О сложностях взаимодействия пастырей и психологов
Данная статья написана на основе доклада, произнесенного на Конференции «Место психологии в духовном образовании» в Российском православном университете Св. Иоанна Богослова 22 марта 2021 г.
Протоиерей Вадим Леонов
Попытки сближения пастырства и психологии мне представляются как взаимодействие двух путников, которые хотят пойти вместе по одной дороге, но пока еще находятся на противоположных сторонах большого поля, усеянного красивыми цветами и благоухающими травами. Однако под покровом прекрасной зелени находятся мины, без обезвреживания которых сближение невозможно. Свою задачу я вижу в обозначении взрывоопасных тем, которые видятся с пастырской позиции. Понятно, что с другой стороны видится нечто иное, и соответствующая работа должна быть кем-то проделана. Без обозначения опасных «зон» и их «разминирования» говорить о сближении сложно, а при реальном необдуманном взаимодействии без предварительного разрешения имеющихся противоречий тяжелых травм не избежать. Итак, перечислим некоторые, самые очевидные проблемные темы и вопросы в сфере взаимодействия православного пастырства и современной психологии.
Например, в истории психоанализа от его основателя Зигмунда Фрейда сначала отпал его ученик Альфред Адлер, создав свою психоаналитическую концепцию, которую Фрейд жестко осудил. Затем отделился Карл Юнг, который активно заинтересовался мифологией, спиритизмом и оккультными теориями. Последующие неофрейдисты также занимались созданием своих психоаналитических школ (Эрих Фромм, Карен Хорни, Эрик Берн, Гарри Салливан и др.). Этот процесс дробления, противопоставления, взаимного опровержения продолжается и по сей день. Современный психоанализ в широком смысле – это более 20 концепций психического развития человека, при этом психотерапевтические подходы в психоанализе различаются столь же сильно, как и сами теории.
Поэтому, если, например, стоит задача сравнить аскетическое учение Церкви и психоанализ, то возникает вопрос: с какой именно из 20 теорий психоанализа сравнивать? Какая из них более-менее достоверная? Ответ на этот вопрос не знает никто даже внутри психологического сообщества. Но психоанализ – это только маленькая часть современной психологии. В других ее областях мы также сталкиваемся с огромным числом противоречивых или автономных теорий, объясняющих одно и тоже психическое явление по-разному и даже противоположно. На этой основе выстраивается множество еще более противоречивых психологических методик. Очевидно, что невозможно выстраивать содержательные отношения со всеми этими концепциями одновременно, но если выстраивать только с избранными, то каковы должны быть критерии для предпочтения? Где истина?
Аналогичные механизмы есть и в традиционных науках, где недоказанное утверждение, неверифицируемый опыт отвергается, а все попытки внести в научные построения магию или эмпирически необоснованную мистику жестко пресекаются как проявления лженауки, авторов таких разработок обличают как лжеученых. Невозможно представить, чтобы священник считал себя коллегой какого-нибудь шамана или ученый-астроном опубликовал бы статью в научном журнале в соавторстве с профессиональным астрологом.
Однако в психологии на этот счет проявляется огромная толерантность. На известном Интернет-портале психологов в списке предлагаемых методов психологической помощи указаны и гипнотерапия, и НЛП, и системные расстановки, и интегральное нейропрограммирование, и трансперсональная психотерапия, и многое другое, что с научной точки зрения вызывает большие вопросы, а с христианской позиции категорически неприемлемо. Более того, немалое число из указанных специалистов-психологов (зарегистрировано более 40 000 дипломированных специалистов) одновременно открыто практикуют и астрологию, и астропсихологию, и ведическую астрологию, и разные формы гипноза, занимаются предсказаниями по картам Таро и другими оккультными методами. Часто это идет в общем пакете услуг от одного и того же дипломированного психолога. То же самое разнообразие и синкретизм мы можем увидеть и в любом книжном магазине, если подойдем к разделу «Психология». Книги по научной психологии там занимают очень скромное и малозаметное место. Значительная часть – это книги с разной степенью примеси оккультизма, магии и неотрецензированного популизма.
Попытки выработать «иммунную систему» для самоочищения и самозащиты от шарлатанства и недобросовестных людей существуют в психологических организациях. Однако если подобные защитные механизмы и возникают, то оказывают свое действие только в локальных группах и не производят своего очистительного действия в психологическом обществе в целом.
Нельзя не признать высокую степень научной проработанности некоторых разделов общей, возрастной, клинической, педагогической психологии, клинической психиатрии. Тем не менее специалисты из этих областей открыто не дистанцируются от всех ненаучных и откровенно оккультных методов, применяемых иными психологами, а это и есть главный признак неэффективной «иммунной системы». Психолог-оккультист, отторгнутый в одном месте, легко может найти пристанище в другом, не теряя своего статуса психолога. Поэтому, пока механизмы самоочищения не начнут работать эффективно, открывать двери Церкви перед всем психологическим сообществом во всем его многообразии на данном этапе неразумно.
3.1. Отношение к собеседнику
Если мы возьмем пастырскую традицию Православной Церкви, то для священника человек является:
образом Божьим, братом или сестрой во Христе, духовным чадом.
Для психолога или психотерапевта в рамках своей профессиональной деятельности человек – это:
клиент, пациент.
Очевидно, что в православной традиции целью общения является формирование, посредством благодати Божией и взаимной любви во Христе, духовного родства между священником и собеседником.
В психологическом подходе ценностные установки иные. Исходя из применения понятий «клиент» и «пациент», очевидно, следует, что человек рассматривается или 1) как субъект коммерческих отношений, заказывающий услугу, а психолог – тот, кто эту услугу оказывает на основе оформленного (письменно или устно) финансового контракта; или 2) как больной, который пришел на прием врачу, хотя в реальности еще неизвестно, является ли он больным. В любом случае на понятийном уровне уже производится редукция человека с уровня богообразного существа до уровня потребителя услуг или априорно нездорового существа. И, конечно же, любовь, как основа взаимного общения, в отношениях психолога и клиента (пациента) не только не предполагается, но и настоятельно не рекомендуется, чтобы сохранить отстраненность психолога, его объективность, избежать взаимозависимости и других негативных последствий.
В своей индивидуальной деятельности многие психологи пытаются как-то выйти из этой нравственно ущербной ситуации, где человек рассматривается только как клиент или пациент, но на понятийном уровне эта проблема существует внутри психологии и пока еще не решена. Очевидно, что такой подход к людям неприемлем со стороны православного пастырства.
«Клиентом» и «пациентом» человек является не только для психолога, но и для стоматолога, для педиатра, для представителей многих других профессий, но на приходе не ставится цель организовать их общую деятельность со священником, и тем более пастыри не заимствуют их методы взаимодействия с людьми, поэтому разное отношение к человеку у священника и представителей этих профессий не оказывает влияния на пастырскую деятельность. В случае с психологами все совсем иначе. При заимствовании их методик и организации на приходах совместной деятельности уже не избежать разных подходов к людям в рамках одной общей деятельности, в пределах одного храмового пространства, а это уже серьезная проблема.
