Рождество Христово - альтернативный праздник
Над смыслом праздника Рождества Христова размышляет протоиерей Игорь Прекуп.
История праздника Рождества Христова коренится в милосердии к немощным, которое побудило Церковь решить проблему соблазна в ее среде не авторитарно-дисциплинарным путем, но гибко приспособившись к объективному положению дел. А положение было таково, что в IV веке многие немощные христиане в день языческого праздника бога Митры, отождествляемого с Солнцем, кто по малодушию, кто по невежеству, кто еще по какой причине участвовали с родственниками и друзьями, хранившими верность традиционным античным ценностям, в их ритуальных застольях.
Пусть даже не участвуя непосредственно в языческом культе, они косвенно приобщались ему за трапезой не только из-за идоложертвенной пищи, но и, становясь невольными отступниками в процессе праздничного ликования. Уже одним лишь своим присутствием они оказывали, пусть неосознанную, поддержку ложному богопочитанию, тем самым давая повод считать, что между христианством и язычеством нет никаких существенных противоречий. Этакое антисвидетельство.
Выбор был ясен: или Церкви надо избавляться от этих «слабаков», или надо их избавить от соблазна. Вот наши духовные предки и нашли выход: в день языческого празднования тварному Солнцу они установили свое альтернативное празднование Солнцу Правды, возводя ум, таким образом, от плотского к духовному, от временного к вечному, от греховного к святому. Отныне в этот день у христиан был свой праздник, и соблазн, как могло показаться, был подсечен под корень.
Ах, если бы язычество заключалось лишь в памятных датах, ритуалах и мероприятиях! Однако оно не в культах, не в обрядах, не в идолах, а в головах… Хромавшие прежде на сторону получили, наконец, свой праздник, а стали они через это совершенно свободными от соблазна язычеством? От соблазна хождения на их, скажем так, религиозные мероприятия они, положим, освободились, а от того, из-за чего их что-то привлекало там, от того, что их изнутри тянуло туда?.. Наивно думать, будто бы весь соблазн сводился к тому, что людям хотелось праздника, радости, а найти это можно было только «во тьме и сени смертной», из которой они только что, вроде как, вышли, приняв, ставшее «модным» христианство (после признания которого в IV веке «дозволенной религией», в Церковь хлынуло множество людей, которые меняли культ, систему обрядов, но не образ мыслей и чувств).
Что установление праздника Рождества Христова послужило Церкви во благо – в этом никаких сомнений. Но не выкорчеванное, не выполотое начисто язычество не могло не прорасти в ее немощных чадах своими «драконьими зубами»…
При всей рациональной обоснованности, даже пастырской оправданности этого тактического хода, допустимо предположить, что выделение события Рождества Христова из праздника Богоявления и его отдельное насаждение повлекло за собой логически неизбежную профанацию, поскольку ослабило в церковном сознании его изначальный богоявленский смысл. Мы привыкли объяснять именование Богоявлением праздника, посвященного событию Крещения Господня, тем, что при Иордане тогда состоялось явление Св. Троицы: Отец, голосом с небес свидетельствовал о явившемся во плоти и крещающемся Сыне, а Дух обозначил Свое присутствие образом голубя. Это верно.
Однако именно в Рождестве Христовом Бог явился во плоти (1 Тим. 3: 16). Блж. Феодорит Кирский говорит: «…Сущий Бог и Божий Сын, имея невидимое естество, когда вочеловечился, соделался для всех явным».
С одной стороны, как бы понятно, что, празднуя Рождество Христово, мы чествуем Боговоплощение – чудо, по мнению свт. Иоанна Златоуста, более великое, чем сотворение мира, ибо «принять плоть и претерпеть то, что Он претерпел, есть гораздо большее дело, нежели сотворить мир и привести его из небытия в бытие». Но традиционно Богоявление как-то ясней осознается нами в описании Крещения, чем в событии Рождества. Правда, ясность эта какая-то поверхностная. Обыденное сознание, в основном, воспринимает описание евангельских чудес магически: на уровне подтверждения всемогущества Божия, напоминания о необходимости благоговейного, богобоязненного почитания, однако, вопрос, в чем именно должно выражаться это почитание, оставляется в стороне, а то и сводится к ритуально-дисциплинарной сфере.
