Протоиерей Сергий Правдолюбов - о литургии Великой Субботы

Протоиерей Сергий Правдолюбов, настоятель храма Святой Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве, в беседах с прихожанами говорит о глубине, смыслах богослужений и Евангельских чтений дней Страстной Седмицы.

Модули смысла

…Дважды во время чтения паремий открываются Царские врата. И хор поет на клиросе, и хор поет в алтаре, и чтец поет – все поют песнопение: «Славно бо прославися: коня и всадника верже в море. Поим Господеви, славно бо прославися».

Эта песнь является песней всех первых песней канонов. Во весь год в любой праздник канон поется, начиная с этого: «Поим Господеви, славно бо прославися». И вот, рядом с Мариам, стоит инокиня Кассия и вместе с отроковицами они поют «Поим Господеви, славно бо прославися». Тут важнейший смысл! У меня нет такого языка академического, научного, чтобы объяснить, что это – как бы некая некая модель, модуль. Как корабль когда строят, бревно-киль положат на песок, и потом всё к нему размеряют. Вот эти паримии и это пение «Поим Господеви, славно бо прославися» и «Отроки в пещи» – модули, на которых весь мир сотворен, весь мир из этого и для этого и через это существует. И Господь пришел, – и вот это всё мы воспеваем, слышим, радуемся.

Протоиерей Сергий Правдолюбов

Вы чувствуете мое полное бессилие передать то, что я ощущаю в конце своей жизни? Полное бессилие. Но я это вижу, чувствую. Я десять лет изучал форму канона. Десять лет искал, почему они такие взяли песни, а не другие. И вот ответ я нашел в Великой Субботе. Это смысл всего человечества, смысл жизни, смысл нашего существования. В каждом празднике это всё время переливается – то в одном, то в другом событии, но каждый раз это все связано с историей нашего спасения, которая нам раскрывает бесчисленные красоты спасения нашего, данного нам Господом.

Состояние понимания

И после этого песнопения идет апостольское чтение, крещальное. «Братие, те, которые (елицы) во Христа Иисуса крестихомся, в смерть Его крестихомся». И потом поется песнопение… Понимаете, не только большие хоры, капеллы, которые поют очень красиво, а и самые простые сельские хоры, они так вдохновенно и так прекрасно поют: «Воскресни, Боже, суди земли, яко Ты наследиши во веки».

Воскресни,-Боже,-суди-земли,-яко-Ты-наследиши

Если бы я мог, обязательно дал вам послушать, как моя мама пела, моя сестра и другая сестра. Это не красоты музыкального искусства и звучания, это состояние понимания того смысла, который заложен в богослужении, который откроется и открывается уже на Пасху. А здесь, в Великую Субботу, смысл присутствует во всем.
…И когда этими небесными голосами звучат голоса моей мамы и сестер «Воскресни, Боже, суди земли», в это время отец в алтаре, не закрывая Царских врат, переоблачается в белые пасхальные светлые одежды.
И с прекрасным большим Евангелием, старинным серебряным, он, как Ангел, спускается вниз (там высокий амвон), к Плащанице. Моя мамочка и мои сестры заканчивают пение «Воскресни, Боже», открывается Евангелие, и отец говорит: «Премудрость прости, услышим святаго Евангелия: Мир всем!». И начинает читать единственное в году, опять-таки единственное, Пасхальное Евангелие, которое слушать нельзя равнодушно.

У нас всегда ум наш и слух забит. Когда мы слышим знакомый текст, он пролетает мимо. Когда нас в школе учили, велели письмо Татьяны выучить наизусть, с тех пор, когда я читаю – иногда бывает, редко – «Евгения Онегина», то это письмо у меня проскальзывает, я его не воспринимаю. У нас в Церкви многое тоже «заучено», мы слышим много-много раз одно и то же. В Великую Субботу Евангелие читается только раз в году.

