Не приходилось ли вам задумываться о том, почему нам так больно, именно больно, смотреть на избитое, обезображенное лицо другого человека?
Несколько лет назад, оказавшись во время паломнической поездки в Никольском женском монастыре города Арзамас, с болью в сердце припал к иконе Пресвятой Богородицы, над которой глумились в бесовском опьянении безбожники, изрубив топором изображение глаз Пречистой. Но свершилось Божье чудо — и над шрамами заново проявились очи Приснодевы, как вечное напоминание всем нам о том, что святыня поругаема не бывает.
А разве человек — не святыня? И разве допустимо для нас, православных, называть несчастных, обездоленных людей, несущих на себе пусть замутненный, но отпечаток Бога, постыдной аббревиатурой бомж, позабыв, что подобных людей на Руси всегда называли бродягами, бедолагами, горемыками, бездомными, босяками, что — помимо простой человечности самого слова — очень точно отражало их состояние. Не будем, следуя заветам мудрых предков, зарекаться ни от сумы, ни от тюрьмы.
Вспомним, однако, что все эти уродливые наросты на нашем языке: “бомж”, “зэк”, “комбед”, “наркомпрос”, “наркомпром”, “эсэсэсэр” и им подобные — появились сразу же после воцарения безбожной власти. А потому напоенные христианской поэтикой сестра милосердия и брат милосердия преобразились в медсестру и медбрата. Смешно сказать, но этой печальной участи не избегло даже слово жалованье, превратившись в зарплату. Хоть и не худшее из всех “новоязовских” слов, но насколько оно неуклюже по сравнению с его благородным предшественником!
И все это случилось неспроста. Искажение языка — это одно из позорных свидетельств отпадения русского человека от Бога. И тогда человек попросту перестал рассматриваться власть предержащими как творение Божие, как Его образ. Только так могло появиться и позорящее человеческий образ слово рыло, столь печально укоренившееся среди так называемого “простого народа”.
Тайна русского слова. Заметки нерусского человека — Василий (Фазиль) Ирзабеков