3.2. Рамки отношений в диалоге
В пастырской деятельности они очень гибкие и свободные. Вы можете встретиться со священником на Исповеди, в отдельной беседе, остановить священника в храме и после разговора больше никогда к нему не прийти, не чувствуя каких-либо угрызений совести из-за этого. Вы не обязаны заключать со священником договор, платить ему деньги за Исповедь или личную беседу, отчитываться перед ним, если вам этого не хочется. Главное основание долговременных отношений священника и прихожанина, если они возникают и обусловлены не какими-то непреодолимыми внешними обстоятельствами (например, другой священник находится в радиусе более 100 км на другом приходе), – это реальная польза, которую человек получает.
В психологической практике все существенно иначе. Все виды психологической помощи предполагают письменное или устное заключение финансового контракта между психологом и клиентом (пациентом), с конкретно выраженной для последнего финансовой ответственностью.
Контрактные отношения существуют во множестве социальных сфер, и там они вполне оправданы. Однако эффективность контрактных отношений в светском мире не является поводом для применения их в церковной среде, тем более в пастырской деятельности.
Священник может заключить контракт с электриком на ремонт электропроводки в приходском доме и не переживать за свою пастырскую деятельность и паству, так как методы работы электрика хотя и могут повлиять на физические аспекты жизни прихода, но не оказывают воздействие на духовное развитие прихожан. В случае сотрудничества с психологом все иначе: его методы, предполагающие финансовые контрактные обязательства клиента (пациента), относятся непосредственно к пастырской сфере душевно-личностного развития людей. Если пастырь сам решил применять психологические методы, то он оказывается перед иным непростым выбором: какую форму личных отношений с прихожанами избрать – любовь во Христе или сервисный контракт. Думаю, что нет необходимости подробно объяснять, что второй вариант отношений между пастырем и паствой абсолютно неприемлем.
3.3. Развитие «любви к себе» и формирование «здорового эгоизма»
Это очень распространенная в психологической литературе тема. Понятие «любовь к себе» в том смысле, который вкладывается в современной психологии, в святоотеческой письменности в положительном контексте нигде не встречается. Наоборот, на любовь к себе святые отцы смотрели отрицательно. Например, свт. Кесарий Арелатский, живший в VI веке, писал:
«Подобно тому, как человек губится любовью к себе, так самоотрицанием он обретает себя. Любовь к себе была первым падением человека».
Данная мысль становится понятной, если вспомнить слова Христа Спасителя:
«Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную» (Ин. 12, 25).
В другом месте Господь призывает Своих учеников:
«Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Лк. 9, 23).
То есть любовь к своей душе (в данном случае к своей жизни) осуждается Господом, предлагается ненавидеть ее и отвергнуть самого себя, чтобы следовать за Христом. О чем здесь говорится?
Ответ в святоотеческом наследии обычно дается через антропологическое различение естества человека и привнесенной греховности в нем. В указанных евангельских фразах о ненависти и самоотвержении речь идет об отвержении именно греховности и порочных страстей. Поскольку они глубоко укоренились в людях, стали привычными и как бы естественными (как здесь не вспомнить поговорку: «Привычка – вторая натура»), то избавление от них требует немалых усилий и радикальной решимости от человека. И хотя удаляться будет греховное дополнение к природе человека, субъективно этот процесс переживается весьма болезненно, порой как самоуничтожение, даже как приближение к грани жизни и смерти.
Очень часто для богословского обоснования «любви к себе» и «здорового эгоизма» психологи пытаются использовать евангельскую фразу Христа: «возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22, 39), и делается вывод, что сначала нужно научиться любить себя, а только потом можно научиться любить ближнего. Сразу скажем, что у святых отцов нигде не встречается эта идея и такое прочтение данной евангельской фразы. Такое толкование пришло в христианство из психологии, от неофрейдиста Эриха Фрома. В своем трактате «Искусство любить» в 1956-м г. он писал:
«Идея, выраженная в библейском ‟возлюби ближнего, как самого себя”, подразумевает, что уважение к собственной целостности и уникальности, любовь к самому себе и понимание себя не могут быть отделены от уважения, понимания и любви к другому индивиду. Любовь к своему собственному ‟я” нераздельно связана с любовью к любому другому существу».
Важное отличие взглядов современных психологов на данный вопрос от того, что излагал Э. Фромм, заключается в том, что он рассматривал любовь к себе и любовь к ближним как целостное и неделимое явление (в отличие от З. Фрейда, который считал, что эти понятия противоположны и несовместимы). Сейчас же в психологии доминирует представление, что сначала нужно полюбить себя, а потом уже учиться любить ближнего, то есть эти два аспекта любви выстраиваются в хронологической последовательности. При этом не даются ясные ответы на вопрос: когда, на каком этапе развития любви к себе человек способен начать любить ближнего? Также неясно, не станет ли любовь к себе столь увлекательной историей, что на других людей не останется ни времени, ни сил? Эту опасность четко подметил Оскар Уайльд: «Любовь к себе – это начало романа, который длится всю жизнь».
Если же мы вернемся к евангельской фразе, то, даже не обращаясь к святоотеческим толкованиям, можем увидеть, что здесь отсутствует призыв развивать любовь к себе. Представьте, что кто-то скажет вам: научись летать, как птица, или научись плавать, как рыба. Значит ли это, что сначала мы должны научить птицу летать и рыбу плавать, а потом уже и самому освоить эту способность? Очевидно, нет. То же самое относится и к данным словам Христа. Он не говорит: «сначала научись любить себя, а потом полюби ближнего как себя», но опирается на любовь к себе как самоочевидную данность, как неоспоримый факт.
Можно ли доказать наличие большой любви к самому себе в каждом из нас? Очень просто. Пусть каждый честно ответит сам себе на следующие вопросы: за кем я ухаживаю и кому уделяю внимание больше всего в своей жизни? Кого я чаще всего кормлю, одеваю, укладываю спать, забочусь о его здоровье, беспокоюсь об успехах и неудачах, больше всего думаю? Ответ очевиден, в центре моей жизни главный объект внимания – я сам. Даже мои ближайшие родственники и дети, мои друзья и знакомые не получают и малой доли того, что я уделяю себе любимому. И это состояние характерно практически для всех людей, за малым исключением. Отличие между людьми лишь в том, насколько кто в этом преуспел. Так вот, евангельская заповедь – о том, чтобы теперь мы в такой же мере стали заботиться о ближнем: с таким же усердием переживать о его успехах и неудачах, кормить его, одевать, лечить и всячески о нем заботиться. Это и будет евангельская любовь к ближнему как к самому себе.
