Как в Германии преподают религию в школе
«Разве можно представить, чтобы религию в школе преподавали в просвещенных цивилизованных странах?» — такие вопросы не раз слышались от критиков введения в российских школах курса «Основы религиозных культур и светской этики». Хотя уже многие годы в Германии, в центре «славной либеральной» Европы, предмет «Религия» преподается во всех школах. И сомнений в необходимости такого курса там не возникает.
Детская служба в Пепельную среду в Трирском кафедральном соборе
В Германии Церковь отделена от государства. Однако во многих федеральных землях школьникам преподают предмет под названием «Религия». На севере и в части территорий бывшей ГДР под этим подразумевают историю религиозных идей. Но в западных и южных землях все гораздо интересней, возможны варианты. Основные — католическая, протестантская религия и этика. В зависимости от конфессиональной принадлежности своей семьи (или отсутствия такой принадлежности) дети могут посещать занятия по одному из направлений.
Преподают «Религию» светские педагоги. Правда, по конфессиональным направлениям — только те, которые прошли специальную подготовку и получили разрешение от Католической или Протестантской церквей.
Мы решили побеседовать с учителями западногерманского города Трир в земле Райнланд-Пфальц, с тремя из многих. Каждый из них имеет свою специализацию: двое преподают в гимназии (с 5 по 13 классы) евангелическую и католическую религии, третья собеседница — директор начальной католической школы. Всем им было что рассказать о том, как они работают и с какими проблемами сталкиваются. Возможно, их опыт будет полезен нашим педагогам и несколько отрезвит критиков. Эти люди уже много лет идут по пути, на который мы только вступили.
— Ирина, Вы начинали учиться еще в советской школе, потом приехали в Германию. Что поразило Вас тогда больше всего?
— Помню, как я впервые после советской школы оказалась именно на уроке по религии в Германии. Наша семья переехала сюда, когда мне было шестнадцать лет, я заканчивала здесь уже старшие классы. И первая же тема урока меня просто поразила — мы говорили об Иисусе Христе. Вернее, даже дискутировали. Я никогда не думала, что о Нем можно вот так на уроке рассуждать. Бабушка дома учила меня читать Библию, но выражать свое мнение о прочитанном у нас в семье было не принято. Кроме того, в советских школах был совсем иной принцип преподавания. Нам задавали параграфы из учебника, и на уроках мы должны были отвечать абзацами из них. А в Германии детей учат рассуждать, выражать свое мнение. Так что я попала не просто на урок об Иисусе Христе. Я попала на занятие, где каждый говорил, что думает по поводу того, Кто такой Бог и каково значение Христа для людей. Знаете, это перевернуло мой мир. Раньше я открывала Евангелие — но ничего там понять не могла. Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова… — на этом чтение и заканчивалось. На занятиях по религии я поняла, что можно читать по-другому. Я не только лучше вникла в Евангелие — я увидела, что все сказанное там имеет прямое отношение ко мне. Иными словами, в школе мне открыли Библию.
— А кто у Вас преподавал — священники или простые педагоги?
— Обычные педагоги, такие же, как я. Таково правило для всех светских школ в Германии. И программа тоже составлена светскими педагогами — специалистами по теологии, но не священниками. Наша специфика в том, что у нас есть разрешение от Церкви на преподавание этого предмета. Когда мы получали диплом педагога по религии, мы давали обещание представлять именно интересы нашей Церкви.
Мы понимаем, что от учителя многое зависит. И если мы хотим, чтобы наши уроки были детям интересны, мы должны постоянно держать руку на пульсе — что они сейчас смотрят в кино, что читают в Интернете…
— Ну, например, вышел какой-нибудь фильм наподобие «Кода да Винчи». Такое кино, как правило, подростки обязательно смотрят — ведь авторы там «столько мифов опровергли». И что Вы с этим делаете?
— Знаете, именно этот фильм и книгу мы как раз очень широко обсуждали. Можно сказать, авторы преподнесли нам настоящий подарок. Потому что все дети, разумеется, посмотрели картину, кто-то и книгу осилил. И конечно, у них был миллион вопросов — что это за сведения о Марии Магдалине? Почему об этом не сказано в Евангелии? Для нас, педагогов, это очень хорошо. Детей «зацепило». У них появился живой интерес, упускать момент нельзя. Помню, мы даже с коллегами специально собирались и устраивали семинары — придумывали методику, как работать с этим фильмом. Например, можно серьезно «заняться биографией» Марии Магдалины. Что нам о ней доподлинно известно, то есть что говорит Евангелие? А что написано в апокрифах? Можно ли им доверять? Каков взгляд Церкви? Какие очевидные «ляпы» допустил Дэн Браун? Пусть дети сами ищут и комментируют. А кто такой Леонардо да Винчи? Если рассмотреть его фреску «Тайная Вечеря», то станет понятно, что создать ее мог только глубоко религиозный человек. Что за фанатик показан в этой истории? Как к нему относиться? В чем его основные ошибки? Наконец, если даже попробовать допустить, что все сказанное в «Коде да Винчи» не лишено основания… Вам бы хотелось, чтобы все было так, как там описано? Вы могли бы жить в такой системе координат, которую предлагает автор «Кода»? Вообще, что бы с нами было, если бы не было Богочеловека Христа? Здесь же можно поговорить об интерпретации Библии в произведениях искусства. Можно рассмотреть работы других авторов на тему Тайной Вечери, и вообще живопись Возрождения — каковы ее характерные черты и так далее. Вот такой ход рассуждений…
— Иными словами, у Вас в педагогике стопроцентное творчество. А разве нет единой школьной программы?
