Где правда в деле сбитого "пьяного мальчика"?

23 апреля 2017 года автомобиль Hyundai Solaris, которым управляла Ольга Алисова, сотрудница салона сотовой связи «Би-лайн», сбил шестилетнего Алешу Шимко во дворе жилого дома в микрорайоне Павлино города Балашиха в то время, когда ребенок возвращался с дедушкой домой после прогулки.

Женщина-водитель в момент происшествия разговаривала по телефону и ехала по территории двора, по ее собственным словам, со скоростью 50 км/ч (по свидетельствам очевидцев, около 70 км/ч). Согласно экспертизе, она имела техническую возможность предотвратить наезд на ребенка путем экстренного торможения, однако этого не сделала.
Ребенок скончался через несколько минут после происшествия, до прибытия реанимационной бригады скорой помощи.
В ходе вскрытия экспертиза, выполненная судебно-медицинский экспертом, заведующим Железнодорожным отделением ГУ Бюро судебно-медицинской экспертизы Михаилом Клейменовым, установила наличие в крови ребенка этилового спирта в дозе 2,7 промилле. Это крайне высокая степень алкогольного опьянения.
По словам отца Алеши, Романа Шимко, на следующий день исчезли записи с уличных камер наблюдения, где была запись случившейся трагедии – в администрации местным жителям сообщили, что по всему району произошел сбой, и камеры в сорока домах зависли на шесть дней. По словам местных жителей, исчезла и частная камера, висевшая над одним из подъездов и направленная на место происшествия.

В течение месяца Роман Шимко не мог добиться возбуждения уголовного дела по факту этого происшествия. Местные жители обращались в КПРФ, ЛДПР, к журналистам, отец ребенка обратился к руководителю «Справедливой России», но только 26 мая родителям Алеши было сообщено, что дело наконец возбуждено по статье 264 УК ч. 1 «Нарушение правил дорожного движения, повлекшее по неосторожности смерть человека».
16 июня было возбуждено уголовное дело о халатности в отношении экспертов, проводивших посмертное исследование тела мальчика и составивших заключение об алкогольном опьянении Алеши. Повторное молекулярно-генетическое исследование крови мальчика, полученной в апреле в ходе вскрытия, было проведено в Главном управлении криминалистики Следственного комитета России и завешено 22 июня.
Экспертиза, во-первых, не опровергла и не подтвердила наличие этилового спирта и ацетальдегида в тампонах со смывами крови ребенка, взятой с сиденья машины обвиняемой, по причине летучести этих веществ, и во-вторых, утвердительно ответила на вопрос о принадлежности образцов крови мальчику. То есть эксперты не сказали ни да, ни нет, но возможность подмены пробирок с кровью исключили.
СМИ написали о том, что муж Ольги Алисовой – «криминальный авторитет» и находится в местах лишения свободы. По словам адвоката обвиняемой Натальи Уракиной, он действительно находится в заключении, но «авторитетом» не является.
Имя Михаила Клейменова, судмедэксперта города Железнодорожный, установившего высокую степень алкогольного опьянения у погибшего шестилетнего мальчика, сегодня упоминается также в связи и с другими скандальными делами. СМИ утверждают, что результаты проведенных им других экспертиз позволили смягчить меру наказания для обвиняемых.
На сегодняшний день расследование завершено, материалы переданы в суд.

Снимки материалов экспертизы – фейк

Сталина Гуревич, член Общественного совета при Уполномоченной по правам ребенка, прокомментировала появившиеся в СМИ снимки экспертизы тампонов со смывами крови с заднего сиденья машины обвиняемой. Экспертизу провели 22 июня, в заключении подтверждается, что кровь принадлежит погибшему мальчику. При этом сказано, что определить наличие в крови спирта и ацетальдегида невозможно, так как они являются летучими веществами и не могли сохраниться в высохшей крови, даже если бы исходно содержались в ней.
— Снимки материалов экспертизы, проведенной 17-22 июня в Главном управлении криминалистики я расцениваю как фейк, поскольку то, что представлено на фотографиях, противоречит Федеральному закону о судебной экспертизе. Есть определенный порядок составления экспертного заключения, там обязательно должен быть полный анализ произведенных действий, перечисление вопросов и так далее.
На снимках же описывают объекты и сразу же, без исследования и ссылок на нормативные документы, пишут, что «установить наличие этилового спирта и ацетальдегида не представляется возможным из-за их летучести» – такого не может быть, потому что не может быть никогда, слово «заключение» в экспертизах не пишется, пишутся «выводы».

