Об одиночестве желанном и тягостном
Тяжело человеку одному, когда нет объекта любви. Некого любить, невозможно пережить счастье согласия. Ведь Сам Господь пребывает в любви и согласии как Нераздельная Троица; Бог Отец, Бог Сын, Бог Святой Дух.
В Книге Бытия читаем: «И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему» (Быт. 2:18). Таким обратом, получила благословение первая семья, и человек смог переживать счастье любви не только к Богу как существу высшему, но и к равноценной личности — другому человеку. И если такая общность, как семья, есть, по уверениям святых отцов, остаток рая на земле, то одиночество, по некоторым свидетельствам, — одна из адских мук. Так, мучимый в аду грешник, по воле Божией отвечавший земному человеку, говорил, что для них (находящихся в аду) величайшая отрада — увидеть лицо другого человека, стоящего рядом (Житие святого Макария Великого). Только увидеть!
Мучительно и здешнее земное одиночество. Поэтому одинокий человек, сирота, вдовица, странник, чужеземец, волей Божией занесённый в соседство к нам, всегда вызывали сочувствие и жалость, желание помочь.
Можно заметить, что не всегда причиной сердечной скорби одинокого человека является более тяжёлое, чем у семейных, материальное положение или неустроенность быта, отсутствие защиты от недобрых людей и обстоятельств.
Часто одиночество переживается как невостребованность, невозможность приложить свои силы. «Не для кого стараться», — говорят иногда. Переживается одиночество как невозможность разделить с кем-то горе и радость. Одиночество переживается и как невозможность единомыслия с кем-то, кто хотя и рядом, но не понимает нас, не единомыслен с нами. Разное бывает одиночество, но никто на земле не избегнет пережить его хотя бы совсем мимолётно. Да было бы и жестоко лишить человека этой скорби- печали, за которой, как и за всеми скорбями нашими, — святая и благая воля Божия о нас.
Православный человек, оказываясь в какой-либо горестной ситуации, привык обращаться к себе с вопросом: «Чего ждёт Господь от меня в этом искушении? Как мне достойно решить задачу, поставленную передо мной?»
Попробуем и мы задать себе этот вопрос. Сетуя на своё незваное одиночество, вспомним, что то же одиночество бывает и желанным. Монашество. Моно — значит один. Монах — одинокий. Собственно, монашество как образ жизни появилось давно. Желание постоянно быть с Богом, желание сосредоточенной, ничем не рассеиваемой молитвы — беседы с Господом, стремление посредством молитвы и размышления познать Его и освятить себя подвигало некоторых христиан обрекать себя на одинокую жизнь и даже искать уединения в удалении от общества ещё на заре христианства.
Наверное, каждый замечал, как молитва ищет одиночества. Любой из нас желает хотя бы на некоторое время остаться один на один с Господом. Даже в семье, которую мы называем малой Церковью, совместная семейная молитва не исчерпывает нашего молитвенного стремления. Ведь, соединённые в одну плоть, мы все же остаёмся отдельными духовными единицами, не теряем своих особенностей, личных качеств.
«Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне» (Мф. 6:6), — сказал Спаситель, и не единожды в день мы входим в комнату и затворяем дверь, если даже комната эта наше сердце. Не единожды в день наши глаза и уши, наши чувства закрыты для мира.
Сам Спаситель уединялся на сорок дней в пустыне для молитвы. Для молитвы уходил Он и на гору Фавор, взяв с Собой только троих учеников. В Гефсиманском саду Спаситель, отделив опять же только троих из двенадцати, удалился с ними, а потом покинул и этих троих. Он «отошел от них на вержение камня, и, преклонив колени, молился…» (Лк. 22:41), — читаем в Евангелии. Любое действие, требующее участия всего человека, всего сердца его, всей души и всего разумения, требует и одиночества.
Постом мы очищаем себя, мы воздерживаемся не только от некоторой пищи, но ограничиваем себя и в общении. Нет шумных и весёлых дружеских застолий. Меняется и сам характер бесед. Супруги воздерживаются от близких отношений. Не в почёте долгие гостевания. Даже телевизор мы исключаем из нашего быта. И все это добровольное ограничение не тяготит верующих, ведь время поста — это время серьёзной духовной работы.
