Если детям не хватает отца-священника
Что чувствует ребенок, когда от его папы все время требуют внимания какие-то чужие люди? У священника Бориса Ершова свободного времени практически не бывает. Прихожанам в храме нужны помощь и совет, подопечным в доме сопровождаемого проживания нужны общение и поддержка.
Дом сопровождаемого проживания – это альтернатива интернату для взрослых людей с множественными нарушениями развития: здесь они могут именно жить, а не существовать, но для этого неравнодушным людям нужно участвовать в этой жизни. А дети тем временем скучают, детям не хватает отца, который уделяет внимание не им, а своим странным с виду подопечным…«Батя» задал священнику Борису Ершову непростые вопросы: Как говорить с детьми об инвалидности? Как справиться с детской ревностью? Как, занимаясь благим делом, не расстроить отношения в семье?..
Священник Борис Ершов родился в 1980 году. Окончил колледж по специальности «Программист-менеджер». С 2000 по 2002 год служил в Вооруженных силах РФ. Поступил в Свято-Тихоновский гуманитарный университет. Во время учебы получил тяжелейшие травмы в результате ДТП, врачи прогнозировали инвалидность и жизнь в
психоневрологическом интернате. Но он встал на ноги, доучился в университете, поступил и окончил Санкт-Петербургскую Духовную Академию, стал священником и, когда стал настоятелем храма святых Царственных Страстотерпцев в селе Раздолье Приозерского района Ленобласти, выступил инициатором создания дома для людей с инвалидностью. Проект уже несколько лет существует благодаря Санкт-Петебургской благотворительной общественной организации «Перспективы», а отец Борис Ершов окормляет подопечных и участвует в их социализации. В доме сопровождаемого проживания в Раздолье семеро постояльцев – четверо мужчин и три женщины.
У отца Бориса и его супруги Марии Ершовых трое детей: дочь Ксения (2004 г.р.) и сыновья Сергей (2009 г.р.) и Иван (2012 г.р.).
— Отец Борис, хватает ли вас на два дома – свой семейный и дом, где живут подопечные?
— Эта проблема действительно стоит очень остро. Я нашёл выход – иду в дом к подопечным вместе с моими детьми.
Чаще с младшими, с мальчишками. Старшей дочери 13 лет, у неё уже какая-то своя жизнь, она взрослеет и уже не нуждается в таком общении, которое у нас было с ней раньше. А мальчикам 8 и 5. Когда я прихожу домой, они на меня набрасываются и не только фигурально, но иногда и буквально валят с ног с криками: «Папа приехал!» Мы с ними весело играем, я стараюсь проводить с ними какое-то время.
Сережа и Ваня Ершовы
Но бывает так, что я только пришёл домой и уже надо идти к подопечным. Тогда я говорю сыновьям: «Я пришёл на полчаса, а потом надо идти к ребятам». Если они выражают своё неудовольствие, приглашаю их пойти со мной. Сейчас они с радостью идут, а поначалу мои дети наших подопечных боялись. Наверно, это естественно.
Как непосредственные создания дети могли сказать и что-то обидное при встрече, например: «Какие ноги короткие!» Их смущала речь некоторых из ребят. Особенно младший, Ваня, боялся потому, что они непонятно говорят, как он думал, на каком-то чужом языке. Я не старался насильно их подружить, всё произошло как-то само собой. Однажды мне было не с кем их оставить, и я сказал сыновьям: «Надо идти, я с ними позанимаюсь, а вы там поиграете». И вдруг они с большой охотой согласились. Для меня это было важным этапом – я понял, что они как-то включаются в эту работу, больше не боятся. До сих пор так и продолжается.
Священник Борис Ершов с подопечными
— Ваши сыновья участвуют в каких-то совместных мероприятиях?