Спросите любого эксперта, и каждый скажет, что это бред. Это настолько сделано «на коленке», что не поддается комментированию. Согласно этому же документу, он был составлен светилами, и предполагать, что они не знакомы с тем, как он пишется, мне кажется, странно. По моему 18-летнему опыту изучения материалов уголовных дел, я считаю, что эти листы никакого отношения к экспертизам не имеют, они составлены лицом, весьма приблизительно представляющим себе, как составляются такие документы.

Кроме того, эти «документы» появились в сети 23 июня, а согласно этим же материалам, экспертиза проводилась с 17 июня до 17 часов 22 июня. Я не очень понимаю, как могли «слить» за несколько часов результаты экспертизы, которая еще не готова и даже, скорее всего, не подписана руководителем – результаты и к следователю не сразу поступают, и потерпевшая сторона с ними знакомится не сразу, то есть ни у кого результатов еще нет, а у журналистов Телеграм-канала Mash они уже есть.
В этом деле много странностей и противоречий: с одной стороны, Бастрыкин заявляет, что дело забрал Следственный комитет, с другой стороны, экспертизы проводит ГУВД Московской области. Адвокат обвиняемой заявляет, что его уведомляли об окончании расследования в ГУВД Московской области – тогда вопрос: почему Бастрыкин заявляет, что забрал дело к себе?
Далее, в СМИ пишут, что эксперт не проводил экспертизу, которую он подписал. Это говорят люди, которые не знают специфики. Эксперт, который проводит вскрытие, сам не делает исследований крови – кровь исследует лаборант. Когда вы приходите в поликлинику сдавать кровь, ее у вас берет медсестра, но сама она ее не анализирует – она отправляет ее в лабораторию. Патологоанатом берет образцы и направляет их в лабораторию, а полученные результаты вписывает в экспертизу. Другой вопрос, что при получении этих непонятных результатов он обязан перепроверить и написать, например, «несмотря на то, что обнаружен этиловый спирт в крови, следов пребывания алкоголя в организме не выявлено».
Сейчас есть версия, что ребенку в район почки сразу после аварии вкололи алкоголь. Если ребенку вкололи алкоголь и он практически сразу скончался, там должен быть след от инъекции, и эксперт это должен был заметить. Но пока я не увижу реальное заключение, комментировать это не могу. Достоверных фактов на сегодняшний день пока только четыре: первое – было ДТП, второе – ребенок погиб, третье – в крови ребенка обнаружен алкоголь и четвертое – дело долго не возбуждали (но это опять же со слов родителей, я не могу сопоставить даты). Вся остальная информация противоречивая, непонятная и иногда откровенно бредовая.
Алкоголизация (введение алкоголя потерпевшим с целью снижения степени вины другой стороны – прим. ред.) – это очень сложно: для этого тем, кто в этом заинтересован, надо понять заранее, кто будет проводить вскрытие и в какой лаборатории будут делать анализы, поэтому это, скорее, из области фантастики. Кроме того, алкоголь в крови не появляется с потолка – в организме должны сохраняться следы алкоголя, в остатках пищи в желудке и так далее, он не может быть только в крови. Сегодня нам неизвестно, было ли произведено исследование других органов – стенок гортани, содержимого желудка, слизистой пищевода и прочее.
Но с точки зрения наказания обвиняемой не имеет никакого значения, был ребенок пьян или нет – ведь, по показаниям свидетелей, он не свалился пьяный под колеса ее машины.Обвиняемая двигалась с превышением установленной скорости минимум на 30 км/ч по внутридворовой территории с использованием телефона без устройства hands free и в результате собственной невнимательности совершила наезд на пешехода, имея техническую возможность это предотвратить. И степень ее вины не зависит от того, пил ребенок или нет. Смягчающим обстоятельством может быть тот факт, что потерпевший сам создал аварийную ситуацию – перебегал дорогу в неположенном месте, упал под колеса, но в данном случае по показаниям свидетелей этого не было.