Как бывает только у мучеников-исповедников

А отец мой был соловецкий заключенный. Я этого тогда еще не ценил, у меня была простая арифметическая формула, я думал: если в нашем поселке такая служба у отца моего, то в больших городах и митрополиях – там вообще, наверное, совершенно просто невероятно! Оказалось, нет такой зависимости. Господь одинаково в любом храме посылает благодать – что в громаднейшем соборе, что в простом сельском храме, что при звучании хора отца Матфея Мормыля, и при звучании простого-простого хора и простых людей. Я этого тогда еще не знал.
И вот отец, как он мог читать это Евангелие? Он старался ни в коем случае не поддаться своему внутреннему радостному чувству этого чтения. Он старался читать, сдерживая себя, как и я стараюсь сдерживать себя, когда я говорю об этих вещах.
И вы знаете, хочу вспомнить… Когда в 71-м году я пришел из армии, то был дуб дубом, в армии меня довели до кондиции, я пришел совершенно бесчувственный – такой настоящий солдат, солдафон. Это был я, тогда будущий отец Сергий, который присутствовал на службе Великой Субботы… И я почему-то стоял не рядом с отцом, где надо было мне стоять, я стоял почему-то на клиросе – выше. И у меня было совершенно обычное чувство рядового солдата. Я стою и слушаю: ага, отец, да, я знаю, он хорошо читает. Больше ничего, ну никаких эмоций. И вдруг отец читает: «В вечер субботний свитающи, во едину от суббот, прииде Мария Магдалина…» И я слышу… Отец читал в тот раз без эмоций, он читал мужественно, он внутри все чувствовал. Я тогда не был лысым человеком, я стоял на клиросе, мое сердце было совершенно спокойно, никаких эмоций, но у меня на голове вдруг волосы поднялись. Нечто в храме наполнило всё так, как, наверное, бывает только у мучеников-исповедников. Я этого не понимал. Это было помимо меня. Не моя эмоция, не мое личное восхищение, а это взаимодействие могущественнейших сил ангельских и священника, который не предал Господа. Это было тоже один раз. Всё – сколько я ни служил, я больше этого никогда не слышал, не видел, но это совершенно поразительно!

«Режиссеры» преподобные отцы

Обратите внимание, как чутки, хочется сказать слово «режиссеры», – нет, преподобные отцы! Как они чутки к пониманию того, что можно, а что нельзя. «Вот это Евангелие не трогайте, оставьте! Оставьте, чтобы прочесть один раз в году. Не трогайте, не привыкайте вы к нему, не надо!» Это Евангелие пробивает насквозь каждого человека. Вы знаете, это, я бы сказал, некоторое устройство, – я не говорю, что это механизм, нет, но людьми учитывался. Как-то в поле зрения моего попало: в 70-х годах, когда я и читал эту заметку, в Польше в маленьком городе был маленький музей, и в этом музее висела всего одна картина великого какого-то голландского художника. Они так набили ей свой глаз, что они просто её видеть не могли. И они устроили знаете, что? На два месяца в году они закрывали её большим занавесом и не смотрели на нее. А потом, два месяца спустя, они надевали самые лучшие платья, приходили и торжественно открывали эту картину. «Ах!», – смотрели! И это человеческое, художественное творчество земного художника! Но каковы, каковы преподобные отцы! Как они учитывали это! Как они могли сами воспринимать и нам передавать, нас учить этому. Это поразительно.
Краткий пример еще одного случая «режиссерского мастерства» – это кондак Великого канона. Когда слышим его во время первой седмицы Великого поста, мы понимаем:

«Душе моя, душе моя,/ востани, что спиши?/ Конец приближается,/ и имаши смутитися./ Воспряни убо, да пощадит тя Христос Бог,/ иже везде Сый и вся Исполняяй».

