Великая княжна: душа и воля

В 1915 году в день именин великой княжны Ольги 14 ноября государыня писала Николаю II: «Да ниспошлются нашим детям милости Бога, — я с мучительным страхом думаю об их будущем, — оно так неизвестно. Жизнь — загадка, будущее скрыто завесой, и когда я смотрю на нашу большую Ольгу, мое сердце полно волнения, и я спрашиваю, какая судьба ей готовится, что ее ожидает?»

Старшую дочь Романовых ожидало совсем не то будущее, которое прочили ей близкие: по мнению многих, Николай II именно ее готовил в престолонаследницы. Но Ольга разделила участь своей семьи. По свидетельствам очевидцев, в отличие от остальных сестер, она умерла сразу…
В день рождения «Богом посланной дочки», 3 ноября 1895 года Николай II оставил в своем дневнике такую запись: «Вечно памятный для меня день, в течение которого я много выстрадал!» Именно с Ольгой у государя была особенно тесная связь. Когда великой княжне исполнилось восемь лет, она все чаще начала появляться с императором на людях. Со временем она стала для него собеседником, с которым он любил подолгу разговаривать. А когда Николаю II приходила важная теле­грамма, он нередко вызывал в кабинет старшую дочь и обсуждал с ней текущие дела.
Волевая натура и хрустальная душа — вот черты, которые, по мнению учителей и знакомых, сочетались в характере Ольги. У великой княжны были способности к искусствам: она играла на рояле, пела, хорошо рисовала. Она не любила роскоши. «Одевалась очень скромно и в этом отношении постоянно одергивала других сестер», — вспоминали потом о ней.
С самого детства Ольге легко давалась учеба. «Учение было для нее шуткой, почему она иногда ленилась», — писала о ней подруга императрицы Анна Вырубова. Учитель французского языка Пьер Жильяр считал ее своей лучшей ученицей: «Старшая, Ольга Николаевна, обладала очень живым умом. У нее было много рассудительности и в то же время непосредственности. Она была очень самостоятельного характера и обладала быстрой и забавной находчивостью в ответах… Я вспоминаю между прочим, как на одном из наших первых уроков грамматики, когда я объяснял ей спряжения и употребление вспомогательных глаголов, она прервала меня вдруг восклицанием: “Ах, я поняла, вспомогательные глаголы — это прислуга глаголов; только один несчастный глагол ‘иметь’ должен сам себе прислуживать!”… Вначале мне было не так легко с нею, но после первых стычек между нами установились самые искренние и сердечные отношения».

«Временами, когда она улыбалась, можно было почувствовать, что улыбка была лишь на поверхности
и что в глубине души она не улыбалась, а печалилась».
К. М. Битнер, учительница царских детей в Тобольске

Ольга увлекалась историей. Любимой ее героиней была Екатерина Великая: имея неограниченный доступ к огромной отцовской библиотеке, княжна обожала читать ее мемуары. Когда после совершеннолетия Ольги родители стали задумываться о ее замужестве, Ольга и слышать не хотела о перспективе выйти замуж за иностранного принца и уехать за границу. «Я русская и хочу остаться русской!» — категорично заявляла она. Мечтой ее было «выйти замуж, жить всегда в сельской местности зимой и летом, всегда общаться с хорошими людьми, и никаких официальных обязанностей». «Русская девушка с большой душой», — говорили о старшей дочери императора.
Первая мировая война перевернула жизнь великой княжны Ольги. Вместе с матерью и сестрой Татьяной она стала сестрой милосердия. С тех пор рабочий день 19-летней Ольги и 17-летней Татьяны начинался в 9 часов утра. «Татьяна с Ольгой уже улетели в лазарет», — писала Александра Федоровна.
Постоянно видеть на операционном столе солдат с ранами различной тяжести хрупким девушкам было непросто. Анна Вырубова, которая также была сестрой милосердия, писала о раненых так: «На них была не одежда, а окровавленные тряпки. Они были с ног до головы покрыты грязью, многие из них уже сами не знали, живы ли они; они кричали от ужасной боли». И две сестры-царевны раздевали их, обмывали изуродованные тела, чистили глазные впадины, а по вечерам сами обрабатывали инструменты.
Живя в Царском Селе, Ольга любила бывать в церкви Знамения Божией Матери на Кузьминской улице. Уже находясь под арес­том, в одном из писем она писала, как порой ей хочется зайти в любимый храм. По просьбе отца Ольга написала из заключения письмо поэту Сергею Бехтееву: «Отец просил передать всем тем, кто ему остался предан, и тем, на кого они могут иметь влияние, чтобы они не мстили за него, так как он всех простил и за всех молится, чтобы не мстили за себя и чтобы помнили, что то зло, которое сейчас в мире, будет еще сильнее, но что не зло победит зло, а только любовь».
Когда в подвале дома Ипатьева Яков Юровский объявил о смертном приговоре, Ольга Николаевна вместе с матерью и доктором Боткиным перекрестилась. По свидетельствам организаторов расстрела, она умерла одной из первых, вместе с отцом и братом.