Значит, для каждого человека одиночество бывает желанным или, по крайней мере, не тягостным. Если оно необходимо для спасения.
Но посмотрите, быть может, и наше вынужденное одиночество не чуждо Божией заботе о нас и дано нам для спасения и спасения любимых нами.
Вот пример. В начале прошлого века в Петербурге умер придворный певчий, полковник. Умер неожиданно, оставив молодую вдову Ксению. Можно сказать, что в этот день умерли два человека: муж и жена. Ксения совершенно изменила свою жизнь. Любовь к мужу она проявляла не в горестных воздыханиях и сетованиях, не в глубоком трауре, а в заботе о его загробной участи: в молитвах и щедрой милостыне. Известно, что милостыня искупает многие грехи. «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут», — обещал Спаситель, и Ксения, вопреки неуместной заботе родных, раздала почти все, что имела. Сама же, отрекшись благ мира сего — общественного положения, имущества, крова, доброй одежды, внешнего ума и красоты, — украсила себя редким и трудным подвигом юродства. За свои добрые дела блаженная не хотела себе никакой награды. Она любила, чтобы её называли именем её покойного мужа, дабы благодарность людская прилагалась не к ней, а к нему.
Жизненная катастрофа не помрачила рассудок молодой женщины, а напротив, правильно приняв волю Божию, она просветилась светом Христовым. Святая блаженная Ксения Петербургская, моли Бога о нас.
Это один пример. А вот другой. В Московском Кремле взрывом бомбы был убит московский градоначальник Великий князь Сергей Александрович Романов. Его супруга, Великая княгиня Елизавета Феодоровна, удивительно мужественно перенесла потерю горячо любимого мужа. И здесь любовь проявилась в заботе о душе погибшего: в молитве и щедрой милостыне. В горе Господь становится ближе, и, однажды ощутив эту близость, мы не хотим терять её. Елизавета Феодоровна оставила многие попечения и заботы, связанные с придворной жизнью Великой княгини и сестры Государыни. Она основала Марфо-Мариинскую обитель и все свои силы отдавала служению ближним, подвизаясь в госпиталях, тюрьмах, утешая, вразумляя и молясь за скорбных и обременённых.
Такой она была до последних минут своей жизни. Во время мучительной казни, на которую её обрекли безбожники большевики, она молилась, помогала страдавшим вместе с ней. Один из казнённых был впоследствии найден с искусно наложенной её рукой перевязкой. Её чудный голос, певший псалмы Давида, умолк лишь с последним дыханием.
Православная Церковь прославила преподобно-мученицу Великую княгиню Елизавету в лике святых. Было ли се одиночество мучительным? Скорее всего, нет. Ушёл муж, но ближе стал Господь. Многие сильные душевные переживания, свойственные человеку: горечь утраты, разлуки, одиночества даны нам не для того, чтобы угнетать наш дух, склонять к унынию. Это чувство, скорее, призыв к действию. Не следует нам пытаться избавиться от этих переживаний, отталкивать их, искать забвения.
Однажды меня попросили отслужить панихиду на могиле. Просительница, ветхая уже старушка, ввела меня в оградку семейного захоронения, где находилось несколько могил. Некоторые из них имели на памятной дощечке по два и по три имени. «Кто же у тебя здесь похоронен?» — спросил я. — «Да все мои здесь. Отец, мать, муж. Это первый сын. Вот невестка, это дочь. Сын. Внуки… — перечисляла бабушка. — Всех похоронила, одна теперь». — «Сколько же тебе лет?» — «Да уж девяносто второй, — вздохнула она. — И чего живу?» Действительно, казалось, жить бы тем детям и внукам, а не этой уставшей от лет женщине. Вспомнил я, что часто вижу её в церкви на службе и не в первый раз иду с ней на могилки. Молится она, молится одна из всего рода. Значит, нужна им её молитва. Сами-то они стали бы молиться о своих ушедших, да и о себе? Не знаю. А к ней, вдове-молитвеннице, вполне можно отнести слова Апостола: «Истинная вдовица и одинокая надеется на Бога и пребывает в молениях и молитвах…» (1 Тим. 5:5).