— Да. Когда я провожу с подопечными занятия по Закону Божьему, и мои дети находятся вместе со мной, то старший, Серёжа, начинает мне как бы помогать – поправлять, если кто-то отвечает неправильно. То есть он как бы с моей стороны выступает в учебном процессе.
Когда у нас проходил летняя духовно-трудовая реабилитация для семей, в которых есть инвалиды, я несколько раз замечал, что мои дети и приехавшие ребята с особенностями вместе участвовали в каких-то подвижных играх. Наши-то подопечные бегать не могут и нарушения у них довольно тяжелые, поэтому дети всё-таки отделяют себя от них, то есть для них существует мир нормальный и не вполне нормальный. Это не мешает им взаимодействовать, но какой-то особой дружбы я не замечал. А вот с нашими гостями они были совершенно на равных. Мне это очень понравилось.
— Вы говорите с детьми о самих явлениях – инвалидности, болезнях, врождённых болезнях?
— Ну, конечно. Особенно важно было говорить, когда у них было недоумение, страх. Но дети смотрят на то, как родители воспринимают тех или иных людей, те или иные ситуации. Если мне не страшно, а ребёнок боится, это повод обратиться к нему, донести до него какую-то информацию. У нас было несколько таких разговоров – мы говорили о том, что все разные.
Серёже я приводил в пример Ваню: «Вот он ведь тоже не может выговаривать звук «р», но ты же с ним играешь, дружишь с ним. Раньше и ты этот звук не выговаривал. А кто-то и всю жизнь «р» не выговаривает». И это уже снижало градус напряжённости. Все разные: например, одни вырастают и получают профессию, а другие не могут её освоить. Что тут такого?
Священник Борис Ершов с подопечными
Вообще определённое направление детским размышлениям задавать нужно. И на такие непростые темы говорить с детьми нужно – выбирать подходящее время, аккуратно, но говорить. Лучше всего самому быть готовым к вопросам. Когда у ребёнка есть вопрос, то информацию он усвоит гораздо лучше. Вопрос может быть и непрямой, то есть просто видны какие-то изменения в поведении ребёнка, в его отношении к кому-то или чему-то.
Если ребёнок растёт в религиозной семье, то он может спросить: «Почему этот человек таким родился? Он же не нагрешил». И тогда нужно сразу, чтобы эти сомнения не пустили корни, спокойно ответить, что всё, происходящее с нами, происходит для нашего блага, для достижения нами высших целей. Человеку бывает трудно передвигаться, трудно соображать, трудно понимать, но благодаря этому труду он может стать счастливым, а счастье не зависит от внешнего успеха.
Трудовая деятельность при храме свв. Царственных Страстотерпцев
— Ваши дети в достаточно нежном возрасте соприкоснулись с людьми с тяжёлыми множественными нарушениями. Что этот опыт им дал?
— Мне кажется, что это колоссальный ресурс, одна из составляющих фундамента дальнейшей жизни моих детей. Доброта моих детей во многом основывается на опыте общения с нашими подопечными. Я видел их удивление и страх, когда они знакомились с ребятами из дома. Но эти удивление и страх детьми пережиты, проработаны, и дети как бы получили прививку. Часто мы судим о людях и ситуациях по каким-то внешним признакам. А я надеюсь, что мои дети благодаря этому опыту учатся смотреть глубже.
Вот показательный пример: когда Ваня был ещё младенцем, однажды схватил Серёжу за волосы и не отпускал. Мы с супругой говорим: «Что э это такое? Ванечка, что ты делаешь?! Отпусти Серёжу!» А Серёжа так стоически говорит: «Это он со мной так общается».
У Серёжи синдром дефицита внимания, ему трудно сосредоточиться, это проявляется в его отношении к окружающим. Реакция на это окружающих для Серёжи бывает тяжела. Он учится жить в социуме. И то, как он выходит из положения, во многом основано на общении с нашими подопечными.