— В Германии немного другой принцип обучения гуманитарным предметам, чем в России. Процентов на шестьдесят мы придерживаемся нашей программы, а остальные сорок — это творчество педагога. У нас есть таблицы: что дети должны узнать за текущее полугодие. И дальше я как учитель уже сама решаю, какую тему сначала взять, какую потом, и какими дополнительными материалами все это иллюстрировать. Скажем, в старших классах одно полугодие посвящено антропологии. И я могу здесь брать все что угодно, начиная с теории Дарвина и заканчивая образом Христа, Богочеловека. Помню, мы уже в институте с однокурсниками сами разрабатывали темы и подходы, а потом проверяли на пробных уроках.
— Какие темы детям больше всего нравятся?
— По-разному. Например, в пятом, шестом классах нравится говорить на этические темы: что такое совесть, что значит — обманывать, почему это нехорошо и почему люди так поступают… Через такие беседы они в себя заглядывают глубже, им это очень интересно. В старших классах самые живые дискуссии возникают в связи с темами абортов, эвтаназии, генных технологий… При этом мы обязательно говорим об отношении Церкви к этим проблемам.
— В Германии ведь не только христиане, верно? Есть еще иудеи, мусульмане… У них есть свои занятия по религии?
— В нашей школе мусульман немного, на группу не набирается. У них есть выбор — они могут посещать уроки этики. Особенно это актуально, если родители против того, чтобы их ребенок даже на теоретическом уровне соприкасался с другой религиозной традицией. Но у нас гораздо чаще бывает по-другому. Родители говорят: да, мы мусульмане, но мы живем в христианской стране, наш ребенок должен знать ее традиции, ее менталитет, религиозную жизнь. Их дети ходят на уроки вместе с католиками или протестантами. Что касается иудеев, то они могут посещать занятия по религии в синагоге.
— А Вы не боитесь, что Вашим ученикам больше понравится какая-то другая религиозная традиция? Ведь, насколько я понимаю, Вы не можете на уроке открыто проповедовать именно свою веру, «агитировать» за нее.
— Нам это запрещено. Да это и не нужно в школе. Задача педагога — дать знания, чтобы дети могли самостоятельно мыслить, задавать себе вопросы о главном, о Боге. Передо мной как педагогом нет задачи показать, кто верит правильно, а кто неправильно. Моя цель — объяснить, что у каждой религиозной традиции есть свое обоснование, богословское, историческое, какое-то иное. Ну а дальше… Помните известную аксиому? Если вы верите в Бога, а потом выяснится, что Его нет, — вы ничего не теряете. Но если вы не верите в Бога, а потом выяснится, что Он есть, — вы теряете всё. С этой точки зрения неважно, что именно из тех знаний, которые мы даем, поможет детям прийти к Богу. Главное — чтобы рано или поздно это произошло. А представление о других конфессиях и религиях только помогает нам лучше понять суть нашей собственной веры.
— Вы работаете с детьми начиная с пятого класса. Скажите, а им в этом возрасте интересно говорить о религии и вере?
— Дети в этом возрасте очень любят философствовать. Их интересуют, например, вопросы, откуда мы пришли в эту жизнь и куда уходим, что будет с нами после смерти. Мы, педагоги, даем им возможность высказывать свои мысли, рассказывать истории из жизни. Через это мы с ними знакомимся, начинаем понимать их интересы и тревоги. У кого-то недавно умерла бабушка, у кого-то родители разводятся, дети задаются естественным вопросом: почему? По сути, их опыт — это отправная точка в нашем разговоре.
— И Вы прямо в классе обсуждаете вопрос, почему разводятся родители?
— Нет, конечно. Это тема для разговора ученика с учителем один на один, если ребенок сам захочет. Но далеко не каждый станет показывать свои переживания при других. Вместе мы можем обсуждать аналогичные ситуации в качестве общего примера, без конкретики. Скажем, смерть близких. Почему это случилось? Что теперь с ними? Как раньше люди на это смотрели и как теперь?
У нашей школы естественно-научный уклон. Это значит, дети со временем всё сильнее углубляются в физику, химию, математику и биологию. Среди них есть и такие, кто не имеет никакого представления о религии. Это дети из семей, где вера вообще не обсуждается, и нам с ними очень сложно выйти на разговор о Боге в формате урока. Естественно, у них возникает вопрос, какое отношение к ним имеет этот предмет? Зачем им это изучать? Нет ли противоречия между религиозным взглядом на жизнь и научными подходами?
— Эти вопросы и у многих взрослых возникают, не то что у детей. Что же Вы им говорите?
— Говорю как есть: наука и религия — это разные способы познания мира, и оба пути для человека очень важны. Наука, например, ищет ответ на вопрос «Как появилась жизнь?». А религия — «Для чего? Зачем она появилась?». Конфликта здесь не должно быть просто потому, что это разные задачи.
— Удается убедить?
— Я вижу, что постепенно их отношение к предмету меняется. Интересно, что мы в итоге вообще не говорим с ними о научных подходах. Дети задают очень личные вопросы — о смысле жизни, о будущей профессии, о том, на кого им равняться… Именно это их волнует.