Если же мы поставим цель развивать не любовь к ближним, а именно к себе, то разрыв с ближними у нас увеличится еще больше. Чтобы исполнить вышеуказанную заповедь Христову, движение должно совершаться в противоположном направлении. Необходимо с помощью Божией отвергнуть себя ради Христа, отвергнуть свои греховные желания, отвергнуть свою поврежденную волю, осуществляя евангельские заповеди. Тогда в человека входит благодать Божия, которая преображает его самого и людей вокруг него. В любой современной приходской общине можно встретить немало преобразившихся людей, которые в той или иной степени избавились от греховной поврежденности, руководствуясь вышеуказанными евангельскими принципам. Конечно, в этом процессе много сложностей: бывают неудачи, повторные падения, заблуждения, однако эффективность очевидна.
Таким образом, разные ценностные и понятийные установки в христианстве и психологии формируют разную методологию, которая ведет порой в противоположные стороны, и возможность совмещения здесь выглядит весьма проблематично.
3.4. Методики «повышения самооценки»
Эти методики, с христианской точки зрения, – средства для взращивания гордости, самолюбия и эгоизма, что в корне противоречит христианскому учению о смирении, кротости и любви. Интернет переполнен предложениями пройти психологические тренинги по повышению самооценки, и вы не найдете там ни одного предложения для понижения самооценки, хотя людей с неоправданно высокой самооценкой великое множество.
В результате небольшого исследования в Интернете, при поиске тренингов по повышению самооценки Гугл выдал 221 тыс. ссылок, а Яндекс – более 4 млн. Затем было предложено отыскать тренинги по понижению самооценки. Обе поисковые программы стали настойчиво указывать, что допущена ошибка и слово «понижение» надо заменить на «повышение», но, убедившись, что формулировка запроса верная, они выдали соответственно 113 тыс. и 2 млн. ссылок, где опять предлагались тренинги и средства для повышения самооценки. Для понижения самооценки в Интернете не обнаружилось абсолютно ничего. Получается, что люди страдают только заниженной самооценкой, а завышенной – никогда. Однако житейский, христианский и пастырский опыт говорит, что это совсем не так. Людей с завышенной самооценкой очень много, но лечить их никто не собирается.
Попытки найти тренинги по стяжанию кротости, смирения также выдали нулевой результат. Поиск тренингов по стяжанию любви не осуществлялся, потому что поисковые программы выдадут миллионы ссылок на развратные сайты.
Очевидно, что существующие психологические методики по повышению самооценки невозможно согласовать с христианским учением о смирении и кротости, а данная проблема – тема для очень серьезного обсуждения психологов и богословов.
3.5. Отношение к жертвенности и альтруизму
В психологии постоянно муссируется тема «комплекса жертвы», «синдрома жертвы». Жертвенность рассматривается как невротическое состояние, которое нуждается в психокоррекции или лечении. В одной из статей на эту тему в качестве одного из признаков данного, как кажется автору, девиантного поведения предлагается считать использование клиентом фразы: «это мой крест». А одной из причин «комплекса жертвы» называется «пропаганда ‟жертвенности” в некоторых религиозных и морально-философских учениях, где страдание рассматривается в позитивном ключе, например, как способ очищения души, умение терпеть трудности является положительным качеством, а роль жертвы поощряется»[4].
Здесь не названо христианство, но оно на 100% подходит под это определение.
Действительно, тема жертвенности – ключевая в христианском мировоззрении и наполнена положительным содержанием. Давайте на мгновение представим, что было бы, если бы наш Спаситель воспринял подобные взгляды? Взошел бы Он на Крест? Христианская любовь жертвенна по своей сути. «Блаженнее отдавать, нежели принимать» (Деян. 20, 35), – говорится в Писании. «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15, 13). Цитаты можно продолжать долго. Если мы сейчас согласимся с негативным отношением к жертвенности, то мы рискуем не только не понять подвиг Христа, но и потерять суть христианства. Это глубокая ценностная проблема, и она неизбежна при сближении психологии и православного пастырства.
Очевидно, что взаимодействие пастырской практики и психологической возможно только при совпадения базовых ценностей и исходных антропологических моделей.
В негуманитарных науках также нет вышеуказанных богословских понятий, но нет и априорных антропологических концепций, поэтому взаимодействие с ними, использование методик, например, из области математики, физики, химии, не может повлиять на пастырское отношение к человеку.
В психологии же существует масса аксиоматичных антропологических моделей, наполненных крайне спорным содержанием. Однако при использовании психологических методик неизбежно происходит трансляция соответствующей антропологии людям – это очень серьезная проблема для взаимодействия пастырства и психологии. Например, в некоторых методиках имплицитно присутствует и навязывается идея, что человек – это самодостаточное существо, а человеческое совершенство и счастье особого отношения к Богу не имеет.
Удивительным образом в психологии делаются большие скидки для представителей буддизма, даосизма, каббализма, отчасти индуизма и оккультизма. Интеграция психологии с этими религиозными учениями бывает очень плотной, но объяснение этого кроется в том, что эти религиозные учения выстроены преимущественно на использовании человеческих ресурсов.
Известны попытки создать христианскую, православную, святоотеческую психологию. Это хорошая новость, но пока что эти направления не концептуализировались, поэтому взаимодействие с ними находится на начальном этапе.
На наш взгляд, проблема в том, что мы мало знаем и еще менее владеем духовным сокровищем, которое нам досталось от предыдущих поколений отцов-подвижников. Кое-как мы можем теоретически описать те или иные элементы духовной жизни и внутреннего мира человека, но когда переходим в сферу практики, то мало что умеем делать эффективно и в широком масштабе. Мало православных пастырей, которые могут научить правильной молитве, помочь искоренить страсти и насадить добродетели. Мало христиан, которые владеют этим искусством из искусств и наукой из наук.
Но это не проблема Церкви на концептуальном уровне, а проблема всех нас, живущих конкретно здесь и сейчас, проблема нашего нерадения. Многие православные христиане не осознают великую ценность духовного сокровища Православия, которое досталось нам от предыдущих поколений, поэтому начинают заискивать на стороне, стремятся убежать на сторону далече и наполнить свое чрево малопригодной пищей. Мы будто сидим на сундуке с сокровищами и при этом просим грязные медяки у прохожих. Этим мы позорим не только себя, но и святых отцов, которые нам это сокровище доверили.
Какие-либо аргументы очарованными пастырями не принимаются. Например, тот факт, что стремительный рост количества невротических расстройств за последние 50 лет происходит на фоне фантастического роста числа психологов, психотерапевтов, психологических тренингов, психбольниц, психологического медиаконтента, где в разной форме оказывается помощь невротическим личностям. Таким пастырям очень сложно осознать, что для психоаналитика религиозный человек – это невротик не по каким-то признакам, а по определению, потому что, как сказал основатель психоанализа, «Религия – это коллективный невроз». То есть общение с религиозным человеком – это общение с невротиком по определению, независимо от реального состояния верующего. А лечение такого невротика невозможно, если он не откажется от источника невроза – религии, а точнее, от веры в реального Бога.
