто приезжать в монастырь, где была рада заниматься чем угодно — копать грядки, например. Но главное, там я могла быть абсолютно искренней, не опасаясь за последствия: в бизнес-среде это качество может только навредить успеху. От честности, собственно, и случались проблемы: я часто платила из собственного кармана, пришлось даже продать квартиру. Хотя в Чите, где все знали меня как владелицу транспортной компании, до сих пор ходят слухи, что я — миллионерша, просто уехала в Москву и живу на Рублевке.
Дочки мои, хотя и уехали из Читы, всегда меня поддерживали. Потом у одной из них в Москве родилась моя первая внучка. Я думала, что жизнь моя устоялась и, наверное, это и есть счастье. И хотя из головы не шел тот страшный сон, я убеждала себя, что православные не должны верить снам.
А между тем работа поглощала меня все больше. Мне часто приходилось бывать в Китае, партнеры по бизнесу принимали на широкую ногу: постоянные корпоративы, развлечения, ужины в ресторанах. Я понимала, что возвращаюсь к тому, от чего ушла.
Спустя три года я решила взять кредит и построить стоянку для дальнобойных машин — новый этап роста. Но было много сомнений, и я поделилась ими с игуменьей. Она, зная обстоятельства моей жизни, мое угнетенное духовное состояние, посоветовала хорошо подумать, прежде чем идти на этот рискованный шаг. Я подумала, и в итоге решила… ликвидировать свой бизнес.
Это решение далось мне непросто. Матушка предупреждала, что начнутся искушения, и действительно — почти сразу мне поступило несколько деловых предложений, о которых раньше я могла только мечтать. Но я все-таки закрыла компанию и сообщила дочкам, что еду в монастырь. Они не удивились: думали, я побуду там пару дней и вернусь. Кто же знал, что я задержусь там на 10 месяцев?
Кода дочки вызвали меня в Москву, они меня не узнали: была бизнесвумен, а тут перед ними бабушка в платочке. Они пришли в ужас, стали отговаривать, и только внучка — ей было два годика — подошла, взяла меня за руку и сказала: «Баба, вот никто не верит, что Бог есть, а я верю». Но в монастырь я вернулась в смятении. А вскоре позвонила дочка и сказала, что у нее возникли семейные проблемы и попросила меня приехать, чтобы сидеть с внучкой.
Игуменья считала, что будет лучше, если я останусь в монастыре и буду помогать детям молитвой. Но я подумала: какая из меня монахиня, если мысли мои там, с дочками и внучкой? Однажды взяла почитать «Поучения Оптинских старцев» и увидела слова преподобного Анатолия: «Послужи болящей теперь Саше, а главное услужение есть понести немощи душевные, а потом и делом должны служить друг другу, „в почтительности друг друга предупреждайте“ (Рим. 12, 10)». Прочитала и помчалась к Матушке, увидев здесь прямое указание к отъезду — ведь дочку мою тоже зовут Саша. Игуменья моей уверенности не разделила, но я была настроена решительно. Нашла в Интернете электронный адрес Патриархии и написала письмо с просьбой устроить меня на работу, связанную с церковным служением. Через несколько дней мне перезвонили и пригласили на собеседование в Москву.
Слово «богадельня» меня, правда, насторожило. Но я решила посмотреть, что это такое, а уж потом принимать решение — принцип, которому научил меня бизнес. Оказалось, в Свято-Спиридоньевской богадельне живут те, кто не могут сами о себе позаботиться. Чаще всего это люди с тяжелыми заболеваниями, которым нужен профессиональный уход. Правда поначалу я работы непосредственно с бабушками испугалась и пошла трудиться на кухню, хотя раньше готовила только дома и немножко в монастыре. Но у меня была очень хорошая наставница. Вот только она всю душу вкладывала в готовку и все делала с любовью и молитвой, а мне было очень трудно. Я так уставала, что каждый день, засыпая, говорила себе: ну ее, эту богадельню, не смогу я так на износ работать. Но наступало утро, и я бежала на работу.
Сестры поражали меня своей глубокой верой. Если вдруг что-то не получалось, говорили: «Давай почитаем акафист преподобному Сергию или святому Трифону». И происходили чудеса. Однажды мы пекли пироги, но начинки оказалось мало. Кинулась искать — ни яблок, ни капусты, ничего подходящего нет. Решили помолиться. Вдруг заходит наш охранник и говорит: «Тут какой-то благотворитель продукты передал, разберите», — и подает пакет, а там капуста, яблоки, свекла.