Одинокому человеку легче прилепиться к Церкви. Одинокий много может сделать ради Христа. Человек, не связанный семейными обязанностями или не имеющий в семье какого-то постоянного большого дела, иногда берётся помогать в своём приходском храме и обретает в нем и дом, и семью, и спасение. «Бог одиноких вводит в дом» (Пс. 67:7). В Божием доме можно найти множество дел, работ и забот. Мыть, учить, стирать, считать, рисовать, красить, готовить еду, читать, петь, шить, строить… Здесь любая работа соединена с мыслью о Боге, с молитвой. Всякое дело ради Христа растворяет горечь одиночества.
Уход за больными, милостыня, забота о храме, посещение одиноких и скорбных — все это приближает нас к Господу, значит и к радости. Как женщина-христианка, имеющая детей, спасается послушанием закону и чадородием (1 Тим. 2:15), так не имеющая детей, одинокая женщина спасается послушанием — терпением воли Божией и добрыми делами. И часто «у оставленной гораздо более детей, нежели у имеющей мужа» (Гал. 4:27), если эти дети — добрые дела, дела спасения.
Подумаем, быть может, наше одиночество лишь зов к более активной любви к Богу и ближнему?
Мне хочется рассказать, как началось и как окончилось одиночество раба Божия Евгения Ш.
Семейная жизнь Евгения сложилась не совсем обычно. Его жену, гражданку другого государства, обязали выехать из нашей страны. Супруги имели двоих маленьких детей, которых мать вынуждена была взять с собой. Разлука могла продлиться неопределённо долго. Было это ещё при советском режиме, и, по имевшемуся законодательству, муж не мог даже навестить свою жену. История печальная, и что же?..
Многие прихожане московских храмов и Троице-Сергиевой лавры помнят и молятся о рабе Божием Евгении. Его никогда не видели унывающим. Казалось, что он знал всю православную Москву, обо всех молился. Он был каким-то всеобщим крестным. Привёл в Церковь и помог воцерковиться множеству людей. Его синодик (поминальный список) был необычайно длинным. Приходилось не раз слышать о чем-то долгом или длинном: «О, это длиной с Женин синодик». Имена, написанные в тетради, были для него живыми. Если, зная его как молитвенника, его просили помолиться о человеке, попавшем в беду или необычайные обстоятельства, то Евгений обязательно записывал имя в свою тетрадку, иногда поминал годами, не забывая тех жизненных обстоятельств, в связи с которыми ему назвали это имя. Часто спрашивал: «А как поживает такой-то, выздоровел? Что он поделывает сейчас?» Поистине, «у оставленной гораздо более детей, нежели у имеющей мужа».
Почти не имеющего родственников в Москве, проводить его в последний путь пришли многие. Священник известного московского храма, где отпевали Евгения, сказал, что никогда не видел такой многолюдной заупокойной службы.
Правда, характеры бывают разные. Одни люди общительны и энергичны, другие застенчивы.
Горит, как маленькая свечечка, православная душа к Господу, горит, мерцает, освещая лишь малое пространство рядом с собой. И почти никто не знает, не видит, как совершается спасение этой кроткой и смиренной души. Дал человеку Господь крест — неизлечимую болезнь или одиночество (оно ведь тоже почти болезнь), и терпит человек, несёт свой крест без ропота. И, конечно, такое сиротство, нищета одиночества привлекает Божие милосердие. «Призри на меня и помилуй меня, ибо я одинок…» (Пс. 24:16). Терпение своего креста — это один из путей к спасению.
Лет десять назад умер чтец одной московской церкви, уже очень пожилой человек. Был он одинок. Тихий, скромный, совсем незаметный. Не имел никакой профессии. Служил, где придётся, и молился. Последние годы работал чтецом в храме. Безропотно нёс он свой крест одиночества, видимо, не очень-то лёгкий. Таинственно и невидимо для окружающих совершается восхождение человека к Богу. Но, встречая таких кротких и смиренных сердцем людей, как Леонид В., понимаешь буквальность слов апостола Павла: «…доколе не изобразится в вас Христос» (Гал. 4:19). Спокойно и мирно отошёл к Господу Леонид. После него осталось много стихов. Из них понятнее стал нам этот милый человек. Не тоской, не унынием наполнены их строки. В них тихая и умная печаль одиночества.