Профессионалы не имели права ставить точку в заключении

Ольга Демичева, врач-эндокринолог, специалист по паллиативной медицине, один из создателей Центра паллиативной медицины, гражданский активист, считает, что это громкое дело требует особого внимания представителей медицинского сообщества.
-Документы, которые мы обсуждаем, демонстрировались по ряду федеральных телевизионных каналов одновременно с интервью отца погибшего мальчика, и он, глядя в камеру, комментировал их и сообщал, что они были ему предоставлены в качестве заключения судебно-медицинской экспертизы по патологоанатомическому исследованию тела его сына. По опубликованным фрагментам заключения эксперта, которые я видела, могу сказать, что они не отличаются от судебно-медицинских протоколов, с которыми мне доводилось работать по другим случаям.
Что меня профессионально настораживает в этих бумагах – разумеется, если они подлинные? Будучи невольно вовлеченной, как и большая часть населения страны, в обсуждение ситуации с погибшим ребенком, я могу соотнести следующие факты.
Свидетели, которые пишут в сети и выступали на Первом федеральном канале, жители дома, в котором проживал Алеша Шимко, говорят одно и то же: это ребенок из благополучной семьи, они его видели на прогулке непосредственно перед его гибелью, и он вел себя обычным образом: играл во дворе, катался на велосипеде и занимался тем, чем дети обычно занимаются на прогулке. И в момент возвращения с прогулки, по словам свидетелей, когда они вдвоем с дедушкой шли к подъезду, он бежал вприпрыжку неподалеку от дедушки, и это опять же поведение обычного здорового ребенка его возраста.
В протоколе экспертизы, который демонстрирует папа ребенка на федеральных каналах и который выложен в сети, указано, что содержание спирта в крови ребенка составляет 2,7 промилле, и эта цифра – я говорю как врач – соответствует тяжелому алкогольному опьянению.Для ребенка это алкогольное отравление, потому что реакция детей на алкоголь отличается от реакции взрослых: для них такой уровень алкоголя в крови токсичен (у детей меньше, чем у взрослых фермента алкогольдегидрогиназы, который ответственен за трансформацию алкоголя в организме). Поэтому алкоголь в такой концентрации вызвал бы у ребенка реакцию интоксикации с быстрым торможением центральной нервной системы, и в течение нескольких минут у ребенка разовьется кома.
Обычное поведение, которое описывают свидетели последней прогулки Алеши, при таком количестве алкоголя в крови невозможно. Эти два факта абсолютно не сопоставимы – поведение ребенка перед наездом машины и зафиксированная экспертом концентрация алкоголя в его крови, даже если абстрагироваться от того, что это шестилетний мальчик из благополучной семьи, которая его любила, правильно растила его и данных об асоциальности этой семьи нет.