Спустя три года я стала работать медсестрой. В моей жизни опять начался новый этап — светлый, радостный и… легкий. Я научилась просить Господа дать мне силы, и Господь помогал.
А еще в работе с больными я увидела Божий промысл. В детстве мне нравилось помогать людям: в походах, когда кто-то обжигался на костре или падал с дерева, я всегда оказывала первую помощь. Однажды даже сама определила у одноклассника перелом руки и наложила ему шину. Потом, когда училась на санитарно-фельдшерском факультете, мы проходили разные дисциплины, в том числе и уход. Преподавала его медсестра, которая заставляла нас все записывать: перевязку сделал — записал. По той же схеме я работаю и сейчас: ухаживаю за больными и веду запись в нашем сестринском дневнике. Кто же знал, что моя детская мечта стать врачом сбудется вот таким образом?
Первое время у меня многое не получалось. Например, одну из моих подопечных нужно было регулярно поить, а если сама она пить не могла — поить из шприца. Я очень пугалась, но выручал опыт руководителя, научивший любыми способами находить выход из ситуации. Помогали и сестры — учили, где сменить тон, а где применить другую тактику.
Вот недавно один подопечный говорит:
— Не хочу вставать, не хочу никуда идти. Не трогай меня. Буду лежать.
А мне надо его поднять и помыть в душе. Но как это сделать? Я ему говорю:
— Вы знаете, что сегодня у нас служба, и служить будет отец Иоанн? И батюшка сам тяжело болен?
— Знаю!
— И как же? Он будет всех причащать, а мы с вами не пойдём? Не логично?
— Не логично!
И он преодолел себя — поднялся.
Все мои подопечные теперь для меня родные: не только они без меня не могут, но и я без них. Да, здесь нужно каждый день преодолевать себя, но мы шутим, мол, у нас очень легкий путь: помыл за человеком — вот и еще один шаг ко спасению.
Дочки уважают мой выбор. Не часто, но привожу в богадельню внуков. Ванечку беру с собой на службы, хотя он пока не крещеный. Батюшка про него говорит: «Ванечка у нас хоть и не крещеный, зато просвещенный».
***
Нашу богадельню я люблю за то, что здесь можно говорить правду — всю, без прикрас. И отношения здесь предельно искренние.
Раньше я, по мнению окружающих, была успешным человеком, но вечером приходила домой и понимала, что за весь день ничего не сделала для своего спасения — одному наврала, скрыв истинное положение дел, второму польстила, и все это чтобы заработать побольше денег… А здесь, в богадельне, у меня есть надежда на спасение. Маленькая, но есть.
Да, у меня нет больше внешних признаков богатства. Зато у меня есть чувство свободы и ощущение счастья. И сейчас я твёрдо, осознанно верю, что Бог есть. Эта вера пришла ко мне не когда я горела энтузиазмом неофита, и не в монастыре, а тут, в богадельне.
Работая здесь, я узнала, что можно исполнить заповедь о любви к ближнему. Раньше я не понимала, как это возможно: до богадельни я никогда не видела, чтобы люди так любили друг друга. А сейчас смотрю на сестер милосердия и поражаюсь, с какой любовью они относятся к друг другу и к насельникам — по сути, к чужим, незнакомым людям. Мне очень повезло жить в этой атмосфере бесконечной любви.
Александра КОРЕНЕВА
Крестилась я в сознательном возрасте — в 33 года. До этого жизнь шла своим чередом: в 18 лет вышла замуж, успела пожить в Забайкалье, Иркутске, Бурятии, Якутии, закончила медицинское училище — мечтала стать врачом, помогать людям. Но родились две дочери, и я пошла работать по специальности в санэпидстанцию.
К решению креститься меня подтолкнули коллеги в Якутии — просто внушили мне мысль: обязательно надо креститься и крестить детей. Помню, чин был очень долгим, вместе с нами крестилось еще очень много людей. Тогда я не понимала всей важности таинства. Впрочем, и после крещения жизнь моя никак не изменилась. Разве что я стала больше читать на религиозные темы.