Конечно, никакой психоаналитик не будет прямо призывать своего пациента к безбожию. Пациент придет к этому как бы сам после нескольких сеансов, где у него «откопают» детские травмы, расскажут о его комплексах и вариантах их сублимации. Постепенно в пациенте будет происходить, как это видится психоаналитикам, замена бессознательной тяги к Богу рациональной осознанностью. Будет понята иллюзорность и бесполезность религии для человека, которая, по выражению Фрейда, является «сладким или горько-сладким ядом отравы».
Не стоит думать, что антирелигиозный пафос характерен только для концепции Фрейда. Например, Карен Хорни, создавшая свое направление психоанализа, развивала такое же отношение к религии, но с помощью другой аргументации. Для нее религии принуждают своих последователей жить в соответствии с идеальным образом. Если верующие люди исполняют требования, то им обещается слава, если же отклоняются, то следует наказание. Бесконечная погоня за воплощением идеального образа неизбежно загоняет их в невротическое состояние, где «реальное» Я живет в постоянном напряжении, в разрыве или конфликте с «идеальным» недостижимым Я, как, например, это провозглашается в словах Христа: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5, 48). Вывод очевиден: религия – источник неврозов.
Можно понять психоаналитиков, которые, восприняв ущербную концептуальную установку, реализуют заложенные в ней антирелигиозные идеи, согласно тем обучающим программам, которые они усвоили. Но вызывают неизмеримо большее сожаление пастыри, которые, слепо следуя в фарватере разрекламированных психологических учений, не просто отрекаются от сути своего священнического призвания, но и становятся источником соблазна для своей паствы. К сожалению, уже немалое число подобных священников, погрузившись в освоение модных психологических методик, отреклись от священного сана и полностью переключились на психологическое консультирование.
У этого явления множество причин, но важнейшая – отсутствие глубокой веры в Бога и реального благодатного опыта пастырского служения. Уверен, что тот пастырь, который был свидетелем многократных преображений людей под воздействием благодати Божией через евангельскую жизнь и церковные таинства, никогда не променяет свое первородство на чечевичную похлебку (ср.: Быт. 25, 28–34).
1. История психологии, где давался бы критический обзор различных психологических концепций в их генезисе и неоднозначной, с христианской точки зрения, сути, как это уже делается в курсе истории философии и истории мировых религий.
2. Пастырская психиатрия, где будущие священники могли бы получать базовые представления о психических расстройствах, симптомах и способах взаимодействия с психиатрами для оказания помощи психически нездоровым людям.
3. Основы педагогики. Педагогика – это проекция психологического знания в область обучения, воспитания и развития детей. Здесь также есть проблемные места, но они не столь острые, поскольку реальная жизнь и огромный накопленный опыт существенно корректирует ошибочные педагогические идеи. Педагогика выглядит значительно более выверенной наукой в общем пространстве психологии, поэтому и ее плоды оказываются, по нашему мнению, более качественными и значимыми для будущих пастырей. Тем более что многим пастырям приходится организовывать воскресные школы на своих приходах, да и для воспитания собственных детей эти знания лишними не будут.
Что касается взаимодействия пастырского богословия с психологией в других сферах, то без продвижения в решении вышеуказанных проблем оно видится пока еще крайне сложным. Спорные, малоизученные, научно не обоснованные области психологии не должны напрямую предлагаться неподготовленным будущим пастырям, здесь требуется большая осторожность. Однако указанные проблемы – это важный повод для проведения совместных обсуждений, научно-богословских семинаров и конференций. Общение необходимо.
В области пастырского образования в духовных школах, на наш взгляд, главное перспективное направление – это не только теоретическое изучение, но и практическое освоение аскетического наследия Православной Церкви, которое применяется нами еще очень мало, – в этом ключ решения многих современных пастырских и церковных проблем. В ходе практического освоения духовного сокровища Церкви неизбежно происходит удивительное открытие: лучшие психологические методики, которые предлагаются православным пастырям, – это лишь жалкие подобия того, что в Православии уже давно есть.
Протоиерей Вадим Леонов,
кандидат богословия, доцент,
проректор по научно-богословской работе
Сретенской духовной академии
Протоиерей Вадим Леонов
Попытки сближения пастырства и психологии мне представляются как взаимодействие двух путников, которые хотят пойти вместе по одной дороге, но пока еще находятся на противоположных сторонах большого поля, усеянного красивыми цветами и благоухающими травами. Однако под покровом прекрасной зелени находятся мины, без обезвреживания которых сближение невозможно. Свою задачу я вижу в обозначении взрывоопасных тем, которые видятся с пастырской позиции. Понятно, что с другой стороны видится нечто иное, и соответствующая работа должна быть кем-то проделана. Без обозначения опасных «зон» и их «разминирования» говорить о сближении сложно, а при реальном необдуманном взаимодействии без предварительного разрешения имеющихся противоречий тяжелых травм не избежать. Итак, перечислим некоторые, самые очевидные проблемные темы и вопросы в сфере взаимодействия православного пастырства и современной психологии.
1. Неоднородность, множественность, внутренняя противоречивость психологических учений
Если ставится вопрос о взаимодействии пастырства и психологии в общем плане, то это означает, что в перспективе пастырская практика должна взаимодействовать не с ограниченным кругом избранных психологов, имеющих православное мировоззрение, а с психологией в целом, как наукой. Если бы такая задача была поставлена в отношении взаимодействия с физикой, химией, астрономией, биологией, генетикой, кибернетикой или любой другой традиционной наукой, то даже при наличии расхождений в понимании мира и человека мы бы имели более-менее целостные концепты церковного и научного учения, которые можно было бы сравнивать, сопоставлять, противопоставлять, выстраивать между ними мосты и т.д. К сожалению, с психологией все гораздо сложней. Каждая яркая личность в психологии, а таковых было и есть немало, пытается не только развить то, что было до нее, но и построить нечто принципиально новое: свою систему, свою школу, которая, в случае возникновения, начинает жить своей параллельной жизнью, наряду со множеством других школ. Такое бесконечное дробление наблюдается даже внутри одного психологического направления.Например, в истории психоанализа от его основателя Зигмунда Фрейда сначала отпал его ученик Альфред Адлер, создав свою психоаналитическую концепцию, которую Фрейд жестко осудил. Затем отделился Карл Юнг, который активно заинтересовался мифологией, спиритизмом и оккультными теориями. Последующие неофрейдисты также занимались созданием своих психоаналитических школ (Эрих Фромм, Карен Хорни, Эрик Берн, Гарри Салливан и др.). Этот процесс дробления, противопоставления, взаимного опровержения продолжается и по сей день. Современный психоанализ в широком смысле – это более 20 концепций психического развития человека, при этом психотерапевтические подходы в психоанализе различаются столь же сильно, как и сами теории.