Матушка Мария Ершова: До того, как мы начали работать с нашими подопечными, я и сама не всегда смогла бы понять реакции таких людей. А дети, общаясь с ними, понимают, что люди вокруг очень разные и по-разному могут реагировать. И у каждой реакции есть какая-то причина. Даже хулиган какой-нибудь – он хулиганит почему-то, а не просто так. Это очень важно, полезно знать. И простодушие, чистосердечность наших ребят из дома сопровождаемого проживания – это особый пример для всех, кто с ними общается. Достаточно посмотреть, как они сочувствуют, когда слышат о чьих-то проблемах. Так что теперь наши дети ходят к ним в гости с удовольствием. Тому же Ване там уделяется особое внимание – ведь среди наших подопечных три взрослых женщины, в которых просыпается их материнский инстинкт. Вот, например, наша подопечная Дина – она не всегда может даже что-то сказать Ване, но, когда она с ним, нужно видеть ее глаза… Но и мужчинам это важно тоже. Помню, наш подопечный Сергей на службе в храме, когда Ваня устал стоять, взял его к себе на колени и сидел очень довольный. А Ваня устроился и вроде бы даже уснул.
— Дети не ревнуют вас к ребятам из дома, к прихожанам храма? В храме вы для своих детей, прежде всего, отец или, прежде всего, священник?
— Для детей – отец. Может быть, когда они подрастут, у них появится осознание моего священнического служения. А сейчас они со своей детской непосредственностью могут умилять прихожан какими-то неуставными возгласами. Конечно, мы с матушкой стараемся этого не допускать, но случается. Хотя они копируют то, что делают другие прихожане, складывают руки, как надо, и тому подобное, и когда я в облачении, они относятся ко мне с каким-то особенным пиететом, но всё-таки я для них в первую очередь папа. Однажды я взял Ваню с собой на службу в алтарь, так как мне не с кем было его оставить, – он у меня в алтаре и уснул. Вообще я пытался детей привлечь к служению в алтаре, но увидел, что они пока не созрели, им тяжело.
Проблемы возникают вне храма из-за телефонных звонков. Они уже привыкли: звучит телефон, значит, всё – папа не с ними. И с каким-то обречённым видом начинают от меня разбредаться (улыбается). А я понимаю, что вот это позволенное мною вмешательство посторонних людей в наши семейные отношения очень этим отношениям вредит. Поэтому я стараюсь на какие-то периоды отключать звук телефона, чтобы посвятить время только детям.
— Но вы с ними говорите об особенностях вашего рода деятельности, вашего служения? Оно ведь принципиально отличается от каких-то профессиональных занятий многих других мужчин.
— Да. Разница принципиальная. Они встречают меня с радостными воплями, а я говорю: «Послушайте, дети, умирает бабушка, я должен к ней идти…» Они уже начинают на меня смотреть настороженно: «А зачем?» Отвечаю: «Я должен её поисповедовать, причастить». «А, ну иди. Скорее возвращайся», – говорят они мне с грустью. Как-то недавно меня вызвали неожиданно и я вернулся поздно, а Ваня так с сочувствием спрашивает: «Папа, ты упал в яму там у себя на работе?»
Мои дети видят, что людям требуется мое внимание, знают, что это очень важно, но им все равно грустно. Они более или менее терпеливо меня ждут. Уже научились вытягивать моё внимание и во время важных телефонных звонков – что-то мне рассказывают, показывают, жестикулируют (смеётся). Если я не обращаю внимания на их чувства, то через какое-то время возникает вспышка – это больше у старшего, у Серёжи. Он плачет, говорит: «Мы тебе не нужны». Приходится его уверять в обратном. Так что я над собой работаю – семья должна быть на первом месте.
Это нормально, когда у мужчины много дел, не связанных напрямую с семьёй. Но ненормально забывать свои главные обязанности. Когда после тяжёлого дня усталый приходишь домой, ты обязан уделить время детям. Иначе это может привести к депривации, которая в свою очередь может привести к разрушению отношений между отцом и детьми.