Как чувство боли телесной дано нам для нашего блага, чтобы остановить какое-либо опасное действие или указать на скрытую болезнь, так и душевные скорби и утеснения призваны остановить нас на гибельном пути, разбудить, отрезвить. Хорошо, когда мы можем понять это.
Один отец, умирая, позвал к себе сына, отличавшегося беспутной жизнью и не поддающегося никаким вразумлениям. «Сын мой, — сказал старик, — я оставляю тебе большое наследство, но прошу тебя выполнить мою последнюю просьбу. Сорок дней после моей смерти приходи сюда, в эту комнату, и сиди в ней совсем один три часа». Сын обещал, и после смерти отца приступил к исполнению обещанного. Первые дни юноша нервничал, ходил из угла в угол, ждал с тоской, когда же пройдёт урочное время, представляя себе все радости и утехи, что ждали его за дверью. Потом он смирился, стал проводить неизбежное время одиночества спокойнее. Затем принялся размышлять о себе, о своей греховной жизни, о жизни других, о советах и упрёках почившего родителя. К тому времени, как истекли сорок дней, юноша совершенно переменился и вошёл в разум. Далее он стал вести жизнь степенную и не растратил, как многие ожидали, отцовского наследства, а умным ведением хозяйства приумножил его. Эта история, рассказанная одним старцем, говорит нам о необходимости одиночества для осмысления себя. Для раскаяния. С этой же целью мы ставим ребёнка на некоторое время в угол. А некогда военная и чиновничья Россия знала гауптвахту и домашний арест. Смысл в них тот же: одумайся! Спаситель не случайно говорил Апостолам: «А что вам говорю, говорю всем: бодрствуйте» (Мк. 13:37). Святые отцы повторяют нам о постоянном трезвении. Такому пробуждению от житейского сна, отрезвлению от страстей способствует именно одиночество.
Как бы горьки ни были для нас смерть близкого человека, разлука, ограничение общения, вспомним, что все это совершается не без ведома Начальника жизни. И если мы верим в благость и спасительность для нас воли Божией, то и в самые горестные минуты скажем: «Господи, да будет воля Твоя». Аминь.
Протоиерей Сергий Николаев
В Книге Бытия читаем: «И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему» (Быт. 2:18). Таким обратом, получила благословение первая семья, и человек смог переживать счастье любви не только к Богу как существу высшему, но и к равноценной личности — другому человеку. И если такая общность, как семья, есть, по уверениям святых отцов, остаток рая на земле, то одиночество, по некоторым свидетельствам, — одна из адских мук. Так, мучимый в аду грешник, по воле Божией отвечавший земному человеку, говорил, что для них (находящихся в аду) величайшая отрада — увидеть лицо другого человека, стоящего рядом (Житие святого Макария Великого). Только увидеть!
Мучительно и здешнее земное одиночество. Поэтому одинокий человек, сирота, вдовица, странник, чужеземец, волей Божией занесённый в соседство к нам, всегда вызывали сочувствие и жалость, желание помочь.
Можно заметить, что не всегда причиной сердечной скорби одинокого человека является более тяжёлое, чем у семейных, материальное положение или неустроенность быта, отсутствие защиты от недобрых людей и обстоятельств.
Часто одиночество переживается как невостребованность, невозможность приложить свои силы. «Не для кого стараться», — говорят иногда. Переживается одиночество как невозможность разделить с кем-то горе и радость. Одиночество переживается и как невозможность единомыслия с кем-то, кто хотя и рядом, но не понимает нас, не единомыслен с нами. Разное бывает одиночество, но никто на земле не избегнет пережить его хотя бы совсем мимолётно. Да было бы и жестоко лишить человека этой скорби- печали, за которой, как и за всеми скорбями нашими, — святая и благая воля Божия о нас.
Православный человек, оказываясь в какой-либо горестной ситуации, привык обращаться к себе с вопросом: «Чего ждёт Господь от меня в этом искушении? Как мне достойно решить задачу, поставленную передо мной?»
