Раскаивается ли Бог?
«…и раскаялся Господь, что создал человека на земле» — читаем мы в начале истории о всемирном потопе (Бытие 6:6). Неужели Бог может раскаяться? Передумать? Да и завершается история о потопе чем-то подобным: «и сказал Господь Бог в сердце Своем: не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого — зло от юности его; и не буду больше поражать всего живущего, как Я сделал» (Бытие 8:21). Эти слова тоже выглядят как сожаление о сделанном…
Язык книги Бытия, да и других библейских книг мало похож на язык современных богословских трактатов. Трансцендентность или триипостасность — таких слов просто нет в простом и конкретном языке книги Бытия. Бог там ходит в прохладе дня, то есть под вечер, по Эдемскому саду, спускается к вавилонской башне… Да в том же самом стихе 8:21 сначала сказано: «обонял Господь приятное благоухание» — разве не вызывает это вопросов? Бог что, принюхивается к жертвоприношениям? А если аромат Ему не понравится — не примет?
Да ведь и мы сегодня говорим о «руке Божьей» или «очах Божьих», и нет ничего удивительного, что когда-то говорили, например, о «Его ноздрях». Мы прекрасно понимаем, что это антропоморфизмы, описания Божества через уподобление Его человеку. Не Он таков, а нам так понятнее и проще о Нем говорить.
И чувства и мысли, которые приписываются Богу — в конечном счете, такие же антропоморфизмы. Если сказано, к примеру, что Он прогневался, мы же не представляем себе Бога в виде разъяренного дядьки, который потрясает кулаками. Хотя, впрочем, иногда таким Его себе и представляют… что ж, Библия может быть прочитана очень разными способами, в том числе и таким примитивным.
Так что там с раскаянием? Может ли Бог изменить принятое решение? Может, причем едва ли не вся Библия — о том, что такие перемены нередко зависят от образа действия людей. Так было и в истории с потопом.
Вот, казалось бы, и весь ответ. Но самое интересное тут только начинается. В Пятикнижии и, в частности, Бытии исследователи выделяют несколько гипотетических источников, а точнее говоря, преданий, из которых и возник некогда этот текст. Для кого-то такая гипотеза звучит кощунством: как, разве не всё Пятикнижие записал Моисей? Мог ли он его целиком записать — отдельный вопрос, но нет никаких сомнений, что некоторые представления о Боге и мире были у израильтян задолго до Моисея и что они не исчерпывались письменным текстом Пятикнижия и после его смерти. Собственно, примерно это мы и называем Преданием.
Нет ничего удивительного или скандального в том, чтобы увидеть некоторые следы такого сложно устроенного Предания — или даже нескольких разных преданий — в письменном тексте Бытия. Кстати, на русском языке об этом можно почитать в книге Р. Фридмана «Как создавалась Библия», хотя, конечно, Фридман, как и любой автор, излагает свою теорию, а не истину в чистом виде.
Так вот, в истории о потопе, согласно этой теории, переплетены два источника, которые принято называет «Яхвистским» и «Священническим» или «Жреческим». Различить их довольно просто: первый говорит о Господе, а второй называет Его просто Богом. Так вот, именно первый источник говорит о том, как Господь раскаялся в сотворении человека после того, как человечество оказалось таким порочным, и о том, как Он решил в дальнейшем не губить людей, несмотря на всю их греховность. И точно так же именно этот источник описывал Господа ходящим по саду в прохладе дня и беседующим с Адамом…
А вот второе предание (явно вышедшее из священнической среды) таких вольностей не допускает. Те части истории о потопе, где слово «Бог» используется без добавления слова «Господь» (еще точнее — без того четырехбуквенного имени Божьего, которое сегодня почти всегда переводится как «Господь»), изображают Бога отстраненным и не меняющим своих решений. Он дает указания Ною, и точное их исполнение приводит Ноя и его семью ко спасению. Ну чем не священнический подход?
Что же сказать об этом? Одна из традиций более примитивна, антропоморфна, изображает Господа почти как человека? Можно, конечно, сказать и так. Но зачем тогда ее включили в окончательный текст Бытия, разве нельзя было обойтись более «возвышенной» версией второй традиции? А с другой стороны, эта вторая версия — не слишком ли она механистична, если остаться только с ней, в Библии станет намного меньше поэзии!