Поэтому, если, например, стоит задача сравнить аскетическое учение Церкви и психоанализ, то возникает вопрос: с какой именно из 20 теорий психоанализа сравнивать? Какая из них более-менее достоверная? Ответ на этот вопрос не знает никто даже внутри психологического сообщества. Но психоанализ – это только маленькая часть современной психологии. В других ее областях мы также сталкиваемся с огромным числом противоречивых или автономных теорий, объясняющих одно и тоже психическое явление по-разному и даже противоположно. На этой основе выстраивается множество еще более противоречивых психологических методик. Очевидно, что невозможно выстраивать содержательные отношения со всеми этими концепциями одновременно, но если выстраивать только с избранными, то каковы должны быть критерии для предпочтения? Где истина?
2. Отсутствие эффективной «иммунной системы» в психологии
В церковной жизни и классических естественных науках существуют внутренние механизмы, которые позволяют защищать фундаментальные принципы, ценности, идеи от искажений. В результате работы этих механизмов Церковью отвергаются заблуждения и ереси, отделяются еретики, разные лица за вероучительные отступления и нравственные проступки.Аналогичные механизмы есть и в традиционных науках, где недоказанное утверждение, неверифицируемый опыт отвергается, а все попытки внести в научные построения магию или эмпирически необоснованную мистику жестко пресекаются как проявления лженауки, авторов таких разработок обличают как лжеученых. Невозможно представить, чтобы священник считал себя коллегой какого-нибудь шамана или ученый-астроном опубликовал бы статью в научном журнале в соавторстве с профессиональным астрологом.
Однако в психологии на этот счет проявляется огромная толерантность. На известном Интернет-портале психологов в списке предлагаемых методов психологической помощи указаны и гипнотерапия, и НЛП, и системные расстановки, и интегральное нейропрограммирование, и трансперсональная психотерапия, и многое другое, что с научной точки зрения вызывает большие вопросы, а с христианской позиции категорически неприемлемо. Более того, немалое число из указанных специалистов-психологов (зарегистрировано более 40 000 дипломированных специалистов) одновременно открыто практикуют и астрологию, и астропсихологию, и ведическую астрологию, и разные формы гипноза, занимаются предсказаниями по картам Таро и другими оккультными методами. Часто это идет в общем пакете услуг от одного и того же дипломированного психолога. То же самое разнообразие и синкретизм мы можем увидеть и в любом книжном магазине, если подойдем к разделу «Психология». Книги по научной психологии там занимают очень скромное и малозаметное место. Значительная часть – это книги с разной степенью примеси оккультизма, магии и неотрецензированного популизма.
Попытки выработать «иммунную систему» для самоочищения и самозащиты от шарлатанства и недобросовестных людей существуют в психологических организациях. Однако если подобные защитные механизмы и возникают, то оказывают свое действие только в локальных группах и не производят своего очистительного действия в психологическом обществе в целом.
Нельзя не признать высокую степень научной проработанности некоторых разделов общей, возрастной, клинической, педагогической психологии, клинической психиатрии. Тем не менее специалисты из этих областей открыто не дистанцируются от всех ненаучных и откровенно оккультных методов, применяемых иными психологами, а это и есть главный признак неэффективной «иммунной системы». Психолог-оккультист, отторгнутый в одном месте, легко может найти пристанище в другом, не теряя своего статуса психолога. Поэтому, пока механизмы самоочищения не начнут работать эффективно, открывать двери Церкви перед всем психологическим сообществом во всем его многообразии на данном этапе неразумно.
3. Противоречие между христианством и психологией в существенных ценностных установках
Каждая психологическая концепция содержит в своем основании какие-то ценностные ориентиры, которые транслируются прямо или косвенно при ее применении. Несомненно, что создатели психологических учений, теорий, методик движимы самыми наилучшими пожеланиями. Они стремятся сделать человека счастливым, а жизнь его полноценной, но здесь и начинаются существенные расхождения. Дело в том, что основные ценностные категории: «счастье», «полноценность», «личность», «человек», «естественность», «саморазвитие», «хорошо, «плохо», «норма» и т.д. – крайне размыты в гуманитарном дискурсе. Поэтому при изучении этих методик сразу заметно, что они могут развивать человека в самые разные и даже противоположные стороны. Если соотнести эти подходы с пастырским опытом Церкви, то сразу приходит на ум известная поговорка: «Что русскому хорошо, то немцу – смерть». Приведем несколько примеров.3.1. Отношение к собеседнику
Если мы возьмем пастырскую традицию Православной Церкви, то для священника человек является:
образом Божьим, братом или сестрой во Христе, духовным чадом.
Для психолога или психотерапевта в рамках своей профессиональной деятельности человек – это:
клиент, пациент.
Очевидно, что в православной традиции целью общения является формирование, посредством благодати Божией и взаимной любви во Христе, духовного родства между священником и собеседником.
В психологическом подходе ценностные установки иные. Исходя из применения понятий «клиент» и «пациент», очевидно, следует, что человек рассматривается или 1) как субъект коммерческих отношений, заказывающий услугу, а психолог – тот, кто эту услугу оказывает на основе оформленного (письменно или устно) финансового контракта; или 2) как больной, который пришел на прием врачу, хотя в реальности еще неизвестно, является ли он больным. В любом случае на понятийном уровне уже производится редукция человека с уровня богообразного существа до уровня потребителя услуг или априорно нездорового существа. И, конечно же, любовь, как основа взаимного общения, в отношениях психолога и клиента (пациента) не только не предполагается, но и настоятельно не рекомендуется, чтобы сохранить отстраненность психолога, его объективность, избежать взаимозависимости и других негативных последствий.
В своей индивидуальной деятельности многие психологи пытаются как-то выйти из этой нравственно ущербной ситуации, где человек рассматривается только как клиент или пациент, но на понятийном уровне эта проблема существует внутри психологии и пока еще не решена. Очевидно, что такой подход к людям неприемлем со стороны православного пастырства.
«Клиентом» и «пациентом» человек является не только для психолога, но и для стоматолога, для педиатра, для представителей многих других профессий, но на приходе не ставится цель организовать их общую деятельность со священником, и тем более пастыри не заимствуют их методы взаимодействия с людьми, поэтому разное отношение к человеку у священника и представителей этих профессий не оказывает влияния на пастырскую деятельность. В случае с психологами все совсем иначе. При заимствовании их методик и организации на приходах совместной деятельности уже не избежать разных подходов к людям в рамках одной общей деятельности, в пределах одного храмового пространства, а это уже серьезная проблема.