Попробуем и мы задать себе этот вопрос. Сетуя на своё незваное одиночество, вспомним, что то же одиночество бывает и желанным. Монашество. Моно — значит один. Монах — одинокий. Собственно, монашество как образ жизни появилось давно. Желание постоянно быть с Богом, желание сосредоточенной, ничем не рассеиваемой молитвы — беседы с Господом, стремление посредством молитвы и размышления познать Его и освятить себя подвигало некоторых христиан обрекать себя на одинокую жизнь и даже искать уединения в удалении от общества ещё на заре христианства.
Наверное, каждый замечал, как молитва ищет одиночества. Любой из нас желает хотя бы на некоторое время остаться один на один с Господом. Даже в семье, которую мы называем малой Церковью, совместная семейная молитва не исчерпывает нашего молитвенного стремления. Ведь, соединённые в одну плоть, мы все же остаёмся отдельными духовными единицами, не теряем своих особенностей, личных качеств.
«Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне» (Мф. 6:6), — сказал Спаситель, и не единожды в день мы входим в комнату и затворяем дверь, если даже комната эта наше сердце. Не единожды в день наши глаза и уши, наши чувства закрыты для мира.
Сам Спаситель уединялся на сорок дней в пустыне для молитвы. Для молитвы уходил Он и на гору Фавор, взяв с Собой только троих учеников. В Гефсиманском саду Спаситель, отделив опять же только троих из двенадцати, удалился с ними, а потом покинул и этих троих. Он «отошел от них на вержение камня, и, преклонив колени, молился…» (Лк. 22:41), — читаем в Евангелии. Любое действие, требующее участия всего человека, всего сердца его, всей души и всего разумения, требует и одиночества.
Постом мы очищаем себя, мы воздерживаемся не только от некоторой пищи, но ограничиваем себя и в общении. Нет шумных и весёлых дружеских застолий. Меняется и сам характер бесед. Супруги воздерживаются от близких отношений. Не в почёте долгие гостевания. Даже телевизор мы исключаем из нашего быта. И все это добровольное ограничение не тяготит верующих, ведь время поста — это время серьёзной духовной работы.
Значит, для каждого человека одиночество бывает желанным или, по крайней мере, не тягостным. Если оно необходимо для спасения.
Но посмотрите, быть может, и наше вынужденное одиночество не чуждо Божией заботе о нас и дано нам для спасения и спасения любимых нами.
Вот пример. В начале прошлого века в Петербурге умер придворный певчий, полковник. Умер неожиданно, оставив молодую вдову Ксению. Можно сказать, что в этот день умерли два человека: муж и жена. Ксения совершенно изменила свою жизнь. Любовь к мужу она проявляла не в горестных воздыханиях и сетованиях, не в глубоком трауре, а в заботе о его загробной участи: в молитвах и щедрой милостыне. Известно, что милостыня искупает многие грехи. «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут», — обещал Спаситель, и Ксения, вопреки неуместной заботе родных, раздала почти все, что имела. Сама же, отрекшись благ мира сего — общественного положения, имущества, крова, доброй одежды, внешнего ума и красоты, — украсила себя редким и трудным подвигом юродства. За свои добрые дела блаженная не хотела себе никакой награды. Она любила, чтобы её называли именем её покойного мужа, дабы благодарность людская прилагалась не к ней, а к нему.
Жизненная катастрофа не помрачила рассудок молодой женщины, а напротив, правильно приняв волю Божию, она просветилась светом Христовым. Святая блаженная Ксения Петербургская, моли Бога о нас.
Это один пример. А вот другой. В Московском Кремле взрывом бомбы был убит московский градоначальник Великий князь Сергей Александрович Романов. Его супруга, Великая княгиня Елизавета Феодоровна, удивительно мужественно перенесла потерю горячо любимого мужа. И здесь любовь проявилась в заботе о душе погибшего: в молитве и щедрой милостыне. В горе Господь становится ближе, и, однажды ощутив эту близость, мы не хотим терять её. Елизавета Феодоровна оставила многие попечения и заботы, связанные с придворной жизнью Великой княгини и сестры Государыни. Она основала Марфо-Мариинскую обитель и все свои силы отдавала служению ближним, подвизаясь в госпиталях, тюрьмах, утешая, вразумляя и молясь за скорбных и обременённых.
