Ольга Кормухина о вере и Боге
Певица Ольга Кормухина сначала покоряла нас своим голосом, красотой и талантом. Теперь ко всему вышеперечисленному добавила и свой опыт духовной жизни.
Для меня поиск Бога — это поиск правды и любви, которых мне всегда в жизни не хватало. Причём я всегда знала, что со мной в 33 года случится что-то очень важное, жизнь моя изменится.
Мы же по духовной стезе все гуляли, как хотели. И кришнаизмом увлекались, и буддизм практиковали. У нас половина Гнесинки в астрал выходило. Помню, блюдечки двигали раза два. Думали, что идём к свету, а сами блуждали в потёмках.
В детстве я в карты играла и гадала очень хорошо. В 16 лет резко перестала. Бабушка моя (она была верующая) заметила это и сказала:
«Ни в коем случае».
И как отрезало.
У нас была одна знакомая женщина, монахиня в миру. У неё был постриг тайный. До этого она была убеждённой коммунисткой, и был случай, когда она пережила клиническую смерть. Это произошло у неё дома.
Она описывала это так:
«Это была абсолютная темнота и пустота, и жуткий страх. Я не понимала, где я, и что со мной происходит. И вдруг услышала голос: «Ты будешь находиться здесь вечно». И мне стало так страшно, что я взмолилась Богу, в которого не верила: «Господи, верни меня, пожалуйста, на землю. Я всю жизнь тебе посвящу».
Когда я приехала в Троице-Сергиеву лавру к отцу Науму, я выписала все свои грехи с шестилетнего возраста, как мне и сказала монахиня Серафима, целую тетрадку. Когда мы подошли к старцу, он меня спросил: „Вы кто?“ Я ответила: «Я – певица». И думаю: сейчас отправит в какой-нибудь монастырь петь на клиросе. А он мне говорит: «Ну, вот и пой… Что ты тут себе накрутила?» и показывает на мою голову. А у меня под платком заколка, я и не поняла… Потом Серафима мне объяснила, что он мысли мои прочитал.
Батюшка благословил меня оставаться на своём месте.
Серафима ещё сказала: «Монастырь… А ты думаешь: захотел и пошёл? До монастыря дорасти надо. Туда не каждого берут. Монастырь — это не подвиг, а великая честь».
»Батюшка благословил меня оставаться на своём месте", — вспоминает Ольга. — «Говорят, что Господь долго ждёт, а потом больно бьёт. Он меня хорошо подстегнул. Я просто взвыла. И уже невозможно было не ехать. Если бы мне сказали, что к этому старцу надо ползти по-пластунски по минному полю, я бы поползла… на остров Залит к отцу Николаю (Гурьянову).
Самый главный груз у меня тогда был — уход папы. Я тогда впервые начала читать молитву «Отче наш», когда он лежал в коме девять дней. У него слёзы текли из глаз, у практически неживого человека. Это были очень сильные впечатления.
Когда батюшка мне сказал: «А и не будет у тебя детей»… Я вдруг поняла: а ведь в этом правда. А ведь я заслужила, я сделала аборт. Это же убийство. И я ещё смею награды просить. Ребенок — это же награда.
Я вспоминала слова мамы, которая мне говорила, что для женщины нет счастливее момента, когда приходишь домой, а тебя обнимают детские ручонки.
И когда отец Николай (Гурьянов) сказал, что не будет у меня детей, я рыдала от того, что это очень справедливо. Это правда Божья. Я наказана. Я сама себя наказала.
Он сам внутренне плакал. А потом сказал: «Господь сделает, как ты хочешь». Господь сделал гораздо больше, чем я могла даже мечтать.»
Мы с подругой ходили на Даниловское кладбище и просили у Матронушки: она – квартиру, я — ребёнка. Она сейчас живёт в двухкомнатной квартире в Москве, а у меня дочка родилась (Ольга в 40 лет родила дочь Анатолию — примеч. авт.).
Когда я приехала к отцу Николаю, я поняла, что я — тот самый блудный сын, который мотался годами, профукал всё своё имущество, внутреннее имеется в виду. Ничего хорошего не приобрёл в своих фейерверках и праздниках, и скитаниях. И вот, наконец, вернулся домой к любящему отцу, который никогда не лгал и никогда не солжёт.
Мы в семье очень жёстко переболели этим вирусом. Маму еле спасли. Я тоже задыхаться начала. В эту ночь я думала: «Как странно. Я всегда представляла, что когда буду умирать, буду готовиться: храм, исповедь, причастие… А тут ни храма, ни исповеди, ни причастия…»
Думала, с чем я сейчас приду? Ни любви, ни правды не стяжала. Лгала, лукавила… И что же я принесу в итоге? И вдруг я поняла, что, кроме жадного желания правды и готовности пострадать, у меня ничего нет.
Все эти заслуги какие-то, песни, стихи, поступки… Да, наверное, они имели смысл. Но они имели смысл настолько, насколько они приближали меня к правде и любви.
Болезнь была для меня моим личным Апокалипсисом. Для того она и нужна мне была, чтобы лишний раз напомнить: не погрязай в мелочах.
Так и живём мы все: идём по темной улице, на которой находятся редкие фонари, которые не дают сбиться с пути. Почувствовал любовь и правду — ты под фонарём. А потом опять по тёмной улице до следующего фонаря. И не важно, кто зажигает эти фонари — отец Николай, к примеру, или какие-то скорби, болезни, события… Важно, чтоб они были… Что они есть.