3.2. Рамки отношений в диалоге
В пастырской деятельности они очень гибкие и свободные. Вы можете встретиться со священником на Исповеди, в отдельной беседе, остановить священника в храме и после разговора больше никогда к нему не прийти, не чувствуя каких-либо угрызений совести из-за этого. Вы не обязаны заключать со священником договор, платить ему деньги за Исповедь или личную беседу, отчитываться перед ним, если вам этого не хочется. Главное основание долговременных отношений священника и прихожанина, если они возникают и обусловлены не какими-то непреодолимыми внешними обстоятельствами (например, другой священник находится в радиусе более 100 км на другом приходе), – это реальная польза, которую человек получает.
В психологической практике все существенно иначе. Все виды психологической помощи предполагают письменное или устное заключение финансового контракта между психологом и клиентом (пациентом), с конкретно выраженной для последнего финансовой ответственностью.
Контрактные отношения существуют во множестве социальных сфер, и там они вполне оправданы. Однако эффективность контрактных отношений в светском мире не является поводом для применения их в церковной среде, тем более в пастырской деятельности.
Священник может заключить контракт с электриком на ремонт электропроводки в приходском доме и не переживать за свою пастырскую деятельность и паству, так как методы работы электрика хотя и могут повлиять на физические аспекты жизни прихода, но не оказывают воздействие на духовное развитие прихожан. В случае сотрудничества с психологом все иначе: его методы, предполагающие финансовые контрактные обязательства клиента (пациента), относятся непосредственно к пастырской сфере душевно-личностного развития людей. Если пастырь сам решил применять психологические методы, то он оказывается перед иным непростым выбором: какую форму личных отношений с прихожанами избрать – любовь во Христе или сервисный контракт. Думаю, что нет необходимости подробно объяснять, что второй вариант отношений между пастырем и паствой абсолютно неприемлем.
3.3. Развитие «любви к себе» и формирование «здорового эгоизма»
Это очень распространенная в психологической литературе тема. Понятие «любовь к себе» в том смысле, который вкладывается в современной психологии, в святоотеческой письменности в положительном контексте нигде не встречается. Наоборот, на любовь к себе святые отцы смотрели отрицательно. Например, свт. Кесарий Арелатский, живший в VI веке, писал:
«Подобно тому, как человек губится любовью к себе, так самоотрицанием он обретает себя. Любовь к себе была первым падением человека».
Данная мысль становится понятной, если вспомнить слова Христа Спасителя:
«Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную» (Ин. 12, 25).
В другом месте Господь призывает Своих учеников:
«Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Лк. 9, 23).
То есть любовь к своей душе (в данном случае к своей жизни) осуждается Господом, предлагается ненавидеть ее и отвергнуть самого себя, чтобы следовать за Христом. О чем здесь говорится?
Ответ в святоотеческом наследии обычно дается через антропологическое различение естества человека и привнесенной греховности в нем. В указанных евангельских фразах о ненависти и самоотвержении речь идет об отвержении именно греховности и порочных страстей. Поскольку они глубоко укоренились в людях, стали привычными и как бы естественными (как здесь не вспомнить поговорку: «Привычка – вторая натура»), то избавление от них требует немалых усилий и радикальной решимости от человека. И хотя удаляться будет греховное дополнение к природе человека, субъективно этот процесс переживается весьма болезненно, порой как самоуничтожение, даже как приближение к грани жизни и смерти.
Очень часто для богословского обоснования «любви к себе» и «здорового эгоизма» психологи пытаются использовать евангельскую фразу Христа: «возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22, 39), и делается вывод, что сначала нужно научиться любить себя, а только потом можно научиться любить ближнего. Сразу скажем, что у святых отцов нигде не встречается эта идея и такое прочтение данной евангельской фразы. Такое толкование пришло в христианство из психологии, от неофрейдиста Эриха Фрома. В своем трактате «Искусство любить» в 1956-м г. он писал:
«Идея, выраженная в библейском ‟возлюби ближнего, как самого себя”, подразумевает, что уважение к собственной целостности и уникальности, любовь к самому себе и понимание себя не могут быть отделены от уважения, понимания и любви к другому индивиду. Любовь к своему собственному ‟я” нераздельно связана с любовью к любому другому существу».
Важное отличие взглядов современных психологов на данный вопрос от того, что излагал Э. Фромм, заключается в том, что он рассматривал любовь к себе и любовь к ближним как целостное и неделимое явление (в отличие от З. Фрейда, который считал, что эти понятия противоположны и несовместимы). Сейчас же в психологии доминирует представление, что сначала нужно полюбить себя, а потом уже учиться любить ближнего, то есть эти два аспекта любви выстраиваются в хронологической последовательности. При этом не даются ясные ответы на вопрос: когда, на каком этапе развития любви к себе человек способен начать любить ближнего? Также неясно, не станет ли любовь к себе столь увлекательной историей, что на других людей не останется ни времени, ни сил? Эту опасность четко подметил Оскар Уайльд: «Любовь к себе – это начало романа, который длится всю жизнь».
Если же мы вернемся к евангельской фразе, то, даже не обращаясь к святоотеческим толкованиям, можем увидеть, что здесь отсутствует призыв развивать любовь к себе. Представьте, что кто-то скажет вам: научись летать, как птица, или научись плавать, как рыба. Значит ли это, что сначала мы должны научить птицу летать и рыбу плавать, а потом уже и самому освоить эту способность? Очевидно, нет. То же самое относится и к данным словам Христа. Он не говорит: «сначала научись любить себя, а потом полюби ближнего как себя», но опирается на любовь к себе как самоочевидную данность, как неоспоримый факт.
Можно ли доказать наличие большой любви к самому себе в каждом из нас? Очень просто. Пусть каждый честно ответит сам себе на следующие вопросы: за кем я ухаживаю и кому уделяю внимание больше всего в своей жизни? Кого я чаще всего кормлю, одеваю, укладываю спать, забочусь о его здоровье, беспокоюсь об успехах и неудачах, больше всего думаю? Ответ очевиден, в центре моей жизни главный объект внимания – я сам. Даже мои ближайшие родственники и дети, мои друзья и знакомые не получают и малой доли того, что я уделяю себе любимому. И это состояние характерно практически для всех людей, за малым исключением. Отличие между людьми лишь в том, насколько кто в этом преуспел. Так вот, евангельская заповедь – о том, чтобы теперь мы в такой же мере стали заботиться о ближнем: с таким же усердием переживать о его успехах и неудачах, кормить его, одевать, лечить и всячески о нем заботиться. Это и будет евангельская любовь к ближнему как к самому себе.