В 1993 году мы переехали жить в Читу. Неподалеку от нашего дома был храм. Я стала ходить на службы. Но начались проблемы со здоровьем, и почти всегда в храме мне становилось плохо. Я часто выходила, сидела на лавочке.
Однажды ко мне подошёл молодой священник:
— Меня зовут отец Филипп, — говорит. — Я смотрю, вы все выходите.
— Знаете, — отвечаю, — когда начинают кадить ладаном, мне становится плохо. Боюсь упасть в обморок вот и выхожу.
— Так что ж вы на морозе сидите? Зайдите в иконную лавочку, там печка, погрейтесь.
Я зашла и обомлела: сколько там книг! А пока я изучала книжные полки, отец Филипп сказал, что мне надо исповедоваться и причаститься.
— А это как? — удивленно спросила я.
Отец Филипп тут же выдал мне стопку книг:
— Почитайте, потом вернёте, — сказал он.
Стала я их изучать, читаю: это — грех, то — грех, везде грех-грех-грех. Мне стало страшно. Но на исповедь я все же пошла. Встала в конец длинной очереди, в глубине души надеясь, что до меня дело просто не дойдет — служба закончится. И тут заходит отец Филипп, видит меня и без очереди подводит первой к аналою. «Он же младше меня! Как же я буду ему свои грехи рассказывать?!», — пронеслось у меня в голове.
— Не бойтесь, — сказал он мне. И я начала исповедоваться. Плакала. Но когда закончила, было ощущение такой легкости, какого у меня никогда больше не было. И в 36 лет я со всем жаром ринулась в православие.
Чита
Семья меня не понимала. Дочерей, пока были маленькими, я еще водила на службы, но муж был категорически против и в какой-то момент просто перестал пускать меня в храм. Но я больше не могла вести прежний образ жизни — без Бога… Семья наша и без того разваливалась: у мужа началась новая, отдельная от меня жизнь, и неприятие им моей веры стало последней каплей — мы развелись.
Дочери ничего не знали о другой жизни отца, и наш развод восприняли однобоко: вместо деловой женщины с личным парикмахером они теперь видели мать в длинном сером платье, переставшую краситься и ухаживать за собой… Я тогда действительно себя запустила, но не из-за чрезмерной религиозности, а из-за тяжелой депрессии: меня съедало чувство обиды на мужа за непонимание и предательство — ведь мы прожили с ним вместе 28 лет.
Я тяжело переживала эти события: три года не вылезала из депрессии. Потом был сердечный приступ. Я не могла больше ходить на работу — там все напоминало о прошлом — и я ушла в неоплачиваемый отпуск. Мне было очень плохо, но без этих потрясений я бы никогда не решилась круто изменить жизнь.
«Я хотела доказать всем, что еще чего-то стою»
Помогли подруги. Одна устроила меня в транспортную компанию своего мужа, и в 50 лет у меня начался абсолютно новый жизненный этап. Мне хотелось доказать себе самой, бывшему мужу и детям, что еще чего-то стою. Дело пошло, и совсем скоро я открыла собственную транспортную компанию по перевозке грузов из Китая в Россию.А через год мне приснился кошмар: я проснулась в холодном поту с осознанием того, что мой бизнес меня погубит. Но, хотя этот сон засел в моей голове, оставить свое дело я не смогла.
Работа была сложной: мне нужно было постоянно принимать решения, тысяча контактов в телефоне, 18-ти часовой рабочий день и почти полное отсутствие сна. Но жить мне было очень интересно: постоянное развитие, новые задачи, путешествия, бешеный ритм — это захватывает.
Вот только на воскресных службах приходилось стоять в притворе — в любой момент мог раздаться звонок, на который я не могла не ответить. Утешали разве что поездки в монастырь. Впервые меня отвез туда отец Филипп, познакомил с игуменьей, которая стала моей наставницей. Я стала часто приезжать в монастырь, где была рада заниматься чем угодно — копать грядки, например. Но главное, там я могла быть абсолютно искренней, не опасаясь за последствия: в бизнес-среде это качество может только навредить успеху. От честности, собственно, и случались проблемы: я часто платила из собственного кармана, пришлось даже продать квартиру. Хотя в Чите, где все знали меня как владелицу транспортной компании, до сих пор ходят слухи, что я — миллионерша, просто уехала в Москву и живу на Рублевке.