Фотографии из личного архива семьи Ершовых
Игорь Лунев
Дом сопровождаемого проживания – это альтернатива интернату для взрослых людей с множественными нарушениями развития: здесь они могут именно жить, а не существовать, но для этого неравнодушным людям нужно участвовать в этой жизни. А дети тем временем скучают, детям не хватает отца, который уделяет внимание не им, а своим странным с виду подопечным…«Батя» задал священнику Борису Ершову непростые вопросы: Как говорить с детьми об инвалидности? Как справиться с детской ревностью? Как, занимаясь благим делом, не расстроить отношения в семье?..
Священник Борис Ершов родился в 1980 году. Окончил колледж по специальности «Программист-менеджер». С 2000 по 2002 год служил в Вооруженных силах РФ. Поступил в Свято-Тихоновский гуманитарный университет. Во время учебы получил тяжелейшие травмы в результате ДТП, врачи прогнозировали инвалидность и жизнь в
психоневрологическом интернате. Но он встал на ноги, доучился в университете, поступил и окончил Санкт-Петербургскую Духовную Академию, стал священником и, когда стал настоятелем храма святых Царственных Страстотерпцев в селе Раздолье Приозерского района Ленобласти, выступил инициатором создания дома для людей с инвалидностью. Проект уже несколько лет существует благодаря Санкт-Петебургской благотворительной общественной организации «Перспективы», а отец Борис Ершов окормляет подопечных и участвует в их социализации. В доме сопровождаемого проживания в Раздолье семеро постояльцев – четверо мужчин и три женщины.
У отца Бориса и его супруги Марии Ершовых трое детей: дочь Ксения (2004 г.р.) и сыновья Сергей (2009 г.р.) и Иван (2012 г.р.).
— Отец Борис, хватает ли вас на два дома – свой семейный и дом, где живут подопечные?
— Эта проблема действительно стоит очень остро. Я нашёл выход – иду в дом к подопечным вместе с моими детьми.
Чаще с младшими, с мальчишками. Старшей дочери 13 лет, у неё уже какая-то своя жизнь, она взрослеет и уже не нуждается в таком общении, которое у нас было с ней раньше. А мальчикам 8 и 5. Когда я прихожу домой, они на меня набрасываются и не только фигурально, но иногда и буквально валят с ног с криками: «Папа приехал!» Мы с ними весело играем, я стараюсь проводить с ними какое-то время.
Сережа и Ваня Ершовы
Но бывает так, что я только пришёл домой и уже надо идти к подопечным. Тогда я говорю сыновьям: «Я пришёл на полчаса, а потом надо идти к ребятам». Если они выражают своё неудовольствие, приглашаю их пойти со мной. Сейчас они с радостью идут, а поначалу мои дети наших подопечных боялись. Наверно, это естественно.
Как непосредственные создания дети могли сказать и что-то обидное при встрече, например: «Какие ноги короткие!» Их смущала речь некоторых из ребят. Особенно младший, Ваня, боялся потому, что они непонятно говорят, как он думал, на каком-то чужом языке. Я не старался насильно их подружить, всё произошло как-то само собой. Однажды мне было не с кем их оставить, и я сказал сыновьям: «Надо идти, я с ними позанимаюсь, а вы там поиграете». И вдруг они с большой охотой согласились. Для меня это было важным этапом – я понял, что они как-то включаются в эту работу, больше не боятся. До сих пор так и продолжается.
Священник Борис Ершов с подопечными
— Ваши сыновья участвуют в каких-то совместных мероприятиях?
— Да. Когда я провожу с подопечными занятия по Закону Божьему, и мои дети находятся вместе со мной, то старший, Серёжа, начинает мне как бы помогать – поправлять, если кто-то отвечает неправильно. То есть он как бы с моей стороны выступает в учебном процессе.