Несоответствие состояния ребенка в момент гибели якобы прижизненному попаданию алкоголя в организм вызывает у меня профессиональное чувство протеста. Это несоответствие настолько яркое, что эксперт, который перепроверил пробу, один раз увидев высокое содержание алкоголя, как положено по протоколу, и снова получил высокое содержание, не имел права после этого, как он пишет в своем блоге, «спокойно поставить точку».
Эксперт не являлся свидетелем прогулки во дворе, но в своем заключении он пишет, что ребенок находился в вертикальном положении в момент столкновения с ним транспорта. Если ребенок стоял на ногах при количестве алкоголя в его крови 2,7 промилле, это должно было вызывать у эксперта, мягко говоря, недоумение.
Когда алкоголь прижизненно попадает в кровь, он обычно попадает туда через рот. Эксперт не описывает специфический запах алкоголя от трупа и органов, не описывает наличие алкоголя в желудке, не описывает повреждение слизистых оболочек рта, пищевода, желудка. Ничего подобного не описано, и сопоставить состояние слизистых оболочек с уровнем алкоголя в крови эксперт почему-то не счел нужным.
Более того: когда алкоголь попадает в кровь прижизненно, помимо того что он накапливается в печени, он попадает с кровотоком в мышцы, почки, надпочечники. Существуют формулы, позволяющие рассчитать по концентрации в мышечной ткани истинное количество принятого при жизни алкоголя. Эти формулы тоже не были использованы. Эксперт не описывает изменения органов и тканей, характерное для алкогольной интоксикации, но при этом выносит в патологоанатомическое заключение диагноз алкогольного опьянения тяжелой степени на момент смерти. По моему глубокому убеждению, несоответствие надо искать в действиях судмедэкспертов, которые поставили свои подписи под протоколом, предоставленном родителям ребенка.
Я хочу понять: как могли профессионалы, столкнувшиеся с таким абсурдным результатом исследования, спокойно поставить точку в заключении? Я хочу понять и опровергнуть этот абсурд – не только потому, что это удар по родителям и близким мальчика, не только потому, что мне как профессионалу хочется знать, как оказался алкоголь в крови погибшего ребенка, не имевшего видимых признаков алкогольного опьянения и почему никого из экспертов не озадачило это противоречие. Где профессиональный подход к полученным результатам и дальнейшие действия для уточнения?
Я хочу узнать истину, потому что в процессе изучения этого конкретного дела столкнулась с тем, что, оказывается, имеется немало дел и прецедентов, где родственники пострадавших людей обнаруживают в заключениях судебных медицинских экспертов данные о том, что их близкий человек в момент гибели (по разным причинам) находился в состоянии алкогольного опьянения; они это оспаривают и ничего не могут доказать. В некоторых случаях эти экспертизы влияют на решение суда.
У меня есть предположение, что существует методика компрометирования погибших, чтобы решение суда было иным, чем оно было бы, не будь погибший в состоянии опьянения. Это лишь мое предположение, но то, что я наблюдаю в истории с Алешей Шимко, заставляет меня его высказывать. А поскольку оно есть не только у меня, я считаю, что в этой истории все точки над «I» должны быть расставлены.
Многие говорят сегодня о том, что совершенно неважно, был ребенок пьян или нет. Во-первых, это важно для его близких. Во-вторых, это важно для всех нас, потому что существует еще такая штука, как общественное мнение, общественное осуждение и поддержка.
И, наконец, третье. Как мы сейчас понимаем, наличие или отсутствие алкоголя в организме ребенка не влияет на решение суда. Но если, как я предполагаю, алкоголь был введен в первые часы после смерти, когда еще работает ферментная система печени, тот, кто это сделал, не имел ни малейшего представления о том, повлияет или нет на решение суда наличие алкоголя в крови ребенка. Это могло быть превентивной мерой.
Меня настораживает возможная заинтересованность судмедэксперта в том написании экспертизы, которое мы наблюдаем. Если эксперт независим, профессионален и кристально честен, как он сам утверждает, почему этот профессионал ни слова не говорит о признаках алкогольного повреждения в сохраненных кусочках внутренних органов и тканей для гистохимического исследования, и почему он, дважды перепроверив и получив алкоголь, «спокойно поставил точку» (цитирую)?
И я все свои вопросы адресую этому человеку, который говорит, что он все сделал правильно и точно и ни на шаг не отступил от протокола. Он на самом деле вовсе не профессионал или ему зачем-то нужно было это несоответствие? Я бы хотела предложить медицинскому сообществу написать открытое письмо, требующее дальнейшего расследования на уровне Российского Центра судебно-медицинской экспертизы, чтобы оценить, исходя из имеющихся фактов, правомочность заключения о том, что Алеша Шимко на момент гибели находился в состоянии тяжелого алкогольного опьянения.
Алкогольное опьянение с содержанием этилового спирта в крови 2,7 промилле у взрослых людей характеризуется ступором и сильной апатией, вялостью и, если организм ослаблен, параличом. Выпивший не может стоять на ногах, его рвет, он лежит, не контролирует позывы к мочеиспусканию, возможен летальный исход. Это последняя стадия перед комой, наступающей при 3 промилле (грамм на литр) алкоголя в крови.