— Что же думают дети о смысле жизни?
— Честно говоря, иногда их размышления просто пугают. Многие из них — материалисты, многие пресыщены благами цивилизации. Вот в прошлом году перед Рождеством мы в 10 классе писали сочинение на общую тему «Для чего учиться в школе?». Вы знаете, они отвечали: чтобы потом заработать на большой красивый дом, на дорогую машину… Лично меня это очень настораживает. Они сыты, всем довольны. Порой кажется, что-то серьезное должно с ними произойти, прежде чем они начнут задумываться о настоящих целях в жизни.
— А Вы лично стараетесь подвести их к этому вопросу?
— На занятиях по религии, конечно, это главный вопрос. И мы, педагоги, стараемся выводить на размышления о нем. Что не всегда дается легко. В этом смысле мне очень нравится, что в 11 классе мы полгода изучаем антропологию. Здесь масса вопросов: кто такой человек? Какими мы были раньше, что представляем собой сегодня? Как мы живем в семье, в обществе? Где проходят границы нашей личной свободы? В процессе разговора у самих детей рождаются вопросы: а человек по природе своей добрый или злой? Есть ли у нашего существования конечная цель?
Мне кажется, очень важно, что именно на уроках по религии мы ищем на них ответы. Понятно, что готовых формул не существует. Дети должны сами прийти к каким-то выводам. Я помогаю им научиться дискутировать, выражать свое мнение, следить за ходом мысли… Дальше начинается их личная работа.
— А Священное Писание вообще не изучаете?
— Обязательно изучаем. Но эта тема, как правило, детям дается сложнее. Божественное начало в нас, Христос как Спаситель мира — у школьников очень часто не хватает элементарной базы, чтобы об этом говорить. Да и желания ее обрести, прямо скажем, нет. Их нужно для начала заинтересовать. Здесь очень помогают работы наших католических богословов Фомы Аквинского, Ансельма Кентерберийского о доказательствах бытия Божия. Это философские темы, из них вытекает множество вопросов. Детям сразу становится интересно. После этого им легче взяться за Библию. Хотя актуальность ее все же для многих под вопросом. Для педагога здесь огромное поле работы. Нужно научить детей не только читать эти тексты, но и пропускать через себя. Они должны пытаться интерпретировать Священное Писание. Пусть по-своему, не так, как мудрые богословы. Но зато они смогут понять, что этот текст имеет к ним прямое отношение. Здесь же мы изучаем Маркса, Ницше, атеизм. Моя задача сделать так, чтобы дети научились самостоятельно разбираться в этих теориях, сформировали к ним свое отношение.
— А у Вас нет опасений, что в процессе таких дискуссий Христос уйдет в их сознании на второй план? Что обсуждать этические проблемы и вырабатывать отношение к марксизму им будет гораздо интереснее и проще, чем вникать в суть жизни христианина?
— Ответить на этот вопрос нелегко. Мы ведь не можем заставить детей стать верующими людьми, начать ходить в храм, не можем требовать от них религиозного опыта. Они получают это на богослужении или дома, через семью. А в школе они должны учиться мыслить, спорить, оперировать философскими категориями. Это совершенно иная задача. Другой вопрос, что если раньше дети действительно получали в семье необходимый опыт церковной жизни, то теперь этого зачастую не происходит — мы живем в секуляризованном обществе. И школа, как ни печально, становится едва ли не единственным местом, где дети могут хоть что-то узнать о Христе и Церкви. Иногда нам приходится даже менять план занятий и идти с учениками в храм, чтобы там на месте что-то объяснить и показать. Но это весьма неоднозначный и тонкий момент… Дети не должны воспринять поход в церковь как нечто обязательное, как давление со стороны педагогов. Мы же, в свою очередь, не можем оценивать их участие в таких занятиях, потому что это уже за рамками программы. В немецком обществе к таким вопросам относятся очень серьезно.
— Вас как верующего человека это не огорчает?
— Знаете, я по-другому на это смотрю. Я все же думаю, нам очень повезло. То, что при всех обстоятельствах нашего времени я могу преподавать в школе такой предмет, как религия, представлять точку зрения Церкви — лично для меня большая радость. Нам дали шанс, и мы должны его использовать.
— Вы работаете в необычной школе. Она, с одной стороны, общеобразовательная, с другой стороны — с религиозным уклоном. Это не математика, не иностранные языки… Что же Вы даете ученикам?
— В других школах на занятия по религии отводится два часа в неделю. В нашей школе — три, и я считаю, что для детей это хорошо. Первый, второй, третий, четвертый классы — как раз то время, когда в ребятах еще не проснулся дух протеста, но уже есть живой интерес к вопросам бытия. Дети еще готовы воспринимать всем сердцем красоту богослужения, они доверяют взрослым, им хочется понять, кто такой Бог, как Он относится к людям, как Он смог сотворить мир… Обо всем этом с ними можно и нужно говорить.
— Как же Вы объясняете, кто такой Бог?
— Здесь главное четко понимать: доказать словами ничего не получится. Но можно дать детям почувствовать что-то очень важное. Для этого нужны живые примеры. В младших классах с ребятами можно говорить об очень разных вещах, используя прием отраженной реакции. То есть пытаться понять, кто такой Бог, через то, как воспринимают Его в Евангелии самые обычные люди. Например, слепой от рождения человек: каким представлялся ему мир, которого он никогда не видел? Что произошло с ним, когда Господь его исцелил? Или, скажем, Закхей: он маленького роста, в толпе ему не видно Христа, и вот он полез на дерево, потому что очень хотел Его увидеть, хотя знал, что над ним будут смеяться… Дети сопереживают этим людям.
