Когда я заканчивал школу, а было это в конце шестидесятых годов прошлого века, мне не хотели давать аттестат. Потому что все руководство знало: дальше учиться я пойду в Ленинградскую духовную семинарию. Я никогда своей веры ни от кого не скрывал — еще дошкольником знал, что стану служить Церкви Христовой.
В первом классе учительница меня спросила:
— Кем ты хочешь быть?
— Хочу быть как мой папа, — ответил я.
— А кто твой папа?
— Мой папа священник.
С 8-го класса я учился в 330-й математической школе Невского района, одной из лучших в Ленинграде. И стал единственным учеником, так и не вступившим в комсомол. Ведь при вступлении в ряды ВЛКСМ надо было поклясться, мол, «обязуюсь бороться с пережитками прошлого». А вера как раз и есть по их учению этот пережиток прошлого.
В конце учебного года мне все оценки снизили на один балл — зацепились за один безобидный проступок нашей школьной компании, проще говоря, нашли повод, который явно давно искали. И не видать бы мне аттестата, если бы не мои учительницы — по химии и по литературе…
В химии, надо сказать, я разбирался совсем плохо. Математика мне всегда давалась легче. Мне тогда нравилась девочка-одноклассница, и я всегда сначала решал ее вариант, а потом уже свой. А по химии ничего почти не знал, у меня годовая оценка была тройка — если снизить еще на балл, то все… Но учительница по химии признала мой ответ лучшим в школе. И поставила пятерку.
А на экзамене по литературе вместо ответа на вопрос билета я стал читать стихи. Сначала Анны Ахматовой:
Все мы бражники здесь, блудницы,
Как невесело вместе нам!
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам….
Потом Пастернака, «Гамлета»:
Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске
Что случится на моем веку…
Учительница меня спросила:
— А есть у тебя любимые стихи?
— У меня не любимые, — говорю, — а те, что близки состоянию моей души сегодня, сейчас.
И опять читаю…
— Молчи, молчи! — прерывает она меня. — Пятерка!
Школьный аттестат я тогда получил. И в Духовную семинарию поступил.
Много лет прошло с тех пор, но тот по-настоящему человеческий поступок двух моих учительниц, сумевших отважно противостоять жесткой атеистической системе, я до сих пор вспоминаю с сердечной благодарностью.
Историю записала Ирина Киселева