И подобно тому, как Дух обозначил Свое присутствие в виде голубя над Иисусом «для того, чтобы, – как объясняет свт. Иоанн Златоуст, – и присутствующим, и Иоанну указать, как бы перстом, Сына Божия, и вместе для того, чтобы и ты знал, что и на тебя, когда крещаешься, нисходит Дух Святой», так же и Сын Божий, став Сыном Человеческим и призвав нас к усыновлению Отцу по дару благодати через Него – Сына Единородного – тем самым открыл тайну нашего спасения: оно в свободном положительном волевомответе на это призвание.
Именно волевом. А то уж больно инфантильно как-то мы осмысливаем Рождество Христово, да и все домостроительство нашего спасения. Как будто Бог все делает не только для нас, но и за нас: воплощается, искупает от вечной смерти, прощает, а мы в ответ славословие приносим, ну и определенные правила соблюдаем да традиции чтим. Т.е. «хорошо себя ведем», чтобы избежать наказания и заслужить на Елке поощрение от Деда Мороза. Но Господь, заповедуя нам быть «как дети» в смысле искренности и естественности, вовсе не призывает становиться каким-то переростками инфантильными.
Явление Бога во плоти – не только ключевое событие в священной истории, не только начало Его жертвоприношения ради искупления рода человеческого, но это еще и программа нашего спасения через покаяние и обожение в соработничестве человека Богу. «Будучи истинным Сыном Божьим, Он сделался Сыном Человеческим, чтобы сынов человеческих сделать чадами Божьими», – говорит свт. Иоанн Златоуст. Наша природа в Нем уже обожена через Воплощение, но каждый из нас волен «активировать» это состояние личным выбором, или отказаться: избрать жизнь вечную или погибель. И если Боговоплощение – чудо большее, чем сотворение мира, но все же не встречающее непреодолимых препятствий, то спасение человека порой в такое препятствие упирается – это свободная воля.
«Гораздо труднее, – даже по человеческим соображениям, – убедить свободу человека, чем создать природу, – говорит свт. Иоанн Златоуст. – Причина же заключается в том, что Бог желает, чтобы мы сами добровольно делались добрыми». Если уж проводить параллель с компьютерной программой, то следует уточнить, что одноразовой активации в виде принятия Крещения недостаточно, а отказ от обновлений влечет блокировку.
Но с таинства Крещения христианская жизнь только начинается. Сын Божий «родился по плоти, чтобы ты родился по духу», – говорит свт. Иоанн Златоуст. Для современного человека можно еще уточнить: «…чтобы ты родился по духу и жил по нему». Свт. Григорий Богослов поясняет: Христос «столько же для тебя человек, сколько ты ради Него делаешься богом».
В противном случае, горе нам… Особенно тем, кто, по своему положению в Церкви, призван учить и предостерегать ближних от заблуждений, а вместо этого потворствует предрассудкам, суевериям и невежеству, порожденному принципиальной поверхностностью.
Очень удобно выдавать свою безответственность за доверие Промыслу Божьему, языческий магизм – за веру в силу благодати Духа Святого, ограниченность – за простоту во Христе, пренебрежение к жизни по Евангелию – за надежду на милосердие Божие.Главное – креститься. По вере, не по вере – какая разница? В наше время неверующих нет. Все во что-то веруют. Надо его обязательно покрестить, чтобы можно было на проскомидию подавать, а там Господь уже вразумит, по любому, чай не чужой… А начнешь катехизировать, он, глядишь, чего доброго, передумает креститься, когда узнает, к чему это его обязывает!
Ни у кого из свв. Отцов этого, к прискорбию, привычного «благочестивого» бреда мы не найдем. Нет у них подтверждения распространенному мнению о необходимости креститься всем, вне зависимости от наличия веры или ее качества и намерений менять свою жизнь, как нет у них и высказываний о безусловной пользе и сотериологической самодостаточности этого Таинства (якобы крещеным быть в любом случае лучше, чем не-).