Важное правило в таких занятиях — практические вещи. Например, в октябре у нас в земле Райнланд-Пфальц отмечают праздник урожая. Школа принимает в этом участие. Дети приносят из дома что-нибудь вкусное, мы угощаем друг друга. И это уже прекрасный повод поговорить о том, Кто же нам все это дает. Дети сами формулируют: нужно говорить Богу спасибо. Или, например, мы все вместе печем хлеб, дети в восторге. И это хорошая возможность поговорить о том, в связи с чем хлеб упоминается в Евангелии, что такое хлеб насущный, хлеб жизни.
Или, например, когда приходят дни Великого поста, мы в Пепельную среду обязательно идем в церковь. Дети спрашивают: как же так, если Бог нас все равно любит, то зачем пост? И мы объясняем, что пришло особое время, когда мы можем выйти Богу навстречу, помочь Ему. Например, если мы сейчас не будем есть конфеты, то сможем их отдать бедным детям, у которых их нет, чтобы они порадовались. А нам потом пасхальный заяц обязательно принесет шоколадку, и она будет нам казаться самой вкусной на свете, потому что это будет награда от Бога.
— Иными словами, Вы занимаетесь не только образованием, но и воспитанием?
— Мы стараемся привить детям такую модель мышления, чтобы им хотелось поступать по-евангельски. Мы часто говорим о необходимости заботиться о ближних. Особенно о тех, кто сильнее других в этом нуждается. Например, если кто-то из наших детей страдает хроническими недугами — диабетом или легочными заболеваниями (в нашей школе сейчас нет деток, которые ограничены в передвижении, но если бы они были — к ним тоже было бы особое внимание), и не может играть вместе со всеми, это не значит, что он хуже остальных. Бог его любит точно так же, как и нас. И мы должны все вместе ему помочь, чтобы он мог так же радоваться каждому дню, как и мы. Педагоги придумывают такие занятия, чтобы дети вместе рисовали, исследовали карты, мастерили… Спустя время то же самое происходит уже без помощи взрослых — дети привыкают и воспринимают все как должное.
— И в Германии возможно вот так открыто говорить с детьми о Боге? Или так только в Вашей школе заведено?
— Интеграция детей с ограниченными возможностями есть в каждой школе. Но далеко не везде у педагогов есть возможность пояснить, где корень такого отношения к ближним. Знаете, мы регулярно встречаемся с руководителями начальных школ — в Трире их, помимо нашей, еще двадцать. Им всем хотелось бы дать детям понять, что мы живем так, потому что так нас научил Христос, потому что таков дух единения, например, в церковной общине. Но сделать это непросто, потому что в их школах учатся очень разные дети: католики, евангелики, мусульмане, буддисты, дети из нерелигиозных семей… Практически невозможно в такой ситуации найти общий знаменатель. Часто им приходится даже избегать употребления слова «Бог».
— А Вы водите школьников в храм?
— Обязательно, хотя бы два раза в месяц. Мы хотим, чтобы у них укрепилось чувство, что люди в храме — это настоящая община, что принадлежать к ней — большая радость. Все-таки очень важно, чтоб хотя бы в начальной школе дети это почувствовали. В этом возрасте они более восприимчивы, их восхищает красота богослужения. Но даже если ребенок не хочет молиться вместе со всеми или петь, мы никого не неволим. Он может посидеть в стороне и просто посмотреть, послушать. Здесь часто срабатывает механизм общины: когда он видит, что все его сверстники молятся, и учителя вместе с ними, то через некоторое время он тоже захочет. Главное — не заставлять. Пусть у него самого появится это желание. В нашей школе есть специальный зал, куда мы поднимаемся, чтобы сделать паузу или чтобы провести специальные уроки. Там стоит Распятие, есть изображения святой Елены и святого Павлина, чье имя носит наша школа. Мы можем, например, петь там наши религиозные гимны. Для детей такие передышки — всегда позитив. И я рада, что в их сознании все это связывается с молитвой.
— Если педагоги вместе с детьми ходят в храм, молятся, то, наверное, можно предположить, что отношения у вас скорее дружеские. Это не мешает преподаванию?
— Нет. Скорее помогает. Для нас очень важно, чтобы у ребенка не было страха перед учителем. Наоборот — чтобы он знал, что в любой момент может прийти к нам и задать любые вопросы. И еще важно, чтобы педагог был примером для ребенка. Но чтобы при этом он не стыдился говорить: «Да, и со мной бывало, что я думал: Господи, где же Ты был в этот момент?» Или чтобы учитель мог признать: «Я самый обычный человек и тоже совершаю ошибки. Но Господь мне помогает. И я знаю, что вслед за тяжелой полосой придет светлая». Мы должны поддерживать в детях радость жизни с Богом. Разве может быть что-то важнее?
Детская служба в Пепельную среду в Трирском кафедральном соборе
В Германии Церковь отделена от государства. Однако во многих федеральных землях школьникам преподают предмет под названием «Религия». На севере и в части территорий бывшей ГДР под этим подразумевают историю религиозных идей. Но в западных и южных землях все гораздо интересней, возможны варианты. Основные — католическая, протестантская религия и этика. В зависимости от конфессиональной принадлежности своей семьи (или отсутствия такой принадлежности) дети могут посещать занятия по одному из направлений.