Такой она была до последних минут своей жизни. Во время мучительной казни, на которую её обрекли безбожники большевики, она молилась, помогала страдавшим вместе с ней. Один из казнённых был впоследствии найден с искусно наложенной её рукой перевязкой. Её чудный голос, певший псалмы Давида, умолк лишь с последним дыханием.
Православная Церковь прославила преподобно-мученицу Великую княгиню Елизавету в лике святых. Было ли се одиночество мучительным? Скорее всего, нет. Ушёл муж, но ближе стал Господь. Многие сильные душевные переживания, свойственные человеку: горечь утраты, разлуки, одиночества даны нам не для того, чтобы угнетать наш дух, склонять к унынию. Это чувство, скорее, призыв к действию. Не следует нам пытаться избавиться от этих переживаний, отталкивать их, искать забвения.
Однажды меня попросили отслужить панихиду на могиле. Просительница, ветхая уже старушка, ввела меня в оградку семейного захоронения, где находилось несколько могил. Некоторые из них имели на памятной дощечке по два и по три имени. «Кто же у тебя здесь похоронен?» — спросил я. — «Да все мои здесь. Отец, мать, муж. Это первый сын. Вот невестка, это дочь. Сын. Внуки… — перечисляла бабушка. — Всех похоронила, одна теперь». — «Сколько же тебе лет?» — «Да уж девяносто второй, — вздохнула она. — И чего живу?» Действительно, казалось, жить бы тем детям и внукам, а не этой уставшей от лет женщине. Вспомнил я, что часто вижу её в церкви на службе и не в первый раз иду с ней на могилки. Молится она, молится одна из всего рода. Значит, нужна им её молитва. Сами-то они стали бы молиться о своих ушедших, да и о себе? Не знаю. А к ней, вдове-молитвеннице, вполне можно отнести слова Апостола: «Истинная вдовица и одинокая надеется на Бога и пребывает в молениях и молитвах…» (1 Тим. 5:5).
Одинокому человеку легче прилепиться к Церкви. Одинокий много может сделать ради Христа. Человек, не связанный семейными обязанностями или не имеющий в семье какого-то постоянного большого дела, иногда берётся помогать в своём приходском храме и обретает в нем и дом, и семью, и спасение. «Бог одиноких вводит в дом» (Пс. 67:7). В Божием доме можно найти множество дел, работ и забот. Мыть, учить, стирать, считать, рисовать, красить, готовить еду, читать, петь, шить, строить… Здесь любая работа соединена с мыслью о Боге, с молитвой. Всякое дело ради Христа растворяет горечь одиночества.
Уход за больными, милостыня, забота о храме, посещение одиноких и скорбных — все это приближает нас к Господу, значит и к радости. Как женщина-христианка, имеющая детей, спасается послушанием закону и чадородием (1 Тим. 2:15), так не имеющая детей, одинокая женщина спасается послушанием — терпением воли Божией и добрыми делами. И часто «у оставленной гораздо более детей, нежели у имеющей мужа» (Гал. 4:27), если эти дети — добрые дела, дела спасения.
Подумаем, быть может, наше одиночество лишь зов к более активной любви к Богу и ближнему?
Мне хочется рассказать, как началось и как окончилось одиночество раба Божия Евгения Ш.
Семейная жизнь Евгения сложилась не совсем обычно. Его жену, гражданку другого государства, обязали выехать из нашей страны. Супруги имели двоих маленьких детей, которых мать вынуждена была взять с собой. Разлука могла продлиться неопределённо долго. Было это ещё при советском режиме, и, по имевшемуся законодательству, муж не мог даже навестить свою жену. История печальная, и что же?..
Многие прихожане московских храмов и Троице-Сергиевой лавры помнят и молятся о рабе Божием Евгении. Его никогда не видели унывающим. Казалось, что он знал всю православную Москву, обо всех молился. Он был каким-то всеобщим крестным. Привёл в Церковь и помог воцерковиться множеству людей. Его синодик (поминальный список) был необычайно длинным. Приходилось не раз слышать о чем-то долгом или длинном: «О, это длиной с Женин синодик». Имена, написанные в тетради, были для него живыми. Если, зная его как молитвенника, его просили помолиться о человеке, попавшем в беду или необычайные обстоятельства, то Евгений обязательно записывал имя в свою тетрадку, иногда поминал годами, не забывая тех жизненных обстоятельств, в связи с которыми ему назвали это имя. Часто спрашивал: «А как поживает такой-то, выздоровел? Что он поделывает сейчас?» Поистине, «у оставленной гораздо более детей, нежели у имеющей мужа».