Мы говорим: как хорошо о покаянии сказано, как замечательно! «Душе моя, востани, что спиши? Конец приближается», – кайся, кайся, кайся. Но, когда мы откроем книгу творений Романа Сладкопевца итальянского издания, то найдем там текст на греческом языке с надписью на французском. «Этот кондак посвящен инфернальным силам». Что такое «инфернальным»? Адским, бесовским силам. Как это так? Оказывается, опытные преподобные отцы посмотрели на этот кондак и подумали: а почему бы нам его не вставить в Великий канон? Это не дело Андрея Критского, это идея позднейших режиссеров. Может, даже Феодора Студита с Иосифом. Они вырезали этот кондак и вставили его в Великий Канон. Я вам просто для интереса говорю, но оказывается, этот кондак Роман Сладкопевец предназначил для переживания Великой Среды, для Гефсиманского сада, для учеников, которые там в Гефсиманском саду находились. Господь молится, Гефсиманская молитва, а они спят. И Роман Сладкопевец поет: «Душе моя, душе моя, востани, что спиши? Конец приближается», – вот Иуда уже идет, – «Воспряни убо, да пощадит тя Христос Бог. Иже везде Сый, и вся Исполняяй». А это только лишь начало, только начало кондака, а там разворачиваются 24 строфы-икосы. Такие интересные.

«Ад стеня вопиет»

Кратко, очень кратко: это кондак про работу инфернальных сил. То есть, если говорить современным языком, это спецслужбы, которые докладывают главному начальнику, что они сделали и какие они получили хорошие результаты. Роман Сладкопевец всё это в лицах передает, передает для людей, которые вслушивались внимательно: говорят силы бесовские – главный начальник, и вторые, поменьше рангом. Младший докладывает: «Мы так хорошо все сделали, такой успех – идет Иуда, сейчас арестуют Господа Иисуса Христа, всё в порядке, это наши всё сделали», – то есть надо новые звездочки сразу выдавать. А старый отвечает: «Не спешите, а вдруг здесь уловка есть, а вдруг что-то не то». После каждого икоса припев: «Иже везде Сый, и вся Исполняяй». Потом идет вторая строфа: «Мы уже, – говорит, – Его во двор к Каиафе повели, всё нормально, уже Пётр отрекся, всё хорошо». А старый отвечает: «А мне почему-то душа подсказывает, что-то здесь не то». И вот так всё это дело строится. Потом докладывают, как Христа к Пилату повели. «Что там уже сделали?» – «Да, уже Голгофа, уже Крест», – они все сразу веселые-веселые-веселые. А старый говорит: «Так. Что-то здесь не то. Я чувствую, что у нас уже с потолка сыпется. Сейчас Он нас как пронзит этим Крестом – и всё наше царство разрушит!» Это такая яркая интересная история «для простаго народа» о том, как это происходило, как хотели бесовские силы погубить Господа, а достигли обратного – старый был прав, он понял, что у них всё порушится.
Какое же мастерство: взять этот кондак, отрезать и вставить в покаянные чувства. И мы все умиляемся: «Душе моя, душе моя, востани, что спиши?» – надо каяться, каяться. И хорошо, каемся.

Реанимация души

Есть и другой древний кондак по содержанию очень краткий, буквально три строки – о покаянии. Неизвестно, кто его автор, может быть, даже не Андрей Критский. Я хочу вам показать бездны красоты, удивительное поле размышления, молитвы, спасения, поучения, воцерковления, оживления, реанимации души нашей. Я только что из этих мест, знаю, как там, бедняжки, в реанимации живут. У нас слово реанимация значит возвращение души. Анима – это душа, а ре-анимация – значит душу поставить на место. Нам в Церкви нужна реанимация наших душ, они все уже совсем светские, они нецерковные, они о земном. Надо душу восстановить, чтобы мы почувствовали, как Господь нас спасает. Господи, помилуй, вразуми нас! Вразуми нас богослужением. Ведь что требуется? Внимание, нерассеянное восприятие, свечка в руке и участие.