«Господь сделал гораздо больше того, чем я могла даже мечтать», — говорит Ольга Кормухина.
Для меня поиск Бога — это поиск правды и любви, которых мне всегда в жизни не хватало. Причём я всегда знала, что со мной в 33 года случится что-то очень важное, жизнь моя изменится.
Мы же по духовной стезе все гуляли, как хотели. И кришнаизмом увлекались, и буддизм практиковали. У нас половина Гнесинки в астрал выходило. Помню, блюдечки двигали раза два. Думали, что идём к свету, а сами блуждали в потёмках.
В детстве я в карты играла и гадала очень хорошо. В 16 лет резко перестала. Бабушка моя (она была верующая) заметила это и сказала:
«Ни в коем случае».
И как отрезало.
У нас была одна знакомая женщина, монахиня в миру. У неё был постриг тайный. До этого она была убеждённой коммунисткой, и был случай, когда она пережила клиническую смерть. Это произошло у неё дома.
Она описывала это так:
«Это была абсолютная темнота и пустота, и жуткий страх. Я не понимала, где я, и что со мной происходит. И вдруг услышала голос: «Ты будешь находиться здесь вечно». И мне стало так страшно, что я взмолилась Богу, в которого не верила: «Господи, верни меня, пожалуйста, на землю. Я всю жизнь тебе посвящу».
Когда я приехала в Троице-Сергиеву лавру к отцу Науму, я выписала все свои грехи с шестилетнего возраста, как мне и сказала монахиня Серафима, целую тетрадку. Когда мы подошли к старцу, он меня спросил: „Вы кто?“ Я ответила: «Я – певица». И думаю: сейчас отправит в какой-нибудь монастырь петь на клиросе. А он мне говорит: «Ну, вот и пой… Что ты тут себе накрутила?» и показывает на мою голову. А у меня под платком заколка, я и не поняла… Потом Серафима мне объяснила, что он мысли мои прочитал.
Батюшка благословил меня оставаться на своём месте.
Серафима ещё сказала: «Монастырь… А ты думаешь: захотел и пошёл? До монастыря дорасти надо. Туда не каждого берут. Монастырь — это не подвиг, а великая честь».
»Батюшка благословил меня оставаться на своём месте", — вспоминает Ольга. — «Говорят, что Господь долго ждёт, а потом больно бьёт. Он меня хорошо подстегнул. Я просто взвыла. И уже невозможно было не ехать. Если бы мне сказали, что к этому старцу надо ползти по-пластунски по минному полю, я бы поползла… на остров Залит к отцу Николаю (Гурьянову).
Самый главный груз у меня тогда был — уход папы. Я тогда впервые начала читать молитву «Отче наш», когда он лежал в коме девять дней. У него слёзы текли из глаз, у практически неживого человека. Это были очень сильные впечатления.
Когда батюшка мне сказал: «А и не будет у тебя детей»… Я вдруг поняла: а ведь в этом правда. А ведь я заслужила, я сделала аборт. Это же убийство. И я ещё смею награды просить. Ребенок — это же награда.
Я вспоминала слова мамы, которая мне говорила, что для женщины нет счастливее момента, когда приходишь домой, а тебя обнимают детские ручонки.
И когда отец Николай (Гурьянов) сказал, что не будет у меня детей, я рыдала от того, что это очень справедливо. Это правда Божья. Я наказана. Я сама себя наказала.
Он сам внутренне плакал. А потом сказал: «Господь сделает, как ты хочешь». Господь сделал гораздо больше, чем я могла даже мечтать.»
Мы с подругой ходили на Даниловское кладбище и просили у Матронушки: она – квартиру, я — ребёнка. Она сейчас живёт в двухкомнатной квартире в Москве, а у меня дочка родилась (Ольга в 40 лет родила дочь Анатолию — примеч. авт.).
Когда я приехала к отцу Николаю, я поняла, что я — тот самый блудный сын, который мотался годами, профукал всё своё имущество, внутреннее имеется в виду. Ничего хорошего не приобрёл в своих фейерверках и праздниках, и скитаниях. И вот, наконец, вернулся домой к любящему отцу, который никогда не лгал и никогда не солжёт.
Мы в семье очень жёстко переболели этим вирусом. Маму еле спасли. Я тоже задыхаться начала. В эту ночь я думала: «Как странно. Я всегда представляла, что когда буду умирать, буду готовиться: храм, исповедь, причастие… А тут ни храма, ни исповеди, ни причастия…»
Думала, с чем я сейчас приду? Ни любви, ни правды не стяжала. Лгала, лукавила… И что же я принесу в итоге? И вдруг я поняла, что, кроме жадного желания правды и готовности пострадать, у меня ничего нет.
Все эти заслуги какие-то, песни, стихи, поступки… Да, наверное, они имели смысл. Но они имели смысл настолько, насколько они приближали меня к правде и любви.
Болезнь была для меня моим личным Апокалипсисом. Для того она и нужна мне была, чтобы лишний раз напомнить: не погрязай в мелочах.
Так и живём мы все: идём по темной улице, на которой находятся редкие фонари, которые не дают сбиться с пути. Почувствовал любовь и правду — ты под фонарём. А потом опять по тёмной улице до следующего фонаря. И не важно, кто зажигает эти фонари — отец Николай, к примеру, или какие-то скорби, болезни, события… Важно, чтоб они были… Что они есть.
«Господь сделал гораздо больше того, чем я могла даже мечтать», — говорит Ольга Кормухина.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
0
Всё правильно.
- ↓
0
Достойная женщина!
- ↓