Преподают «Религию» светские педагоги. Правда, по конфессиональным направлениям — только те, которые прошли специальную подготовку и получили разрешение от Католической или Протестантской церквей.
Мы решили побеседовать с учителями западногерманского города Трир в земле Райнланд-Пфальц, с тремя из многих. Каждый из них имеет свою специализацию: двое преподают в гимназии (с 5 по 13 классы) евангелическую и католическую религии, третья собеседница — директор начальной католической школы. Всем им было что рассказать о том, как они работают и с какими проблемами сталкиваются. Возможно, их опыт будет полезен нашим педагогам и несколько отрезвит критиков. Эти люди уже много лет идут по пути, на который мы только вступили.
И «Код да Винчи» пригодился
Ирина Етке, учитель русского языка и евангелической религии в гимназии имени Макса Планка, г. Трир. Ирина родом из русских немцев. Начала ходить в немецкую школу с 16 лет, когда семья переехала в Германию. Окончила университет имени Гумбольдта в Берлине.— Ирина, Вы начинали учиться еще в советской школе, потом приехали в Германию. Что поразило Вас тогда больше всего?
— Помню, как я впервые после советской школы оказалась именно на уроке по религии в Германии. Наша семья переехала сюда, когда мне было шестнадцать лет, я заканчивала здесь уже старшие классы. И первая же тема урока меня просто поразила — мы говорили об Иисусе Христе. Вернее, даже дискутировали. Я никогда не думала, что о Нем можно вот так на уроке рассуждать. Бабушка дома учила меня читать Библию, но выражать свое мнение о прочитанном у нас в семье было не принято. Кроме того, в советских школах был совсем иной принцип преподавания. Нам задавали параграфы из учебника, и на уроках мы должны были отвечать абзацами из них. А в Германии детей учат рассуждать, выражать свое мнение. Так что я попала не просто на урок об Иисусе Христе. Я попала на занятие, где каждый говорил, что думает по поводу того, Кто такой Бог и каково значение Христа для людей. Знаете, это перевернуло мой мир. Раньше я открывала Евангелие — но ничего там понять не могла. Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова… — на этом чтение и заканчивалось. На занятиях по религии я поняла, что можно читать по-другому. Я не только лучше вникла в Евангелие — я увидела, что все сказанное там имеет прямое отношение ко мне. Иными словами, в школе мне открыли Библию.
— А кто у Вас преподавал — священники или простые педагоги?
— Обычные педагоги, такие же, как я. Таково правило для всех светских школ в Германии. И программа тоже составлена светскими педагогами — специалистами по теологии, но не священниками. Наша специфика в том, что у нас есть разрешение от Церкви на преподавание этого предмета. Когда мы получали диплом педагога по религии, мы давали обещание представлять именно интересы нашей Церкви.
Мы понимаем, что от учителя многое зависит. И если мы хотим, чтобы наши уроки были детям интересны, мы должны постоянно держать руку на пульсе — что они сейчас смотрят в кино, что читают в Интернете…
— Ну, например, вышел какой-нибудь фильм наподобие «Кода да Винчи». Такое кино, как правило, подростки обязательно смотрят — ведь авторы там «столько мифов опровергли». И что Вы с этим делаете?
— Знаете, именно этот фильм и книгу мы как раз очень широко обсуждали. Можно сказать, авторы преподнесли нам настоящий подарок. Потому что все дети, разумеется, посмотрели картину, кто-то и книгу осилил. И конечно, у них был миллион вопросов — что это за сведения о Марии Магдалине? Почему об этом не сказано в Евангелии? Для нас, педагогов, это очень хорошо. Детей «зацепило». У них появился живой интерес, упускать момент нельзя. Помню, мы даже с коллегами специально собирались и устраивали семинары — придумывали методику, как работать с этим фильмом. Например, можно серьезно «заняться биографией» Марии Магдалины. Что нам о ней доподлинно известно, то есть что говорит Евангелие? А что написано в апокрифах? Можно ли им доверять? Каков взгляд Церкви? Какие очевидные «ляпы» допустил Дэн Браун? Пусть дети сами ищут и комментируют. А кто такой Леонардо да Винчи? Если рассмотреть его фреску «Тайная Вечеря», то станет понятно, что создать ее мог только глубоко религиозный человек. Что за фанатик показан в этой истории? Как к нему относиться? В чем его основные ошибки? Наконец, если даже попробовать допустить, что все сказанное в «Коде да Винчи» не лишено основания… Вам бы хотелось, чтобы все было так, как там описано? Вы могли бы жить в такой системе координат, которую предлагает автор «Кода»? Вообще, что бы с нами было, если бы не было Богочеловека Христа? Здесь же можно поговорить об интерпретации Библии в произведениях искусства. Можно рассмотреть работы других авторов на тему Тайной Вечери, и вообще живопись Возрождения — каковы ее характерные черты и так далее. Вот такой ход рассуждений…
— Иными словами, у Вас в педагогике стопроцентное творчество. А разве нет единой школьной программы?