Дочки мои, хотя и уехали из Читы, всегда меня поддерживали. Потом у одной из них в Москве родилась моя первая внучка. Я думала, что жизнь моя устоялась и, наверное, это и есть счастье. И хотя из головы не шел тот страшный сон, я убеждала себя, что православные не должны верить снам.
А между тем работа поглощала меня все больше. Мне часто приходилось бывать в Китае, партнеры по бизнесу принимали на широкую ногу: постоянные корпоративы, развлечения, ужины в ресторанах. Я понимала, что возвращаюсь к тому, от чего ушла.
Спустя три года я решила взять кредит и построить стоянку для дальнобойных машин — новый этап роста. Но было много сомнений, и я поделилась ими с игуменьей. Она, зная обстоятельства моей жизни, мое угнетенное духовное состояние, посоветовала хорошо подумать, прежде чем идти на этот рискованный шаг. Я подумала, и в итоге решила… ликвидировать свой бизнес.
Это решение далось мне непросто. Матушка предупреждала, что начнутся искушения, и действительно — почти сразу мне поступило несколько деловых предложений, о которых раньше я могла только мечтать. Но я все-таки закрыла компанию и сообщила дочкам, что еду в монастырь. Они не удивились: думали, я побуду там пару дней и вернусь. Кто же знал, что я задержусь там на 10 месяцев?
«Вместо бизнесвумен дочки увидели бабушку в платочке»
Итак, я стала послушницей. Первое время просыпалась и не могла понять, где я: в Чите, в Иркутске, в Маньчжурии? Потом смотрела в окно, видела монастырский храм: «Слава Тебе, Господи!» Жизнь была интересная, мне все нравилось, и я даже начала думать, что, наверное, буду просить пострига и останусь в монастыре навсегда.Кода дочки вызвали меня в Москву, они меня не узнали: была бизнесвумен, а тут перед ними бабушка в платочке. Они пришли в ужас, стали отговаривать, и только внучка — ей было два годика — подошла, взяла меня за руку и сказала: «Баба, вот никто не верит, что Бог есть, а я верю». Но в монастырь я вернулась в смятении. А вскоре позвонила дочка и сказала, что у нее возникли семейные проблемы и попросила меня приехать, чтобы сидеть с внучкой.
Игуменья считала, что будет лучше, если я останусь в монастыре и буду помогать детям молитвой. Но я подумала: какая из меня монахиня, если мысли мои там, с дочками и внучкой? Однажды взяла почитать «Поучения Оптинских старцев» и увидела слова преподобного Анатолия: «Послужи болящей теперь Саше, а главное услужение есть понести немощи душевные, а потом и делом должны служить друг другу, „в почтительности друг друга предупреждайте“ (Рим. 12, 10)». Прочитала и помчалась к Матушке, увидев здесь прямое указание к отъезду — ведь дочку мою тоже зовут Саша. Игуменья моей уверенности не разделила, но я была настроена решительно. Нашла в Интернете электронный адрес Патриархии и написала письмо с просьбой устроить меня на работу, связанную с церковным служением. Через несколько дней мне перезвонили и пригласили на собеседование в Москву.
«В богадельне нужно преодолевать себя каждый день»
Так в 2014 году я попала в Синодальный отдел, где мне была назначена встреча с епископом Пантелеймоном (Шатовым), руководителем Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению. Мы долго говорили, владыка подробно расспрашивал меня обо всем — я удивилась, как много он понимает в ведении бизнеса. Сразу почувствовала в нем отца, хотя разговор о том, как я живу, был очень жестким. При всей его строгости от владыки исходило такое тепло, которое растворяло мои обиды и непонимание — своей любовью он все покрывал. Владыка быстро понял, чем мучается моя душа, и подсказал тот путь, который был мне нужен: благословил меня работать сестрой милосердия в богадельне.Слово «богадельня» меня, правда, насторожило. Но я решила посмотреть, что это такое, а уж потом принимать решение — принцип, которому научил меня бизнес. Оказалось, в Свято-Спиридоньевской богадельне живут те, кто не могут сами о себе позаботиться. Чаще всего это люди с тяжелыми заболеваниями, которым нужен профессиональный уход. Правда поначалу я работы непосредственно с бабушками испугалась и пошла трудиться на кухню, хотя раньше готовила только дома и немножко в монастыре. Но у меня была очень хорошая наставница. Вот только она всю душу вкладывала в готовку и все делала с любовью и молитвой, а мне было очень трудно. Я так уставала, что каждый день, засыпая, говорила себе: ну ее, эту богадельню, не смогу я так на износ работать. Но наступало утро, и я бежала на работу.
