Икономия и экономия: в чем разница?
Разумеется, сегодня никому не нужно объяснять значение слова «экономика» или «экономия». Это древнегреческое по своему происхождению слово состоит из слов ὁ οἶκος (oikos) – дом, жилище, имущество, и ὁ νόμος (nomos) – установление, закон. Соответственно, древнегреческое ἡ οἰκονομία (oikonomia) дословно значит управление или руководство домом или хозяйством, имуществом.
Впервые это слово появляется у древнегреческих авторов IV в. до Р.Х. Ксенофонта и Аристотеля. Любопытно, что Аристотель отделяет экономику как искусство управления хозяйством от так называемой хрематистики – умения извлекать выгоду, наживать имущество и деньги. То есть, ведение хозяйства для Аристотеля – это одно, а прибыль или нажива – другое. Это лишний раз ярко демонстрирует, насколько классические древние греки не были заинтересованы в погоне за имущественными приобретениями или денежной выгодой – за тем, что становится основным смыслом хозяйственной и прочей деятельности при капитализме. Античных греков больше интересовали занятия политикой, искусствами и науками: вот где и как они преимущественно искали себе славу и смысл жизни.
Сегодня за словом «экономика» прочнее некуда закрепилось значение хозяйственной деятельности и совокупности отношений в процессе производства, распределения и потребления имущественных благ. Однако интересно, что это слово богаче, чем принято думать. В Православии, в его богословии и церковном праве оно приобрело свое, совершенно особое значение (хотя отчасти и напоминающее исходное).
«Икономия» («и» вместо «э» появилось как следствие средневекового византийского произношения) стали называть принцип решения церковных вопросов и душепопечения с позиций снисхождения и практической пользы. Бывают ситуации, когда следует отступить от строгого исполнения канона или дисциплинарного правила там, где его применение с высокой вероятностью может породить грех или соблазн (с другой стороны, в Православии икономия часто соотносится и дополняется понятием акривии как неукоснительной точности и тщания в «делах»).
Икономическое целесообразное снисхождение к конкретным немощам человека или учет каких-либо реальных обстоятельств осуществляется в интересах спасения самого этого человека и в интересах Церкви как целого. Скажем, супруг-христианин, живущий в честном браке и любви с тем, кто не хочет переходить в его веру и венчаться, не обвиняется в грехе. Или солдату, уходящему на войну, согласно принципу икономии можно разрешить обвенчаться во время Великого поста. Или вспомним те же отступления от поста с разрешения Церкви, когда человек болеет или путешествует – ведь это тот же принцип икономии в действии.
Впрочем, у церковного снисхождении есть свои четкие пределы. Никакая икономия не может разрешить или оправдать смертный грех. Также икономия ни в коем случае не затрагивает вопросы догматического порядка: «Икономия только тогда используется правильным образом, когда не повреждается учение благочестия» (свт. Евлогий Александрийский).
В таком целесообразном, обусловленном теми или иными конкретными обстоятельствами отступлении от церковных правил есть глубокий смысл. Еще тот же Аристотель говорил, что любой закон формулируется в общем виде, но он не может предусмотреть абсолютно все конкретные обстоятельства своего применения в будущем, и поэтому те или иные отступления от абстрактных формул будут неизбежны. Как позже определил Афанасий Великий в обоснование принципа икономии, «одно и то же в известном отношении и не вовремя непозволительно, а в другом отношении и благовременно – не воспрещается и дозволяется». Или, как заметил патриарх Феодор Вальсамон, «законы нужно толковать в том смысле, какого требует человеколюбие».
В принципе, икономию можно понимать шире, как искусство управления в деле спасения человека. В качестве некоторой аналогии можно вспомнить популярное в 1970-е годы в Советском Союзе суждение «экономика должна быть экономной». Кстати, прообраз мудрого и милосердного отношения к делам спасения содержится в притче из Евангелия от Луки о рассудительном домоправителе (φρόνιμος οἰκονόμος), совершавшем свое хозяйствование (οἰκονομίαν) в духе снисхождения и прощавшем заемщикам своего хозяина их долги (Лк 16. 1-8).
Стоит также оговорить, что иногда в истории христианского богословия «икономия» понималась вообще предельно широко, как Божественное управление своим домом, Божественное домостроительство и замысел в отношении мира и человека. В этом значении слово «икономия» употреблялось в Новом Завете, а также у некоторых учителей и Отцов Церкви. Например, апостол Павел пишет в Послании к Ефесянам: «…открыв нам тайну воли Своей по благоволению Своему, которое Он прежде положил в Нём для устроения (греч. εις οικονομιαν) полноты времён, чтобы соединить всё небесное и земное под главою Христа, в Нем» (Еф. 1.9-10).