Напротив, свт. Иоанн Златоуст очень строго предупреждает тех, кто, крестившись, продолжает жить-грешить-не тужить «как все», т.е., ведет себя так, словно с ним ничего не произошло: «Ведь ты будешь наказан за грехи свои не просто как человек, но как сын Божий, и величие чести послужит тебе только к большему наказанию (выделено нами. – И.П.). <…> …Если тот, кому дан был в удел рай, за одно только преслушание после великой чести подвергся таким бедствиям, то мы, получившие небо и соделавшиеся сонаследниками Единородного, можем ли испросить прощение, когда, оставив голубя, поспешаем к змию?»
О том же пишет и свт. Феофан Затворник: «Дух Божий делает сынами – возрождая, всех ли? Не всех, а только тех, кои уверовали в Господа, положили следовать Ему во всем, и ради сих расположений приняты в благоволение Божие, как бы преднаречены быть сынами. После сего Дух Святой, пришедши чрез таинства, делает их сынами существенно, и сделав их такими, пребывает в них и научает возноситься к Богу, как к Отцу». И вот тогда «совершается существенное изменение всего внутреннего и нравственного строя человека. Он становится Христоподобным, а оттого потом и жизнь начинается Христоподражательная».
История праздника Рождества Христова коренится в милосердии к немощным, которое побудило Церковь решить проблему соблазна в ее среде не авторитарно-дисциплинарным путем, но гибко приспособившись к объективному положению дел. А положение было таково, что в IV веке многие немощные христиане в день языческого праздника бога Митры, отождествляемого с Солнцем, кто по малодушию, кто по невежеству, кто еще по какой причине участвовали с родственниками и друзьями, хранившими верность традиционным античным ценностям, в их ритуальных застольях.
Пусть даже не участвуя непосредственно в языческом культе, они косвенно приобщались ему за трапезой не только из-за идоложертвенной пищи, но и, становясь невольными отступниками в процессе праздничного ликования. Уже одним лишь своим присутствием они оказывали, пусть неосознанную, поддержку ложному богопочитанию, тем самым давая повод считать, что между христианством и язычеством нет никаких существенных противоречий. Этакое антисвидетельство.
Выбор был ясен: или Церкви надо избавляться от этих «слабаков», или надо их избавить от соблазна. Вот наши духовные предки и нашли выход: в день языческого празднования тварному Солнцу они установили свое альтернативное празднование Солнцу Правды, возводя ум, таким образом, от плотского к духовному, от временного к вечному, от греховного к святому. Отныне в этот день у христиан был свой праздник, и соблазн, как могло показаться, был подсечен под корень.
Ах, если бы язычество заключалось лишь в памятных датах, ритуалах и мероприятиях! Однако оно не в культах, не в обрядах, не в идолах, а в головах… Хромавшие прежде на сторону получили, наконец, свой праздник, а стали они через это совершенно свободными от соблазна язычеством? От соблазна хождения на их, скажем так, религиозные мероприятия они, положим, освободились, а от того, из-за чего их что-то привлекало там, от того, что их изнутри тянуло туда?.. Наивно думать, будто бы весь соблазн сводился к тому, что людям хотелось праздника, радости, а найти это можно было только «во тьме и сени смертной», из которой они только что, вроде как, вышли, приняв, ставшее «модным» христианство (после признания которого в IV веке «дозволенной религией», в Церковь хлынуло множество людей, которые меняли культ, систему обрядов, но не образ мыслей и чувств).