Почти не имеющего родственников в Москве, проводить его в последний путь пришли многие. Священник известного московского храма, где отпевали Евгения, сказал, что никогда не видел такой многолюдной заупокойной службы.
Правда, характеры бывают разные. Одни люди общительны и энергичны, другие застенчивы.
Горит, как маленькая свечечка, православная душа к Господу, горит, мерцает, освещая лишь малое пространство рядом с собой. И почти никто не знает, не видит, как совершается спасение этой кроткой и смиренной души. Дал человеку Господь крест — неизлечимую болезнь или одиночество (оно ведь тоже почти болезнь), и терпит человек, несёт свой крест без ропота. И, конечно, такое сиротство, нищета одиночества привлекает Божие милосердие. «Призри на меня и помилуй меня, ибо я одинок…» (Пс. 24:16). Терпение своего креста — это один из путей к спасению.
Лет десять назад умер чтец одной московской церкви, уже очень пожилой человек. Был он одинок. Тихий, скромный, совсем незаметный. Не имел никакой профессии. Служил, где придётся, и молился. Последние годы работал чтецом в храме. Безропотно нёс он свой крест одиночества, видимо, не очень-то лёгкий. Таинственно и невидимо для окружающих совершается восхождение человека к Богу. Но, встречая таких кротких и смиренных сердцем людей, как Леонид В., понимаешь буквальность слов апостола Павла: «…доколе не изобразится в вас Христос» (Гал. 4:19). Спокойно и мирно отошёл к Господу Леонид. После него осталось много стихов. Из них понятнее стал нам этот милый человек. Не тоской, не унынием наполнены их строки. В них тихая и умная печаль одиночества.
Как чувство боли телесной дано нам для нашего блага, чтобы остановить какое-либо опасное действие или указать на скрытую болезнь, так и душевные скорби и утеснения призваны остановить нас на гибельном пути, разбудить, отрезвить. Хорошо, когда мы можем понять это.
Один отец, умирая, позвал к себе сына, отличавшегося беспутной жизнью и не поддающегося никаким вразумлениям. «Сын мой, — сказал старик, — я оставляю тебе большое наследство, но прошу тебя выполнить мою последнюю просьбу. Сорок дней после моей смерти приходи сюда, в эту комнату, и сиди в ней совсем один три часа». Сын обещал, и после смерти отца приступил к исполнению обещанного. Первые дни юноша нервничал, ходил из угла в угол, ждал с тоской, когда же пройдёт урочное время, представляя себе все радости и утехи, что ждали его за дверью. Потом он смирился, стал проводить неизбежное время одиночества спокойнее. Затем принялся размышлять о себе, о своей греховной жизни, о жизни других, о советах и упрёках почившего родителя. К тому времени, как истекли сорок дней, юноша совершенно переменился и вошёл в разум. Далее он стал вести жизнь степенную и не растратил, как многие ожидали, отцовского наследства, а умным ведением хозяйства приумножил его. Эта история, рассказанная одним старцем, говорит нам о необходимости одиночества для осмысления себя. Для раскаяния. С этой же целью мы ставим ребёнка на некоторое время в угол. А некогда военная и чиновничья Россия знала гауптвахту и домашний арест. Смысл в них тот же: одумайся! Спаситель не случайно говорил Апостолам: «А что вам говорю, говорю всем: бодрствуйте» (Мк. 13:37). Святые отцы повторяют нам о постоянном трезвении. Такому пробуждению от житейского сна, отрезвлению от страстей способствует именно одиночество.
Как бы горьки ни были для нас смерть близкого человека, разлука, ограничение общения, вспомним, что все это совершается не без ведома Начальника жизни. И если мы верим в благость и спасительность для нас воли Божией, то и в самые горестные минуты скажем: «Господи, да будет воля Твоя». Аминь.
Протоиерей Сергий Николаев
-
Верующая
- 1
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