Когда у нас проходил летняя духовно-трудовая реабилитация для семей, в которых есть инвалиды, я несколько раз замечал, что мои дети и приехавшие ребята с особенностями вместе участвовали в каких-то подвижных играх. Наши-то подопечные бегать не могут и нарушения у них довольно тяжелые, поэтому дети всё-таки отделяют себя от них, то есть для них существует мир нормальный и не вполне нормальный. Это не мешает им взаимодействовать, но какой-то особой дружбы я не замечал. А вот с нашими гостями они были совершенно на равных. Мне это очень понравилось.
— Вы говорите с детьми о самих явлениях – инвалидности, болезнях, врождённых болезнях?
— Ну, конечно. Особенно важно было говорить, когда у них было недоумение, страх. Но дети смотрят на то, как родители воспринимают тех или иных людей, те или иные ситуации. Если мне не страшно, а ребёнок боится, это повод обратиться к нему, донести до него какую-то информацию. У нас было несколько таких разговоров – мы говорили о том, что все разные.
Серёже я приводил в пример Ваню: «Вот он ведь тоже не может выговаривать звук «р», но ты же с ним играешь, дружишь с ним. Раньше и ты этот звук не выговаривал. А кто-то и всю жизнь «р» не выговаривает». И это уже снижало градус напряжённости. Все разные: например, одни вырастают и получают профессию, а другие не могут её освоить. Что тут такого?
Священник Борис Ершов с подопечными
Вообще определённое направление детским размышлениям задавать нужно. И на такие непростые темы говорить с детьми нужно – выбирать подходящее время, аккуратно, но говорить. Лучше всего самому быть готовым к вопросам. Когда у ребёнка есть вопрос, то информацию он усвоит гораздо лучше. Вопрос может быть и непрямой, то есть просто видны какие-то изменения в поведении ребёнка, в его отношении к кому-то или чему-то.
Если ребёнок растёт в религиозной семье, то он может спросить: «Почему этот человек таким родился? Он же не нагрешил». И тогда нужно сразу, чтобы эти сомнения не пустили корни, спокойно ответить, что всё, происходящее с нами, происходит для нашего блага, для достижения нами высших целей. Человеку бывает трудно передвигаться, трудно соображать, трудно понимать, но благодаря этому труду он может стать счастливым, а счастье не зависит от внешнего успеха.
Трудовая деятельность при храме свв. Царственных Страстотерпцев
— Ваши дети в достаточно нежном возрасте соприкоснулись с людьми с тяжёлыми множественными нарушениями. Что этот опыт им дал?
— Мне кажется, что это колоссальный ресурс, одна из составляющих фундамента дальнейшей жизни моих детей. Доброта моих детей во многом основывается на опыте общения с нашими подопечными. Я видел их удивление и страх, когда они знакомились с ребятами из дома. Но эти удивление и страх детьми пережиты, проработаны, и дети как бы получили прививку. Часто мы судим о людях и ситуациях по каким-то внешним признакам. А я надеюсь, что мои дети благодаря этому опыту учатся смотреть глубже.
Вот показательный пример: когда Ваня был ещё младенцем, однажды схватил Серёжу за волосы и не отпускал. Мы с супругой говорим: «Что э это такое? Ванечка, что ты делаешь?! Отпусти Серёжу!» А Серёжа так стоически говорит: «Это он со мной так общается».
У Серёжи синдром дефицита внимания, ему трудно сосредоточиться, это проявляется в его отношении к окружающим. Реакция на это окружающих для Серёжи бывает тяжела. Он учится жить в социуме. И то, как он выходит из положения, во многом основано на общении с нашими подопечными.