Сестры поражали меня своей глубокой верой. Если вдруг что-то не получалось, говорили: «Давай почитаем акафист преподобному Сергию или святому Трифону». И происходили чудеса. Однажды мы пекли пироги, но начинки оказалось мало. Кинулась искать — ни яблок, ни капусты, ничего подходящего нет. Решили помолиться. Вдруг заходит наш охранник и говорит: «Тут какой-то благотворитель продукты передал, разберите», — и подает пакет, а там капуста, яблоки, свекла.
Спустя три года я стала работать медсестрой. В моей жизни опять начался новый этап — светлый, радостный и… легкий. Я научилась просить Господа дать мне силы, и Господь помогал.
А еще в работе с больными я увидела Божий промысл. В детстве мне нравилось помогать людям: в походах, когда кто-то обжигался на костре или падал с дерева, я всегда оказывала первую помощь. Однажды даже сама определила у одноклассника перелом руки и наложила ему шину. Потом, когда училась на санитарно-фельдшерском факультете, мы проходили разные дисциплины, в том числе и уход. Преподавала его медсестра, которая заставляла нас все записывать: перевязку сделал — записал. По той же схеме я работаю и сейчас: ухаживаю за больными и веду запись в нашем сестринском дневнике. Кто же знал, что моя детская мечта стать врачом сбудется вот таким образом?
Первое время у меня многое не получалось. Например, одну из моих подопечных нужно было регулярно поить, а если сама она пить не могла — поить из шприца. Я очень пугалась, но выручал опыт руководителя, научивший любыми способами находить выход из ситуации. Помогали и сестры — учили, где сменить тон, а где применить другую тактику.
Вот недавно один подопечный говорит:
— Не хочу вставать, не хочу никуда идти. Не трогай меня. Буду лежать.
А мне надо его поднять и помыть в душе. Но как это сделать? Я ему говорю:
— Вы знаете, что сегодня у нас служба, и служить будет отец Иоанн? И батюшка сам тяжело болен?
— Знаю!
— И как же? Он будет всех причащать, а мы с вами не пойдём? Не логично?
— Не логично!
И он преодолел себя — поднялся.
Все мои подопечные теперь для меня родные: не только они без меня не могут, но и я без них. Да, здесь нужно каждый день преодолевать себя, но мы шутим, мол, у нас очень легкий путь: помыл за человеком — вот и еще один шаг ко спасению.
Дочки уважают мой выбор. Не часто, но привожу в богадельню внуков. Ванечку беру с собой на службы, хотя он пока не крещеный. Батюшка про него говорит: «Ванечка у нас хоть и не крещеный, зато просвещенный».
***
Нашу богадельню я люблю за то, что здесь можно говорить правду — всю, без прикрас. И отношения здесь предельно искренние.
Раньше я, по мнению окружающих, была успешным человеком, но вечером приходила домой и понимала, что за весь день ничего не сделала для своего спасения — одному наврала, скрыв истинное положение дел, второму польстила, и все это чтобы заработать побольше денег… А здесь, в богадельне, у меня есть надежда на спасение. Маленькая, но есть.
Да, у меня нет больше внешних признаков богатства. Зато у меня есть чувство свободы и ощущение счастья. И сейчас я твёрдо, осознанно верю, что Бог есть. Эта вера пришла ко мне не когда я горела энтузиазмом неофита, и не в монастыре, а тут, в богадельне.
Работая здесь, я узнала, что можно исполнить заповедь о любви к ближнему. Раньше я не понимала, как это возможно: до богадельни я никогда не видела, чтобы люди так любили друг друга. А сейчас смотрю на сестер милосердия и поражаюсь, с какой любовью они относятся к друг другу и к насельникам — по сути, к чужим, незнакомым людям. Мне очень повезло жить в этой атмосфере бесконечной любви.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.