Если же мы поставим цель развивать не любовь к ближним, а именно к себе, то разрыв с ближними у нас увеличится еще больше. Чтобы исполнить вышеуказанную заповедь Христову, движение должно совершаться в противоположном направлении. Необходимо с помощью Божией отвергнуть себя ради Христа, отвергнуть свои греховные желания, отвергнуть свою поврежденную волю, осуществляя евангельские заповеди. Тогда в человека входит благодать Божия, которая преображает его самого и людей вокруг него. В любой современной приходской общине можно встретить немало преобразившихся людей, которые в той или иной степени избавились от греховной поврежденности, руководствуясь вышеуказанными евангельскими принципам. Конечно, в этом процессе много сложностей: бывают неудачи, повторные падения, заблуждения, однако эффективность очевидна.
Таким образом, разные ценностные и понятийные установки в христианстве и психологии формируют разную методологию, которая ведет порой в противоположные стороны, и возможность совмещения здесь выглядит весьма проблематично.
3.4. Методики «повышения самооценки»
Эти методики, с христианской точки зрения, – средства для взращивания гордости, самолюбия и эгоизма, что в корне противоречит христианскому учению о смирении, кротости и любви. Интернет переполнен предложениями пройти психологические тренинги по повышению самооценки, и вы не найдете там ни одного предложения для понижения самооценки, хотя людей с неоправданно высокой самооценкой великое множество.
В результате небольшого исследования в Интернете, при поиске тренингов по повышению самооценки Гугл выдал 221 тыс. ссылок, а Яндекс – более 4 млн. Затем было предложено отыскать тренинги по понижению самооценки. Обе поисковые программы стали настойчиво указывать, что допущена ошибка и слово «понижение» надо заменить на «повышение», но, убедившись, что формулировка запроса верная, они выдали соответственно 113 тыс. и 2 млн. ссылок, где опять предлагались тренинги и средства для повышения самооценки. Для понижения самооценки в Интернете не обнаружилось абсолютно ничего. Получается, что люди страдают только заниженной самооценкой, а завышенной – никогда. Однако житейский, христианский и пастырский опыт говорит, что это совсем не так. Людей с завышенной самооценкой очень много, но лечить их никто не собирается.
Попытки найти тренинги по стяжанию кротости, смирения также выдали нулевой результат. Поиск тренингов по стяжанию любви не осуществлялся, потому что поисковые программы выдадут миллионы ссылок на развратные сайты.
Очевидно, что существующие психологические методики по повышению самооценки невозможно согласовать с христианским учением о смирении и кротости, а данная проблема – тема для очень серьезного обсуждения психологов и богословов.
3.5. Отношение к жертвенности и альтруизму
В психологии постоянно муссируется тема «комплекса жертвы», «синдрома жертвы». Жертвенность рассматривается как невротическое состояние, которое нуждается в психокоррекции или лечении. В одной из статей на эту тему в качестве одного из признаков данного, как кажется автору, девиантного поведения предлагается считать использование клиентом фразы: «это мой крест». А одной из причин «комплекса жертвы» называется «пропаганда ‟жертвенности” в некоторых религиозных и морально-философских учениях, где страдание рассматривается в позитивном ключе, например, как способ очищения души, умение терпеть трудности является положительным качеством, а роль жертвы поощряется»[4].
Здесь не названо христианство, но оно на 100% подходит под это определение.
Действительно, тема жертвенности – ключевая в христианском мировоззрении и наполнена положительным содержанием. Давайте на мгновение представим, что было бы, если бы наш Спаситель воспринял подобные взгляды? Взошел бы Он на Крест? Христианская любовь жертвенна по своей сути. «Блаженнее отдавать, нежели принимать» (Деян. 20, 35), – говорится в Писании. «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15, 13). Цитаты можно продолжать долго. Если мы сейчас согласимся с негативным отношением к жертвенности, то мы рискуем не только не понять подвиг Христа, но и потерять суть христианства. Это глубокая ценностная проблема, и она неизбежна при сближении психологии и православного пастырства.
4. Различие в антропологических моделях, которые лежат в основании христианства и психологических учений
Если православное богословие имеет достаточно стройную и обоснованную в своих фундаментальных положениях антропологическую концепцию, то в области психологии мы этого не наблюдаем. Практически каждая крупная психологическая школа аксиоматически предлагает свое видение человека, которое лишь отчасти коррелирует с другими психологическими антропологиями, а часто находится в остром противоречии с ними.Очевидно, что взаимодействие пастырской практики и психологической возможно только при совпадения базовых ценностей и исходных антропологических моделей.
5. Отсутствие в психологическом дискурсе базовых христианских понятий: «Бог», «образ Божий», «душа», «грех», «добро», «зло» и др.
Православное богословие и пастырство немыслимы без этих категорий. Это важнейшие ценности христианства, поэтому плодотворное сотрудничество Православия в аспекте духовного развития людей с каким-либо гуманитарным учением, где наличие этих понятий ставится под сомнение, выглядит крайне проблематичным.В негуманитарных науках также нет вышеуказанных богословских понятий, но нет и априорных антропологических концепций, поэтому взаимодействие с ними, использование методик, например, из области математики, физики, химии, не может повлиять на пастырское отношение к человеку.
В психологии же существует масса аксиоматичных антропологических моделей, наполненных крайне спорным содержанием. Однако при использовании психологических методик неизбежно происходит трансляция соответствующей антропологии людям – это очень серьезная проблема для взаимодействия пастырства и психологии. Например, в некоторых методиках имплицитно присутствует и навязывается идея, что человек – это самодостаточное существо, а человеческое совершенство и счастье особого отношения к Богу не имеет.
6. Атеистические и антирелигиозные установки во многих психологических учениях
К сожалению, подавляющее большинство психологических учений не только атеистичны, но и рассматривают религиозных людей как больное сообщество, которое надо лечить, а религию – как причину болезней. Например, если психолог строго работает в психоаналитической парадигме, то смотрит на верующего человека, осознающего свою греховность, свою немощь без Бога, готового на жертвенную любовь, способного терпеть унижения и скорби ради Христа, как на больного.Удивительным образом в психологии делаются большие скидки для представителей буддизма, даосизма, каббализма, отчасти индуизма и оккультизма. Интеграция психологии с этими религиозными учениями бывает очень плотной, но объяснение этого кроется в том, что эти религиозные учения выстроены преимущественно на использовании человеческих ресурсов.
Известны попытки создать христианскую, православную, святоотеческую психологию. Это хорошая новость, но пока что эти направления не концептуализировались, поэтому взаимодействие с ними находится на начальном этапе.
7. Отсутствие глубокого осознания и навыков эффективного использования аскетического наследия Православной Церкви в современной пастырской практике
Если в предшествующих пунктах больше указывались проблемы в области психологии (как известно, всегда лучше видны соринки в чужом глазу, чем бревно в собственном), то теперь скажем о внутренней церковной проблеме, которая препятствует конструктивному взаимодействию Православия и психологии.На наш взгляд, проблема в том, что мы мало знаем и еще менее владеем духовным сокровищем, которое нам досталось от предыдущих поколений отцов-подвижников. Кое-как мы можем теоретически описать те или иные элементы духовной жизни и внутреннего мира человека, но когда переходим в сферу практики, то мало что умеем делать эффективно и в широком масштабе. Мало православных пастырей, которые могут научить правильной молитве, помочь искоренить страсти и насадить добродетели. Мало христиан, которые владеют этим искусством из искусств и наукой из наук.