Матушка Мария Ершова: До того, как мы начали работать с нашими подопечными, я и сама не всегда смогла бы понять реакции таких людей. А дети, общаясь с ними, понимают, что люди вокруг очень разные и по-разному могут реагировать. И у каждой реакции есть какая-то причина. Даже хулиган какой-нибудь – он хулиганит почему-то, а не просто так. Это очень важно, полезно знать. И простодушие, чистосердечность наших ребят из дома сопровождаемого проживания – это особый пример для всех, кто с ними общается. Достаточно посмотреть, как они сочувствуют, когда слышат о чьих-то проблемах. Так что теперь наши дети ходят к ним в гости с удовольствием. Тому же Ване там уделяется особое внимание – ведь среди наших подопечных три взрослых женщины, в которых просыпается их материнский инстинкт. Вот, например, наша подопечная Дина – она не всегда может даже что-то сказать Ване, но, когда она с ним, нужно видеть ее глаза… Но и мужчинам это важно тоже. Помню, наш подопечный Сергей на службе в храме, когда Ваня устал стоять, взял его к себе на колени и сидел очень довольный. А Ваня устроился и вроде бы даже уснул.
— Дети не ревнуют вас к ребятам из дома, к прихожанам храма? В храме вы для своих детей, прежде всего, отец или, прежде всего, священник?
— Для детей – отец. Может быть, когда они подрастут, у них появится осознание моего священнического служения. А сейчас они со своей детской непосредственностью могут умилять прихожан какими-то неуставными возгласами. Конечно, мы с матушкой стараемся этого не допускать, но случается. Хотя они копируют то, что делают другие прихожане, складывают руки, как надо, и тому подобное, и когда я в облачении, они относятся ко мне с каким-то особенным пиететом, но всё-таки я для них в первую очередь папа. Однажды я взял Ваню с собой на службу в алтарь, так как мне не с кем было его оставить, – он у меня в алтаре и уснул. Вообще я пытался детей привлечь к служению в алтаре, но увидел, что они пока не созрели, им тяжело.
Проблемы возникают вне храма из-за телефонных звонков. Они уже привыкли: звучит телефон, значит, всё – папа не с ними. И с каким-то обречённым видом начинают от меня разбредаться (улыбается). А я понимаю, что вот это позволенное мною вмешательство посторонних людей в наши семейные отношения очень этим отношениям вредит. Поэтому я стараюсь на какие-то периоды отключать звук телефона, чтобы посвятить время только детям.
— Но вы с ними говорите об особенностях вашего рода деятельности, вашего служения? Оно ведь принципиально отличается от каких-то профессиональных занятий многих других мужчин.
— Да. Разница принципиальная. Они встречают меня с радостными воплями, а я говорю: «Послушайте, дети, умирает бабушка, я должен к ней идти…» Они уже начинают на меня смотреть настороженно: «А зачем?» Отвечаю: «Я должен её поисповедовать, причастить». «А, ну иди. Скорее возвращайся», – говорят они мне с грустью. Как-то недавно меня вызвали неожиданно и я вернулся поздно, а Ваня так с сочувствием спрашивает: «Папа, ты упал в яму там у себя на работе?»
Мои дети видят, что людям требуется мое внимание, знают, что это очень важно, но им все равно грустно. Они более или менее терпеливо меня ждут. Уже научились вытягивать моё внимание и во время важных телефонных звонков – что-то мне рассказывают, показывают, жестикулируют (смеётся). Если я не обращаю внимания на их чувства, то через какое-то время возникает вспышка – это больше у старшего, у Серёжи. Он плачет, говорит: «Мы тебе не нужны». Приходится его уверять в обратном. Так что я над собой работаю – семья должна быть на первом месте.
Это нормально, когда у мужчины много дел, не связанных напрямую с семьёй. Но ненормально забывать свои главные обязанности. Когда после тяжёлого дня усталый приходишь домой, ты обязан уделить время детям. Иначе это может привести к депривации, которая в свою очередь может привести к разрушению отношений между отцом и детьми.
Фотографии из личного архива семьи Ершовых
Игорь Лунев
-
Верующая
- 1
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
