Два деда
У каждого человека было два дедушки. Даже если ты никогда их не видел, они все равно были. Так получилось, что оба моих деда участвовали в Великой Отечественной Войне, хотя участие это было очень разным.
Первый дед Трофим Ефимович Ткаченко – крестьянский сын, родом из села на юге Украины. В армию (еще царскую) его призвали в 1917 году. Попал на Румынский фронт. Рассказывал, как в декабре солдаты с обеих сторон оставили окопы и разошлись по домам. Дед вернулся в родное село.
В голодном 1921 году решил податься к родственникам в Одессу. В поезде заразился тифом и в Одессе его прямо из теплушки увезли в тифозный барак, умирать на солому. Дед каким-то чудом выжил. Долечиваться его перевели уже в нормальную больницу. Когда он выздоравливал, там случился пожар. Деду опять повезло: он успел выпрыгнуть на снег из окна пылающего второго этажа. Из одежды на нем были только нижняя рубаха и кальсоны.
Так, босой и раздетый, он пришел, наконец, к одесской родне. Восторга его появление там не вызвало: в Одессе тоже был голод. Лишней одежды и обуви у родственников не оказалось, все лишнее уже давно поменяли на продукты. На семейном совете решили так:
— Трофим, ты парень грамотный, на войне тебя не ранило. Поступай в военное училище. Там и форму тебе дадут, и сапоги, и харчи казенные.
Так, дед ради армейского пайка и сапог стал курсантом Одесской артшколы, а по ее окончании – кадровым офицером-артиллеристом.
Когда в тридцать седьмом началась кровавая мясорубка в армии, деду снова повезло: он всего на одно звание оказался ниже уровня, с которого практически всех офицеров в его части расстреляли. Я смотрел его фотографии тех лет. На фото 37 года – подтянутый молодцеватый мужчина.
На фото, сделанном спустя год, – лысеющий старик с усталыми глазами. Деду не было тогда и сорока.
В 1941 году дед командовал дивизионной артиллерией. Бил немцев до упора, до сорок пятого. Не в штабе сидел, четыре года по грязи лошадками и студерами свои пушечки по Европе тягал – сначала туда, потом обратно. Штурмовал неприступный Кёнигсберг. Там и закончил войну в звании полковника.
В 1946 написал мемуары. Из издательства рукопись пришла обратно по почте в запечатанном конверте с сопроводительным письмом. Мама рассказывала, как дед ночью сидел перед железной печкой-буржуйкой и листок за листком жег свои фронтовые воспоминания. После этого он начал сильно пить.
В Академию не пошел, из армии уволился. На гражданке карьеры не сделал. Умер в 1975 году. Его ордена после смерти забрал местный военкомат. Сдача выполненных из драгметалла наград почившего ветерана была обязательной в СССР. Родственникам разрешалось оставить себе лишь Орден Отечественной Войны, если он был. Такого ордена у деда Трофима не оказалось.
Был Орден Суворова, был Орден Александра Невского. А еще были три ордена Боевого Красного Знамени и орден Ленина (деда представляли к званию Героя, но в итоге, как это нередко бывало на войне, обошлись лишь орденом). Все эти награды военкомат потребовал сдать.
Мама, когда вернулась с похорон, привезла несколько медалей, полковничью фуражку и альбом с фотографиями разных лет, начиная с одесской артиллеристской школы. Это было завещанное мне наследство от деда Трофима.
Военная история моего второго деда куда проще и короче. Папин отец был таборный цыган. Влюбился в украинскую девушку, женился, оставил табор и стал сельским кузнецом. Звали его Сашко Скорик. Фашисты расстреляли деда Сашко на второй день оккупации. В его честь меня и назвали Александром. Наверное, для кого-то странно прозвучит слово «честь» применительно к убитому немцами цыгану-кузнецу, но это действительно так.
Таков мой личный бессмертный полк – два деда, которых я никогда не видел. От первого осталась героическая военная биография. От второго – напоминание о том, что людей могут убивать за одну лишь их национальность.