Что установление праздника Рождества Христова послужило Церкви во благо – в этом никаких сомнений. Но не выкорчеванное, не выполотое начисто язычество не могло не прорасти в ее немощных чадах своими «драконьими зубами»…
Богоявленское двуединство
Вспомним, что изначально событие Рождества Христова праздновалось в составе Богоявления. Оно не просто стало, по вышеупомянутым причинам, обособленно отмечаться с определенного момента, но было именно вычленено из Богоявления и отделено от другого евангельского события – Крещения Господня, которое мы празднуем, по-прежнему, в день Богоявления, 6 января по юлианскому календарю (19 января по новому стилю). Святки – это, по сути, не столько послерождественский праздничный период, сколько живая связь двух, празднуемых в разные дни, богоявленских событий, некогда отмечавшихся, как один праздник. Можно сказать, что Святки – это священный промежуточный период времени, сохраняющий древнее единство двух праздников, которые, при практически идентичной богослужебной схеме, отличаются лишь содержанием текстов.При всей рациональной обоснованности, даже пастырской оправданности этого тактического хода, допустимо предположить, что выделение события Рождества Христова из праздника Богоявления и его отдельное насаждение повлекло за собой логически неизбежную профанацию, поскольку ослабило в церковном сознании его изначальный богоявленский смысл. Мы привыкли объяснять именование Богоявлением праздника, посвященного событию Крещения Господня, тем, что при Иордане тогда состоялось явление Св. Троицы: Отец, голосом с небес свидетельствовал о явившемся во плоти и крещающемся Сыне, а Дух обозначил Свое присутствие образом голубя. Это верно.
Однако именно в Рождестве Христовом Бог явился во плоти (1 Тим. 3: 16). Блж. Феодорит Кирский говорит: «…Сущий Бог и Божий Сын, имея невидимое естество, когда вочеловечился, соделался для всех явным».
С одной стороны, как бы понятно, что, празднуя Рождество Христово, мы чествуем Боговоплощение – чудо, по мнению свт. Иоанна Златоуста, более великое, чем сотворение мира, ибо «принять плоть и претерпеть то, что Он претерпел, есть гораздо большее дело, нежели сотворить мир и привести его из небытия в бытие». Но традиционно Богоявление как-то ясней осознается нами в описании Крещения, чем в событии Рождества. Правда, ясность эта какая-то поверхностная. Обыденное сознание, в основном, воспринимает описание евангельских чудес магически: на уровне подтверждения всемогущества Божия, напоминания о необходимости благоговейного, богобоязненного почитания, однако, вопрос, в чем именно должно выражаться это почитание, оставляется в стороне, а то и сводится к ритуально-дисциплинарной сфере.
Рождественский призыв
Между тем, Богоявлением в Рождестве Христовом, если вдуматься, Бог открывает нам существеннейшую истину о Себе и о нас, о нашем призвании, о пути спасения: отныне природа человеческая соединена с природой Божественной. Сын Божий облекается в человеческое естество, чтобы исцелить его. «Как при первом создании, – говорит свт. Иоанн Златоуст, – невозможно было образоваться человеку, прежде чем персть взята была в руки Божии, так и поврежденный сосуд не мог бы возобновиться, если бы он не сделался одеянием Создателя. Истинный Человек явлен миру, как Богочеловек».И подобно тому, как Дух обозначил Свое присутствие в виде голубя над Иисусом «для того, чтобы, – как объясняет свт. Иоанн Златоуст, – и присутствующим, и Иоанну указать, как бы перстом, Сына Божия, и вместе для того, чтобы и ты знал, что и на тебя, когда крещаешься, нисходит Дух Святой», так же и Сын Божий, став Сыном Человеческим и призвав нас к усыновлению Отцу по дару благодати через Него – Сына Единородного – тем самым открыл тайну нашего спасения: оно в свободном положительном волевомответе на это призвание.
Именно волевом. А то уж больно инфантильно как-то мы осмысливаем Рождество Христово, да и все домостроительство нашего спасения. Как будто Бог все делает не только для нас, но и за нас: воплощается, искупает от вечной смерти, прощает, а мы в ответ славословие приносим, ну и определенные правила соблюдаем да традиции чтим. Т.е. «хорошо себя ведем», чтобы избежать наказания и заслужить на Елке поощрение от Деда Мороза. Но Господь, заповедуя нам быть «как дети» в смысле искренности и естественности, вовсе не призывает становиться каким-то переростками инфантильными.
Явление Бога во плоти – не только ключевое событие в священной истории, не только начало Его жертвоприношения ради искупления рода человеческого, но это еще и программа нашего спасения через покаяние и обожение в соработничестве человека Богу. «Будучи истинным Сыном Божьим, Он сделался Сыном Человеческим, чтобы сынов человеческих сделать чадами Божьими», – говорит свт. Иоанн Златоуст. Наша природа в Нем уже обожена через Воплощение, но каждый из нас волен «активировать» это состояние личным выбором, или отказаться: избрать жизнь вечную или погибель. И если Боговоплощение – чудо большее, чем сотворение мира, но все же не встречающее непреодолимых препятствий, то спасение человека порой в такое препятствие упирается – это свободная воля.
