Разговоры «за жизнь»

На один из престольных праздников Оптиной пустыни – иконы Божией Матери «Спорительница хлебов», – здесь, в обители, отпевают щедрого всегда на помощь да благовестие иеродиакона Илиодора (Гариянца). Хлебосольного, многих за своими знаменитыми чаепитиями обратившего ко Христу. Вот несколько отрывков из его знаменитых разговоров «за жизнь».




Весь этот мир – бутафория

Всю свою юность я искал смысл в жизни. Истину. Вот, мне дана жизнь… Кому я ее должен посвятить? Когда говорят: мне бы вот только дом построить, – это всё меркантильное… Да даже ребенка родить, – когда вот так, в единственном числе: ребенка, – может, это всё опять же о себе, любимом: как с куклой, порадоваться-поиграть, да в старости чтобы было кому дохаживать… Где здесь идея служения?
Я испытывал всякие сферы: искусства, науки, экономики… Это всё не то. Нигде там сущностных ответов я не нашел. Я тогда, помню, в театрах был завсегдатаем. И вот, позвали меня за кулисы, я пришел, а там декорации разбирают… «Вот так весь этот мир – бутафория», – как-то ёкнулось мне. Но тогда я положительного ответа еще не нашел. Просто стало уже как-то на уровне ощущений понятно: ничего здесь нет постоянного. Тут же всё так и называется: «эта временная земная жизнь». Никто же из нас в командировке не бросается обживаться. Глупо как-то. А мы никто и не знаем, на какой срок каждый из нас командирован сюда…

Не скажу, что я сам к вере пришел. Никто сам не приходит к вере. Всех Господь приводит

Не скажу, что я сам к вере пришел. Никто, наверно, сам не приходит к вере. Всех Господь приводит. Иногда за уши. Через скорби, болезни. Я тоже всё это испытал. Хотя, думаю, любой человек, наделенный разумом, – если он этим разумом вообще пользуется, – должен жить осмысленно. Потому как, говорят, жив ты или мертв, не имеет особого значения, важно только то, ради чего ты живешь и ради чего готов умереть. Вот и всё. Определись. А дальше – всё уже дело Промысла Божиего.
«Человек, – говорил Иоанн Златоуст, – может быть неверующим только по двум причинам: либо он человек ограниченный, либо человек очень грешный». Господь стоит у дверей каждого сердца. «Се, стою у двери, и стучу: если кто услышит голос Мой, и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною» (Откр. 3, 20). Все наши перипетии – от того, что Богу не открываем.

Молитва матери

Ответ на все свои вопросы я получил только тогда, когда оказался в Загорске. В келлии старца Кирилла (Павлова). Но сначала, помню, заруливаю на заправку. А у меня там вдруг мужики спрашивают:
– Чё ты бледный такой? У тебя кто-то умер?
– Да нет… А какой сегодня день? – вспоминаю…
– 22 марта.
А в этот день у меня мама умерла. Это память мучеников Севастийских. Об этом-то я потом уже узнал. А тогда так и говорю мужикам: годовщина мамы…
– О! Помянем! Выпить можно. Только ты это… Постой. Сходи в церковь, свечку за нее поставь.
А я тогда в церковь еще не ходил. «Ну, бутылку, – думаю, – пойду возьму. А в церковь-то как зайти?» Подъезжаю к лавре. А там из святых врат монахиня выходит.
– Бабушка-бабушка! – бросаюсь я к ней, деньги вручаю. – Можете, это… Свечку поставить за маму мою…
– Да нет, ты сам пойди поставь, – отвечает – и пошла себе.
«Ох, какая»… Захожу в лавру. Глянул – а там этот величественный Успенский собор, – аж дух захватило. И первые слова: «Почему я здесь раньше не был». В храм зашел, а там «Честнейшую Херувим» поют. Все на коленях. Плачут. Молодежь-семинаристы, старушки примерно возраста, как моя мать была бы… Тут у меня всё в душе и перевернулось.
Стал я в церковь ходить. Вот так меня молитва матери и спасла.
Потом меня в этот день ее памяти, на Севастийских мучеников, в честь одного из них – Феофила, – в Оптиной пустыни и постригли. Так я с батюшкой Илием (Ноздриным), – носящим имя и в монашестве, и в схиме тоже Севастийских мучеников, – и остался.

Это и есть выбор человека: храм или ресторан, выпить пойти или помолиться

Вот это и есть выбор человека: храм или ресторан, выпить пойти или помолиться. Это как здесь уже, в Оптиной, автобусы приезжают. Встречаешь. «Здравствуйте, батюшка!» – и сразу же: «А где мы будем спать? А где мы будем есть?» – «Слушайте, привет!!! – уставишься на них.
– А никто из вас не спрашивает: где мы будем молиться?!»
Или однажды я с одной паломнической группой говорил-говорил, чуть ли не весь Ветхий-Новый Заветы перебрал, а потом: «Ну, что, – спрашиваю, – вопросы есть?» И тут одна руку тянет: «А вам жениться уже нельзя?…» Всё!!! Женщины есть женщины. Но чадородием женщины спасаются (ср. 1 Тим. 2, 15). А нас по их молитвам Господь обращает, – вот как всё премудро устроено.
Да ты пороху еще не нюхал, если со своими страстями не воевал…

Со странички епископа Козельского Никиты Ананьева
« О пантеизме Эйнштейна
Они уже настрадались »
  • +8

Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.