Один дед на той войне сражался с германским нацизмом и стал победителем. Другой погиб, став жертвой этого нацизма. И сегодня я не берусь решать, чья память мне дороже.
Первый дед Трофим Ефимович Ткаченко – крестьянский сын, родом из села на юге Украины. В армию (еще царскую) его призвали в 1917 году. Попал на Румынский фронт. Рассказывал, как в декабре солдаты с обеих сторон оставили окопы и разошлись по домам. Дед вернулся в родное село.
В голодном 1921 году решил податься к родственникам в Одессу. В поезде заразился тифом и в Одессе его прямо из теплушки увезли в тифозный барак, умирать на солому. Дед каким-то чудом выжил. Долечиваться его перевели уже в нормальную больницу. Когда он выздоравливал, там случился пожар. Деду опять повезло: он успел выпрыгнуть на снег из окна пылающего второго этажа. Из одежды на нем были только нижняя рубаха и кальсоны.
Так, босой и раздетый, он пришел, наконец, к одесской родне. Восторга его появление там не вызвало: в Одессе тоже был голод. Лишней одежды и обуви у родственников не оказалось, все лишнее уже давно поменяли на продукты. На семейном совете решили так:
— Трофим, ты парень грамотный, на войне тебя не ранило. Поступай в военное училище. Там и форму тебе дадут, и сапоги, и харчи казенные.
Так, дед ради армейского пайка и сапог стал курсантом Одесской артшколы, а по ее окончании – кадровым офицером-артиллеристом.
Когда в тридцать седьмом началась кровавая мясорубка в армии, деду снова повезло: он всего на одно звание оказался ниже уровня, с которого практически всех офицеров в его части расстреляли. Я смотрел его фотографии тех лет. На фото 37 года – подтянутый молодцеватый мужчина.
На фото, сделанном спустя год, – лысеющий старик с усталыми глазами. Деду не было тогда и сорока.
В 1941 году дед командовал дивизионной артиллерией. Бил немцев до упора, до сорок пятого. Не в штабе сидел, четыре года по грязи лошадками и студерами свои пушечки по Европе тягал – сначала туда, потом обратно. Штурмовал неприступный Кёнигсберг. Там и закончил войну в звании полковника.
В 1946 написал мемуары. Из издательства рукопись пришла обратно по почте в запечатанном конверте с сопроводительным письмом. Мама рассказывала, как дед ночью сидел перед железной печкой-буржуйкой и листок за листком жег свои фронтовые воспоминания. После этого он начал сильно пить.
В Академию не пошел, из армии уволился. На гражданке карьеры не сделал. Умер в 1975 году. Его ордена после смерти забрал местный военкомат. Сдача выполненных из драгметалла наград почившего ветерана была обязательной в СССР. Родственникам разрешалось оставить себе лишь Орден Отечественной Войны, если он был. Такого ордена у деда Трофима не оказалось.
Был Орден Суворова, был Орден Александра Невского. А еще были три ордена Боевого Красного Знамени и орден Ленина (деда представляли к званию Героя, но в итоге, как это нередко бывало на войне, обошлись лишь орденом). Все эти награды военкомат потребовал сдать.
Мама, когда вернулась с похорон, привезла несколько медалей, полковничью фуражку и альбом с фотографиями разных лет, начиная с одесской артиллеристской школы. Это было завещанное мне наследство от деда Трофима.
Военная история моего второго деда куда проще и короче. Папин отец был таборный цыган. Влюбился в украинскую девушку, женился, оставил табор и стал сельским кузнецом. Звали его Сашко Скорик. Фашисты расстреляли деда Сашко на второй день оккупации. В его честь меня и назвали Александром. Наверное, для кого-то странно прозвучит слово «честь» применительно к убитому немцами цыгану-кузнецу, но это действительно так.
Таков мой личный бессмертный полк – два деда, которых я никогда не видел. От первого осталась героическая военная биография. От второго – напоминание о том, что людей могут убивать за одну лишь их национальность.
Один дед на той войне сражался с германским нацизмом и стал победителем. Другой погиб, став жертвой этого нацизма. И сегодня я не берусь решать, чья память мне дороже.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
