Как мы потеряли вечность

Накануне Великого поста, в Прощеное воскресенье, Церковь вспоминает, как Адам и Ева нарушили Божью заповедь и были изгнаны из Рая. Церковь как будто ставит нас перед дверьми Рая и напоминает нам о цели нашего пути. Что потеряли люди, лишившись Эдема? О своем восприятии этого ключевого момента человеческой истории рассказал писатель Евгений Водолазкин.

Время – приглашение к смерти

Стремление к Раю, в моем представлении, определяет жизнь всякого человека, который внимательно относится к своему существованию. Рай – это удивительное понятие. Вероятно, это то, что не имеет ни места, ни, тем более, времени.
Один из героев моего романа говорит: «Мне кажется, что Рай – это отсутствие времени». Почему? Потому что время – это приглашение к смерти. Если есть время, значит, есть смерть.
В Раю есть условные дни творения, когда был создан мир, были созданы Адам и Ева, но это райское время, которое и не время вообще.
Что первым делом получают Адам и Ева, когда приходят из Рая на землю? Время. Им предъявляется конечность и смерть.
Человек в каком-то смысле повторяет в своей отдельной маленькой жизни жизнь всего человечества. Райское время для каждого человека – это детство, время, когда душа еще почти безгрешна, время счастья. Недаром до семи лет дети даже причащаются без исповеди.
Потом человек взрослеет, и в его жизни возникает грехопадение – в самом разном виде. В определенном возрасте человек становится взрослым плотью, и перед ним возникают все взрослые проблемы. И именно в этот момент он всерьез сталкивается со смертью. В детском состоянии мы знаем о существовании смерти, но не относим ее к себе. Мы как бы делаем для себя исключение. А вот в юности, когда приходит понимание, что мы абсолютно такие же кандидаты на смерть, как и все остальные, мы впервые открываем для себя смерть – и ужасаемся. Я вот в свое время ужаснулся не тому, что меня не будет, а тому, что, если есть смерть, если человек умирает раз и навсегда, без воскресения, – тогда все бессмысленно. И эта мысль перевернула меня и очень многое определила в моей жизни.

Время первых людей

Время не всегда было одинаковым. Каково было время людей, которые только что потеряли вечность? Каково было время Адама? Из Книги Бытия мы узнаем, что Адам прожил 930 лет, Мафусаил еще больше – 962 года, потом количество лет ветхозаветных праотцев понемногу уменьшалось. О чем это говорит? О том, что вечность еще какое-то время сопротивлялась времени.
Немыслимое долгожительство праотцев показывало, что отблеск вечности еще был в их душах. А потом время жизни стало уменьшаться, и в итоге уменьшилось до нынешнего состояния.
И время отдельного человека – оно тоже не равноценно. Время ребенка почти бесконечно, его почти нет. Насколько оно длительно и тягуче, и насколько незаметно его течение! Но чем взрослее человек, тем быстрее его время. Вот я сейчас достиг достаточно зрелого возраста и ощущаю, насколько быстро все стало вращаться. Это то, о чем говорил Окуджава: «Чем дольше живем мы, тем годы короче». Время – совершенно относительное явление не только из-за различий в восприятии в разные годы жизни: оно зависит от того, кто его наблюдает. Средневековый человек жил в среднем меньше, чем нынешние люди. Но жизнь его была в каком-то смысле дольше. Потому что она своей частью пребывала в вечности. Это время было разомкнуто, у него, кроме горизонтального движения – от начала к концу, был вертикальный вектор, соотнесенность с вечностью. И эта соотнесенность малую жизнь средневекового человека делала большой. У наших современников этого вертикального вектора зачастую нет. И поэтому большое количество прожитых лет словно слипается, и жизнь кажется маленькой. Особенно, если к ней относиться неосмысленно.
Осознавая разрыв с Творцом, человек стремится преодолеть последствия грехопадения. В этом отношении все равны. Все грешат – короли и нищие, поэты и бухгалтеры. И у всех один путь спасения.
Но для себя я осознал, что писателю или, к примеру, актеру иногда особенно тяжело достигать духовного равновесия. Актер, когда играет злодея, проникается своей ролью, и это сильно травмирует его в духовном отношении. С писателем происходит то же – он ведь играет за всех, за хороших и за плохих. И чтобы грех описать убедительно, ему надо пройти этот грех – по крайней мере, мысленно. Ему надо погрузиться в пучину, в которую в другом состоянии он бы не погрузился. Неслучайно иногда писателям приписывают те грехи, которые они описывают, хотя ничего подобного в их жизни и не было. Получается такое духовное испытание – довольно опасное, поскольку очень легко остаться там, куда ты нырнул всего на несколько минут.
Мой опыт складывается так, что наиболее трудные фрагменты текстов – духовно трудные, психологически трудные – я пишу в Великий пост.