— В Германии немного другой принцип обучения гуманитарным предметам, чем в России. Процентов на шестьдесят мы придерживаемся нашей программы, а остальные сорок — это творчество педагога. У нас есть таблицы: что дети должны узнать за текущее полугодие. И дальше я как учитель уже сама решаю, какую тему сначала взять, какую потом, и какими дополнительными материалами все это иллюстрировать. Скажем, в старших классах одно полугодие посвящено антропологии. И я могу здесь брать все что угодно, начиная с теории Дарвина и заканчивая образом Христа, Богочеловека. Помню, мы уже в институте с однокурсниками сами разрабатывали темы и подходы, а потом проверяли на пробных уроках.
— Какие темы детям больше всего нравятся?
— По-разному. Например, в пятом, шестом классах нравится говорить на этические темы: что такое совесть, что значит — обманывать, почему это нехорошо и почему люди так поступают… Через такие беседы они в себя заглядывают глубже, им это очень интересно. В старших классах самые живые дискуссии возникают в связи с темами абортов, эвтаназии, генных технологий… При этом мы обязательно говорим об отношении Церкви к этим проблемам.
— В Германии ведь не только христиане, верно? Есть еще иудеи, мусульмане… У них есть свои занятия по религии?
— В нашей школе мусульман немного, на группу не набирается. У них есть выбор — они могут посещать уроки этики. Особенно это актуально, если родители против того, чтобы их ребенок даже на теоретическом уровне соприкасался с другой религиозной традицией. Но у нас гораздо чаще бывает по-другому. Родители говорят: да, мы мусульмане, но мы живем в христианской стране, наш ребенок должен знать ее традиции, ее менталитет, религиозную жизнь. Их дети ходят на уроки вместе с католиками или протестантами. Что касается иудеев, то они могут посещать занятия по религии в синагоге.
— А Вы не боитесь, что Вашим ученикам больше понравится какая-то другая религиозная традиция? Ведь, насколько я понимаю, Вы не можете на уроке открыто проповедовать именно свою веру, «агитировать» за нее.
— Нам это запрещено. Да это и не нужно в школе. Задача педагога — дать знания, чтобы дети могли самостоятельно мыслить, задавать себе вопросы о главном, о Боге. Передо мной как педагогом нет задачи показать, кто верит правильно, а кто неправильно. Моя цель — объяснить, что у каждой религиозной традиции есть свое обоснование, богословское, историческое, какое-то иное. Ну а дальше… Помните известную аксиому? Если вы верите в Бога, а потом выяснится, что Его нет, — вы ничего не теряете. Но если вы не верите в Бога, а потом выяснится, что Он есть, — вы теряете всё. С этой точки зрения неважно, что именно из тех знаний, которые мы даем, поможет детям прийти к Богу. Главное — чтобы рано или поздно это произошло. А представление о других конфессиях и религиях только помогает нам лучше понять суть нашей собственной веры.
Дети любят философствовать
Франк Федер, учитель истории и католической религии в гимназии имени Макса Планка, г. Трир. Франк получил педагогическое образование в университетах Мюнстера и Марбурга. Преподает историю и религию 5—13 классам, в настоящее время работает с детьми 8 класса.— Вы работаете с детьми начиная с пятого класса. Скажите, а им в этом возрасте интересно говорить о религии и вере?
— Дети в этом возрасте очень любят философствовать. Их интересуют, например, вопросы, откуда мы пришли в эту жизнь и куда уходим, что будет с нами после смерти. Мы, педагоги, даем им возможность высказывать свои мысли, рассказывать истории из жизни. Через это мы с ними знакомимся, начинаем понимать их интересы и тревоги. У кого-то недавно умерла бабушка, у кого-то родители разводятся, дети задаются естественным вопросом: почему? По сути, их опыт — это отправная точка в нашем разговоре.
— И Вы прямо в классе обсуждаете вопрос, почему разводятся родители?
— Нет, конечно. Это тема для разговора ученика с учителем один на один, если ребенок сам захочет. Но далеко не каждый станет показывать свои переживания при других. Вместе мы можем обсуждать аналогичные ситуации в качестве общего примера, без конкретики. Скажем, смерть близких. Почему это случилось? Что теперь с ними? Как раньше люди на это смотрели и как теперь?
У нашей школы естественно-научный уклон. Это значит, дети со временем всё сильнее углубляются в физику, химию, математику и биологию. Среди них есть и такие, кто не имеет никакого представления о религии. Это дети из семей, где вера вообще не обсуждается, и нам с ними очень сложно выйти на разговор о Боге в формате урока. Естественно, у них возникает вопрос, какое отношение к ним имеет этот предмет? Зачем им это изучать? Нет ли противоречия между религиозным взглядом на жизнь и научными подходами?
— Эти вопросы и у многих взрослых возникают, не то что у детей. Что же Вы им говорите?
— Говорю как есть: наука и религия — это разные способы познания мира, и оба пути для человека очень важны. Наука, например, ищет ответ на вопрос «Как появилась жизнь?». А религия — «Для чего? Зачем она появилась?». Конфликта здесь не должно быть просто потому, что это разные задачи.
— Удается убедить?
— Я вижу, что постепенно их отношение к предмету меняется. Интересно, что мы в итоге вообще не говорим с ними о научных подходах. Дети задают очень личные вопросы — о смысле жизни, о будущей профессии, о том, на кого им равняться… Именно это их волнует.
— Что же думают дети о смысле жизни?