Но это не проблема Церкви на концептуальном уровне, а проблема всех нас, живущих конкретно здесь и сейчас, проблема нашего нерадения. Многие православные христиане не осознают великую ценность духовного сокровища Православия, которое досталось нам от предыдущих поколений, поэтому начинают заискивать на стороне, стремятся убежать на сторону далече и наполнить свое чрево малопригодной пищей. Мы будто сидим на сундуке с сокровищами и при этом просим грязные медяки у прохожих. Этим мы позорим не только себя, но и святых отцов, которые нам это сокровище доверили.
8. Подмена пастырской практики психологическими методиками
Данная проблема является внутрицерковной. Она стремительно увеличивается в масштабе вследствие того, что ряд священнослужителей буквально очарованы сказочными возможностями психологических наработок, широко разрекламированных в популярной, по большей части недоброкачественной, литературе. Таким пастырям научная критика этих методик или незнакома, или сознательно игнорируется ради возможности и дальше пребывать в сладкой иллюзии радости, счастья и самодовольства. Начав со сравнения пастырских методов и психологических, они быстро переходят к их уравниванию, и дальше приходят к убеждению, что в современной церковной жизни психотерапия оказывается более эффективной, чем многовековой пастырский опыт. Кающиеся грешники в глазах таких священников превращаются в закомплексованных невротиков, а пастырь – в психотерапевта или еще хуже – помощника психотерапевта. Такие пастыри ставят невротический диагноз практически всем, включая святых, канонизированных Православной Церковью.Какие-либо аргументы очарованными пастырями не принимаются. Например, тот факт, что стремительный рост количества невротических расстройств за последние 50 лет происходит на фоне фантастического роста числа психологов, психотерапевтов, психологических тренингов, психбольниц, психологического медиаконтента, где в разной форме оказывается помощь невротическим личностям. Таким пастырям очень сложно осознать, что для психоаналитика религиозный человек – это невротик не по каким-то признакам, а по определению, потому что, как сказал основатель психоанализа, «Религия – это коллективный невроз». То есть общение с религиозным человеком – это общение с невротиком по определению, независимо от реального состояния верующего. А лечение такого невротика невозможно, если он не откажется от источника невроза – религии, а точнее, от веры в реального Бога.
Конечно, никакой психоаналитик не будет прямо призывать своего пациента к безбожию. Пациент придет к этому как бы сам после нескольких сеансов, где у него «откопают» детские травмы, расскажут о его комплексах и вариантах их сублимации. Постепенно в пациенте будет происходить, как это видится психоаналитикам, замена бессознательной тяги к Богу рациональной осознанностью. Будет понята иллюзорность и бесполезность религии для человека, которая, по выражению Фрейда, является «сладким или горько-сладким ядом отравы».
Не стоит думать, что антирелигиозный пафос характерен только для концепции Фрейда. Например, Карен Хорни, создавшая свое направление психоанализа, развивала такое же отношение к религии, но с помощью другой аргументации. Для нее религии принуждают своих последователей жить в соответствии с идеальным образом. Если верующие люди исполняют требования, то им обещается слава, если же отклоняются, то следует наказание. Бесконечная погоня за воплощением идеального образа неизбежно загоняет их в невротическое состояние, где «реальное» Я живет в постоянном напряжении, в разрыве или конфликте с «идеальным» недостижимым Я, как, например, это провозглашается в словах Христа: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5, 48). Вывод очевиден: религия – источник неврозов.
Можно понять психоаналитиков, которые, восприняв ущербную концептуальную установку, реализуют заложенные в ней антирелигиозные идеи, согласно тем обучающим программам, которые они усвоили. Но вызывают неизмеримо большее сожаление пастыри, которые, слепо следуя в фарватере разрекламированных психологических учений, не просто отрекаются от сути своего священнического призвания, но и становятся источником соблазна для своей паствы. К сожалению, уже немалое число подобных священников, погрузившись в освоение модных психологических методик, отреклись от священного сана и полностью переключились на психологическое консультирование.
У этого явления множество причин, но важнейшая – отсутствие глубокой веры в Бога и реального благодатного опыта пастырского служения. Уверен, что тот пастырь, который был свидетелем многократных преображений людей под воздействием благодати Божией через евангельскую жизнь и церковные таинства, никогда не променяет свое первородство на чечевичную похлебку (ср.: Быт. 25, 28–34).
Заключение
На наш взгляд, положительное психологическое знание в рамках духовного образования пастырей на данном этапе должно быть представлено следующими дисциплинами.1. История психологии, где давался бы критический обзор различных психологических концепций в их генезисе и неоднозначной, с христианской точки зрения, сути, как это уже делается в курсе истории философии и истории мировых религий.
2. Пастырская психиатрия, где будущие священники могли бы получать базовые представления о психических расстройствах, симптомах и способах взаимодействия с психиатрами для оказания помощи психически нездоровым людям.
3. Основы педагогики. Педагогика – это проекция психологического знания в область обучения, воспитания и развития детей. Здесь также есть проблемные места, но они не столь острые, поскольку реальная жизнь и огромный накопленный опыт существенно корректирует ошибочные педагогические идеи. Педагогика выглядит значительно более выверенной наукой в общем пространстве психологии, поэтому и ее плоды оказываются, по нашему мнению, более качественными и значимыми для будущих пастырей. Тем более что многим пастырям приходится организовывать воскресные школы на своих приходах, да и для воспитания собственных детей эти знания лишними не будут.
Что касается взаимодействия пастырского богословия с психологией в других сферах, то без продвижения в решении вышеуказанных проблем оно видится пока еще крайне сложным. Спорные, малоизученные, научно не обоснованные области психологии не должны напрямую предлагаться неподготовленным будущим пастырям, здесь требуется большая осторожность. Однако указанные проблемы – это важный повод для проведения совместных обсуждений, научно-богословских семинаров и конференций. Общение необходимо.
В области пастырского образования в духовных школах, на наш взгляд, главное перспективное направление – это не только теоретическое изучение, но и практическое освоение аскетического наследия Православной Церкви, которое применяется нами еще очень мало, – в этом ключ решения многих современных пастырских и церковных проблем. В ходе практического освоения духовного сокровища Церкви неизбежно происходит удивительное открытие: лучшие психологические методики, которые предлагаются православным пастырям, – это лишь жалкие подобия того, что в Православии уже давно есть.
Протоиерей Вадим Леонов,
кандидат богословия, доцент,
проректор по научно-богословской работе
Сретенской духовной академии
-
Верующая
- 1
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
