Христиане ищут в книгах сложные вещи. И чем больше они читают книги, тем менее становятся способны понимать самые простые. А простые-то и есть самые важные.
Мы не всегда доверяем тому, что Бог в нас верит; и поэтому мы не всегда способны верить в себя. Опять-таки, не той поверхностной самоуверенно стью, которая нам присуща, а глубинной уверенностью, что мы для Бога — святыня и что мы для Бога — предмет любви.
Но мы можем тогда обратиться мыслью к тем, кто нас любит, и к тем, кто в нас верит. Неужели мы им способны сказать: вы все, включая и Бога, во мне ошибаетесь, вы все без умны. Я один, я одна знаю себе цену, и эта цена — ничтожество… Мы поступаем, будто мы так думаем, мы смотрим на себя, будто это так и есть; а на самом деле это неправда.
Во Франции, когда мы попали туда с родителями, довольно-таки туго было жить. Меня отдали живу щим в очень, я бы сказал, трудную школу; это была школа за окраиной Парижа, в трущобах, куда ночью, начиная с сумерек, и полиция не ходила, потому что там резали…
Меня научили сначала терпеть побои; потом научили немного драться и защищаться—и когда я бился, то бился насмерть; но никогда в жизни я не испытывал так много страха и так много боли, и физической, и душевной, как тогда. Потому что я был хитрая скотинка, я дал себе зарок ни словом не обмолвиться об этом дома: всё равно некуда было деться, зачем прибавлять маме еще одну забо ту?
И поэтому я впервые рассказал ей об этом, когда мне было лет сорок пять, когда это уже было дело отзвеневшее. Но этот год было действительно тяже ло; мне было восемь-девять лет, и я не умел жить.
Митрополит Антоний (Сурожский)