— Честно говоря, иногда их размышления просто пугают. Многие из них — материалисты, многие пресыщены благами цивилизации. Вот в прошлом году перед Рождеством мы в 10 классе писали сочинение на общую тему «Для чего учиться в школе?». Вы знаете, они отвечали: чтобы потом заработать на большой красивый дом, на дорогую машину… Лично меня это очень настораживает. Они сыты, всем довольны. Порой кажется, что-то серьезное должно с ними произойти, прежде чем они начнут задумываться о настоящих целях в жизни.
— А Вы лично стараетесь подвести их к этому вопросу?
— На занятиях по религии, конечно, это главный вопрос. И мы, педагоги, стараемся выводить на размышления о нем. Что не всегда дается легко. В этом смысле мне очень нравится, что в 11 классе мы полгода изучаем антропологию. Здесь масса вопросов: кто такой человек? Какими мы были раньше, что представляем собой сегодня? Как мы живем в семье, в обществе? Где проходят границы нашей личной свободы? В процессе разговора у самих детей рождаются вопросы: а человек по природе своей добрый или злой? Есть ли у нашего существования конечная цель?
Мне кажется, очень важно, что именно на уроках по религии мы ищем на них ответы. Понятно, что готовых формул не существует. Дети должны сами прийти к каким-то выводам. Я помогаю им научиться дискутировать, выражать свое мнение, следить за ходом мысли… Дальше начинается их личная работа.
— А Священное Писание вообще не изучаете?
— Обязательно изучаем. Но эта тема, как правило, детям дается сложнее. Божественное начало в нас, Христос как Спаситель мира — у школьников очень часто не хватает элементарной базы, чтобы об этом говорить. Да и желания ее обрести, прямо скажем, нет. Их нужно для начала заинтересовать. Здесь очень помогают работы наших католических богословов Фомы Аквинского, Ансельма Кентерберийского о доказательствах бытия Божия. Это философские темы, из них вытекает множество вопросов. Детям сразу становится интересно. После этого им легче взяться за Библию. Хотя актуальность ее все же для многих под вопросом. Для педагога здесь огромное поле работы. Нужно научить детей не только читать эти тексты, но и пропускать через себя. Они должны пытаться интерпретировать Священное Писание. Пусть по-своему, не так, как мудрые богословы. Но зато они смогут понять, что этот текст имеет к ним прямое отношение. Здесь же мы изучаем Маркса, Ницше, атеизм. Моя задача сделать так, чтобы дети научились самостоятельно разбираться в этих теориях, сформировали к ним свое отношение.
— А у Вас нет опасений, что в процессе таких дискуссий Христос уйдет в их сознании на второй план? Что обсуждать этические проблемы и вырабатывать отношение к марксизму им будет гораздо интереснее и проще, чем вникать в суть жизни христианина?
— Ответить на этот вопрос нелегко. Мы ведь не можем заставить детей стать верующими людьми, начать ходить в храм, не можем требовать от них религиозного опыта. Они получают это на богослужении или дома, через семью. А в школе они должны учиться мыслить, спорить, оперировать философскими категориями. Это совершенно иная задача. Другой вопрос, что если раньше дети действительно получали в семье необходимый опыт церковной жизни, то теперь этого зачастую не происходит — мы живем в секуляризованном обществе. И школа, как ни печально, становится едва ли не единственным местом, где дети могут хоть что-то узнать о Христе и Церкви. Иногда нам приходится даже менять план занятий и идти с учениками в храм, чтобы там на месте что-то объяснить и показать. Но это весьма неоднозначный и тонкий момент… Дети не должны воспринять поход в церковь как нечто обязательное, как давление со стороны педагогов. Мы же, в свою очередь, не можем оценивать их участие в таких занятиях, потому что это уже за рамками программы. В немецком обществе к таким вопросам относятся очень серьезно.
— Вас как верующего человека это не огорчает?
— Знаете, я по-другому на это смотрю. Я все же думаю, нам очень повезло. То, что при всех обстоятельствах нашего времени я могу преподавать в школе такой предмет, как религия, представлять точку зрения Церкви — лично для меня большая радость. Нам дали шанс, и мы должны его использовать.
Зачем в школе печь хлеб, или Как объяснить ребенку, кто такой Бог?
Ютта Клаес, директор начальной школы святого Павлина при Католической епископии Трира. Школа была основана в Трире в 1897 году. С 1970 года она находится на попечении Трирской католической епископии. Помимо стандартной общеобразовательной программы, имеет музыкальный уклон (занятия проводят солисты и музыканты Кафедрального собора в Трире) и расширенную программу по урокам религии.— Вы работаете в необычной школе. Она, с одной стороны, общеобразовательная, с другой стороны — с религиозным уклоном. Это не математика, не иностранные языки… Что же Вы даете ученикам?
— В других школах на занятия по религии отводится два часа в неделю. В нашей школе — три, и я считаю, что для детей это хорошо. Первый, второй, третий, четвертый классы — как раз то время, когда в ребятах еще не проснулся дух протеста, но уже есть живой интерес к вопросам бытия. Дети еще готовы воспринимать всем сердцем красоту богослужения, они доверяют взрослым, им хочется понять, кто такой Бог, как Он относится к людям, как Он смог сотворить мир… Обо всем этом с ними можно и нужно говорить.
— Как же Вы объясняете, кто такой Бог?