«Гораздо труднее, – даже по человеческим соображениям, – убедить свободу человека, чем создать природу, – говорит свт. Иоанн Златоуст. – Причина же заключается в том, что Бог желает, чтобы мы сами добровольно делались добрыми». Если уж проводить параллель с компьютерной программой, то следует уточнить, что одноразовой активации в виде принятия Крещения недостаточно, а отказ от обновлений влечет блокировку.
Рождение в жизнь
Сын Человеческий рождается, чтобы жить. Бог являет в Рождестве Христовом единство двух природ не как единовременный акт, а как начало жизненного подвига, который достигнет кульминации в Крестной Жертве, после которой – Воскресение. Вот оно – Богоявление Рождества. Вне его Богоявление Крещения воспринимается неполно. Отсюда и соблазн мыслить о Крещении, как о достаточном для спасения одноразовом акте: чтобы наследовать Царство Небесное, надо креститься. И все.Но с таинства Крещения христианская жизнь только начинается. Сын Божий «родился по плоти, чтобы ты родился по духу», – говорит свт. Иоанн Златоуст. Для современного человека можно еще уточнить: «…чтобы ты родился по духу и жил по нему». Свт. Григорий Богослов поясняет: Христос «столько же для тебя человек, сколько ты ради Него делаешься богом».
В противном случае, горе нам… Особенно тем, кто, по своему положению в Церкви, призван учить и предостерегать ближних от заблуждений, а вместо этого потворствует предрассудкам, суевериям и невежеству, порожденному принципиальной поверхностностью.
Очень удобно выдавать свою безответственность за доверие Промыслу Божьему, языческий магизм – за веру в силу благодати Духа Святого, ограниченность – за простоту во Христе, пренебрежение к жизни по Евангелию – за надежду на милосердие Божие.Главное – креститься. По вере, не по вере – какая разница? В наше время неверующих нет. Все во что-то веруют. Надо его обязательно покрестить, чтобы можно было на проскомидию подавать, а там Господь уже вразумит, по любому, чай не чужой… А начнешь катехизировать, он, глядишь, чего доброго, передумает креститься, когда узнает, к чему это его обязывает!
Ни у кого из свв. Отцов этого, к прискорбию, привычного «благочестивого» бреда мы не найдем. Нет у них подтверждения распространенному мнению о необходимости креститься всем, вне зависимости от наличия веры или ее качества и намерений менять свою жизнь, как нет у них и высказываний о безусловной пользе и сотериологической самодостаточности этого Таинства (якобы крещеным быть в любом случае лучше, чем не-).
Напротив, свт. Иоанн Златоуст очень строго предупреждает тех, кто, крестившись, продолжает жить-грешить-не тужить «как все», т.е., ведет себя так, словно с ним ничего не произошло: «Ведь ты будешь наказан за грехи свои не просто как человек, но как сын Божий, и величие чести послужит тебе только к большему наказанию (выделено нами. – И.П.). <…> …Если тот, кому дан был в удел рай, за одно только преслушание после великой чести подвергся таким бедствиям, то мы, получившие небо и соделавшиеся сонаследниками Единородного, можем ли испросить прощение, когда, оставив голубя, поспешаем к змию?»
О том же пишет и свт. Феофан Затворник: «Дух Божий делает сынами – возрождая, всех ли? Не всех, а только тех, кои уверовали в Господа, положили следовать Ему во всем, и ради сих расположений приняты в благоволение Божие, как бы преднаречены быть сынами. После сего Дух Святой, пришедши чрез таинства, делает их сынами существенно, и сделав их такими, пребывает в них и научает возноситься к Богу, как к Отцу». И вот тогда «совершается существенное изменение всего внутреннего и нравственного строя человека. Он становится Христоподобным, а оттого потом и жизнь начинается Христоподражательная».
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