Впервые это слово появляется у древнегреческих авторов IV в. до Р.Х. Ксенофонта и Аристотеля. Любопытно, что Аристотель отделяет экономику как искусство управления хозяйством от так называемой хрематистики – умения извлекать выгоду, наживать имущество и деньги. То есть, ведение хозяйства для Аристотеля – это одно, а прибыль или нажива – другое. Это лишний раз ярко демонстрирует, насколько классические древние греки не были заинтересованы в погоне за имущественными приобретениями или денежной выгодой – за тем, что становится основным смыслом хозяйственной и прочей деятельности при капитализме. Античных греков больше интересовали занятия политикой, искусствами и науками: вот где и как они преимущественно искали себе славу и смысл жизни.
Сегодня за словом «экономика» прочнее некуда закрепилось значение хозяйственной деятельности и совокупности отношений в процессе производства, распределения и потребления имущественных благ. Однако интересно, что это слово богаче, чем принято думать. В Православии, в его богословии и церковном праве оно приобрело свое, совершенно особое значение (хотя отчасти и напоминающее исходное).
«Икономия» («и» вместо «э» появилось как следствие средневекового византийского произношения) стали называть принцип решения церковных вопросов и душепопечения с позиций снисхождения и практической пользы. Бывают ситуации, когда следует отступить от строгого исполнения канона или дисциплинарного правила там, где его применение с высокой вероятностью может породить грех или соблазн (с другой стороны, в Православии икономия часто соотносится и дополняется понятием акривии как неукоснительной точности и тщания в «делах»).
Икономическое целесообразное снисхождение к конкретным немощам человека или учет каких-либо реальных обстоятельств осуществляется в интересах спасения самого этого человека и в интересах Церкви как целого. Скажем, супруг-христианин, живущий в честном браке и любви с тем, кто не хочет переходить в его веру и венчаться, не обвиняется в грехе. Или солдату, уходящему на войну, согласно принципу икономии можно разрешить обвенчаться во время Великого поста. Или вспомним те же отступления от поста с разрешения Церкви, когда человек болеет или путешествует – ведь это тот же принцип икономии в действии.
Впрочем, у церковного снисхождении есть свои четкие пределы. Никакая икономия не может разрешить или оправдать смертный грех. Также икономия ни в коем случае не затрагивает вопросы догматического порядка: «Икономия только тогда используется правильным образом, когда не повреждается учение благочестия» (свт. Евлогий Александрийский).
В таком целесообразном, обусловленном теми или иными конкретными обстоятельствами отступлении от церковных правил есть глубокий смысл. Еще тот же Аристотель говорил, что любой закон формулируется в общем виде, но он не может предусмотреть абсолютно все конкретные обстоятельства своего применения в будущем, и поэтому те или иные отступления от абстрактных формул будут неизбежны. Как позже определил Афанасий Великий в обоснование принципа икономии, «одно и то же в известном отношении и не вовремя непозволительно, а в другом отношении и благовременно – не воспрещается и дозволяется». Или, как заметил патриарх Феодор Вальсамон, «законы нужно толковать в том смысле, какого требует человеколюбие».
В принципе, икономию можно понимать шире, как искусство управления в деле спасения человека. В качестве некоторой аналогии можно вспомнить популярное в 1970-е годы в Советском Союзе суждение «экономика должна быть экономной». Кстати, прообраз мудрого и милосердного отношения к делам спасения содержится в притче из Евангелия от Луки о рассудительном домоправителе (φρόνιμος οἰκονόμος), совершавшем свое хозяйствование (οἰκονομίαν) в духе снисхождения и прощавшем заемщикам своего хозяина их долги (Лк 16. 1-8).
Стоит также оговорить, что иногда в истории христианского богословия «икономия» понималась вообще предельно широко, как Божественное управление своим домом, Божественное домостроительство и замысел в отношении мира и человека. В этом значении слово «икономия» употреблялось в Новом Завете, а также у некоторых учителей и Отцов Церкви. Например, апостол Павел пишет в Послании к Ефесянам: «…открыв нам тайну воли Своей по благоволению Своему, которое Он прежде положил в Нём для устроения (греч. εις οικονομιαν) полноты времён, чтобы соединить всё небесное и земное под главою Христа, в Нем» (Еф. 1.9-10).
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.