— Здесь главное четко понимать: доказать словами ничего не получится. Но можно дать детям почувствовать что-то очень важное. Для этого нужны живые примеры. В младших классах с ребятами можно говорить об очень разных вещах, используя прием отраженной реакции. То есть пытаться понять, кто такой Бог, через то, как воспринимают Его в Евангелии самые обычные люди. Например, слепой от рождения человек: каким представлялся ему мир, которого он никогда не видел? Что произошло с ним, когда Господь его исцелил? Или, скажем, Закхей: он маленького роста, в толпе ему не видно Христа, и вот он полез на дерево, потому что очень хотел Его увидеть, хотя знал, что над ним будут смеяться… Дети сопереживают этим людям.
Важное правило в таких занятиях — практические вещи. Например, в октябре у нас в земле Райнланд-Пфальц отмечают праздник урожая. Школа принимает в этом участие. Дети приносят из дома что-нибудь вкусное, мы угощаем друг друга. И это уже прекрасный повод поговорить о том, Кто же нам все это дает. Дети сами формулируют: нужно говорить Богу спасибо. Или, например, мы все вместе печем хлеб, дети в восторге. И это хорошая возможность поговорить о том, в связи с чем хлеб упоминается в Евангелии, что такое хлеб насущный, хлеб жизни.
Или, например, когда приходят дни Великого поста, мы в Пепельную среду обязательно идем в церковь. Дети спрашивают: как же так, если Бог нас все равно любит, то зачем пост? И мы объясняем, что пришло особое время, когда мы можем выйти Богу навстречу, помочь Ему. Например, если мы сейчас не будем есть конфеты, то сможем их отдать бедным детям, у которых их нет, чтобы они порадовались. А нам потом пасхальный заяц обязательно принесет шоколадку, и она будет нам казаться самой вкусной на свете, потому что это будет награда от Бога.
— Иными словами, Вы занимаетесь не только образованием, но и воспитанием?
— Мы стараемся привить детям такую модель мышления, чтобы им хотелось поступать по-евангельски. Мы часто говорим о необходимости заботиться о ближних. Особенно о тех, кто сильнее других в этом нуждается. Например, если кто-то из наших детей страдает хроническими недугами — диабетом или легочными заболеваниями (в нашей школе сейчас нет деток, которые ограничены в передвижении, но если бы они были — к ним тоже было бы особое внимание), и не может играть вместе со всеми, это не значит, что он хуже остальных. Бог его любит точно так же, как и нас. И мы должны все вместе ему помочь, чтобы он мог так же радоваться каждому дню, как и мы. Педагоги придумывают такие занятия, чтобы дети вместе рисовали, исследовали карты, мастерили… Спустя время то же самое происходит уже без помощи взрослых — дети привыкают и воспринимают все как должное.
— И в Германии возможно вот так открыто говорить с детьми о Боге? Или так только в Вашей школе заведено?
— Интеграция детей с ограниченными возможностями есть в каждой школе. Но далеко не везде у педагогов есть возможность пояснить, где корень такого отношения к ближним. Знаете, мы регулярно встречаемся с руководителями начальных школ — в Трире их, помимо нашей, еще двадцать. Им всем хотелось бы дать детям понять, что мы живем так, потому что так нас научил Христос, потому что таков дух единения, например, в церковной общине. Но сделать это непросто, потому что в их школах учатся очень разные дети: католики, евангелики, мусульмане, буддисты, дети из нерелигиозных семей… Практически невозможно в такой ситуации найти общий знаменатель. Часто им приходится даже избегать употребления слова «Бог».
— А Вы водите школьников в храм?
— Обязательно, хотя бы два раза в месяц. Мы хотим, чтобы у них укрепилось чувство, что люди в храме — это настоящая община, что принадлежать к ней — большая радость. Все-таки очень важно, чтоб хотя бы в начальной школе дети это почувствовали. В этом возрасте они более восприимчивы, их восхищает красота богослужения. Но даже если ребенок не хочет молиться вместе со всеми или петь, мы никого не неволим. Он может посидеть в стороне и просто посмотреть, послушать. Здесь часто срабатывает механизм общины: когда он видит, что все его сверстники молятся, и учителя вместе с ними, то через некоторое время он тоже захочет. Главное — не заставлять. Пусть у него самого появится это желание. В нашей школе есть специальный зал, куда мы поднимаемся, чтобы сделать паузу или чтобы провести специальные уроки. Там стоит Распятие, есть изображения святой Елены и святого Павлина, чье имя носит наша школа. Мы можем, например, петь там наши религиозные гимны. Для детей такие передышки — всегда позитив. И я рада, что в их сознании все это связывается с молитвой.
— Если педагоги вместе с детьми ходят в храм, молятся, то, наверное, можно предположить, что отношения у вас скорее дружеские. Это не мешает преподаванию?
— Нет. Скорее помогает. Для нас очень важно, чтобы у ребенка не было страха перед учителем. Наоборот — чтобы он знал, что в любой момент может прийти к нам и задать любые вопросы. И еще важно, чтобы педагог был примером для ребенка. Но чтобы при этом он не стыдился говорить: «Да, и со мной бывало, что я думал: Господи, где же Ты был в этот момент?» Или чтобы учитель мог признать: «Я самый обычный человек и тоже совершаю ошибки. Но Господь мне помогает. И я знаю, что вслед за тяжелой полосой придет светлая». Мы должны поддерживать в детях радость жизни с Богом. Разве может быть что-то важнее?
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