Зажигайте свечу!

Я заканчиваю нашу беседу о Великой Субботе.
…Завершается служба, потом идет чин освящения куличей и пасох.

А уж если будем живы, Бог благословит, то и о Пасхе хотелось бы рассказать. Если будем живы и Бог благословит, то о Пасхе надо говорить много. О самой Пасхе, о последовании Пасхи, о Пасхальной седмице. Это тоже целая жизнь, это тоже целая громадная стихия необыкновенной красоты, и содержания, и мысли. Я только самые-самые кусочки, крошечки вам сегодня рассказал и говорил об этом, и, к сожалению, нет необходимых слов и нет убедительности в моих словах, чтоб вы это почувствовали и поняли. Учитесь сами, читайте сами, не пропускайте уникальных служб, зажигайте свечу. Стойте, слушайте, как колокол звонит, как совершается это великое, поразительное, непонятное на земле дело – Церковь Божия служит, и нас к себе зовет!

От Патриарха до самого глухого села. Центр бытия

Я не успеваю рассказать о Пасхе, но не могу всё-таки не вспомнить… Не могу не вспомнить про своего отца. После армии у меня было такое впечатление, что вокруг – в соборах и в митрополиях – такое торжество и Пасха! Много лет спустя я стал иподиаконом Святейшего Патриарха Пимена, и ночью на Пасху мы все шли на крестном ходе вокруг храма… А при входе в храм почти всегда возникает какой-то ветерок, видимо, из-за разницы температур: из храма тепло идет, а на улице холодно. И ветерок этот всегда гасит свечу – и у моего отца, и много лет спустя – у Патриарха Пимена на трикирии. И когда мы с Патриархом начали входить в храм, я взял свой дикирий, то есть атрибут архиерейской службы, который я нес в руке, наклонил и стал зажигать свечу Патриарху на трикирии. И вот эта память моего жеста, она мне напомнила, что точно так же я зажигал свечу моего отца в самом простом сельском деревянном храме. И ощущение единства Церкви – от Патриарха до самого глухого села, – оно меня пронзило и порадовало. Церковь едина, она везде – в любом месте, где есть храм, будь патриаршая служба, будь служба отца Матфея Мормыля в Троице-Сергиевой лавре. И самая простая служба в самом простом храме – есть единство и полнота жизни. Вот, где центр вселенной, вот, где спасение – там, где храм, там и жить можно, как бы ни было тяжело. Там Центр, самый центр всего бытия.

Каждый человек дороже всего на свете для Бога

И я сразу вспомнил тоже, конечно, Великий Новгород, почему-то я люблю очень этот город, и там так же: ветерок мог подуть и свеча погаснуть, и так же какой-нибудь древний отрок зажигал своей свечкой у Архиепископа Новгородского погасшую свечу… Какое единство, какая красота, какая сила, какое чудо на земле есть Церковь наша Божия, которая постепенно-постепенно, потихонечку убирает из нашей головы наши грешные мысли. И, по апостолу Павлу, она дает нам ум Христов. Не то, что мы, как Христос, но чтобы мы только хоть немножко поняли, что Господь о нас задумал, хоть немножко, чтобы почувствовали, и чтобы не тыкали пальцем в инокиню Кассию, а пожалели бы её и поняли: маленькая девочка имеет право на некоторое вот такое отношение. И Церковь всех объединяет вместе, и никто не обижается, а все вместе поют и радуются. Поют пасхальные песнопения, и каждый человек дороже всего на свете для Бога.
Храни вас Господь! Встречайте Страстную седмицу и Пасху с миром, с радостью и с благополучием, и молитесь друг за друга. Обо мне помолитесь, чтобы я прошел все эти испытания и всё еще какое-то время с вами послужил. Храни вас Господь! На этом мы заканчиваем.
По материалам аудиодиска «Богослужения Великого Поста. Беседы Протоиерея Сергия Правдолюбова».