Видимо, нельзя обойтись без той и другой. Смотрите: одно предание, священническое, говорит о Боге вне этого мира (трансцендентном, скажет современный богослов), вечном, не меняющем Своих решений. Второе изображает Его активное вмешательство в жизнь этого мира, Его взаимодействие с людьми. Кто прав? Оба. Каждый описывает Господа с одной, своей стороны, и каждое описание неизбежно неполно. Одно говорит, что Бог справедлив, второе — что Господь милостив; одно — что Творец превыше нашего мира, второе — что творение продолжается и сегодня, и человек приглашен соучаствовать в нем.
Разве можно нарисовать единую и непротиворечивую «схему Бога» или написать инструкцию по пользованию Им? Человек лишь приближается к этой высшей реальности, не в силах полностью ее познать или описать, и любые наши слова о Боге — лишь слабая попытка выразить невыразимое. Делать это можно с разных сторон, и правда одного опыта не отрицает заведомо другой правды и иного опыта. По крайней мере, так это выглядит в Библии.
Язык книги Бытия, да и других библейских книг мало похож на язык современных богословских трактатов. Трансцендентность или триипостасность — таких слов просто нет в простом и конкретном языке книги Бытия. Бог там ходит в прохладе дня, то есть под вечер, по Эдемскому саду, спускается к вавилонской башне… Да в том же самом стихе 8:21 сначала сказано: «обонял Господь приятное благоухание» — разве не вызывает это вопросов? Бог что, принюхивается к жертвоприношениям? А если аромат Ему не понравится — не примет?
Да ведь и мы сегодня говорим о «руке Божьей» или «очах Божьих», и нет ничего удивительного, что когда-то говорили, например, о «Его ноздрях». Мы прекрасно понимаем, что это антропоморфизмы, описания Божества через уподобление Его человеку. Не Он таков, а нам так понятнее и проще о Нем говорить.
И чувства и мысли, которые приписываются Богу — в конечном счете, такие же антропоморфизмы. Если сказано, к примеру, что Он прогневался, мы же не представляем себе Бога в виде разъяренного дядьки, который потрясает кулаками. Хотя, впрочем, иногда таким Его себе и представляют… что ж, Библия может быть прочитана очень разными способами, в том числе и таким примитивным.
Так что там с раскаянием? Может ли Бог изменить принятое решение? Может, причем едва ли не вся Библия — о том, что такие перемены нередко зависят от образа действия людей. Так было и в истории с потопом.
Вот, казалось бы, и весь ответ. Но самое интересное тут только начинается. В Пятикнижии и, в частности, Бытии исследователи выделяют несколько гипотетических источников, а точнее говоря, преданий, из которых и возник некогда этот текст. Для кого-то такая гипотеза звучит кощунством: как, разве не всё Пятикнижие записал Моисей? Мог ли он его целиком записать — отдельный вопрос, но нет никаких сомнений, что некоторые представления о Боге и мире были у израильтян задолго до Моисея и что они не исчерпывались письменным текстом Пятикнижия и после его смерти. Собственно, примерно это мы и называем Преданием.
Нет ничего удивительного или скандального в том, чтобы увидеть некоторые следы такого сложно устроенного Предания — или даже нескольких разных преданий — в письменном тексте Бытия. Кстати, на русском языке об этом можно почитать в книге Р. Фридмана «Как создавалась Библия», хотя, конечно, Фридман, как и любой автор, излагает свою теорию, а не истину в чистом виде.
Так вот, в истории о потопе, согласно этой теории, переплетены два источника, которые принято называет «Яхвистским» и «Священническим» или «Жреческим». Различить их довольно просто: первый говорит о Господе, а второй называет Его просто Богом. Так вот, именно первый источник говорит о том, как Господь раскаялся в сотворении человека после того, как человечество оказалось таким порочным, и о том, как Он решил в дальнейшем не губить людей, несмотря на всю их греховность. И точно так же именно этот источник описывал Господа ходящим по саду в прохладе дня и беседующим с Адамом…
А вот второе предание (явно вышедшее из священнической среды) таких вольностей не допускает. Те части истории о потопе, где слово «Бог» используется без добавления слова «Господь» (еще точнее — без того четырехбуквенного имени Божьего, которое сегодня почти всегда переводится как «Господь»), изображают Бога отстраненным и не меняющим своих решений. Он дает указания Ною, и точное их исполнение приводит Ноя и его семью ко спасению. Ну чем не священнический подход?
Что же сказать об этом? Одна из традиций более примитивна, антропоморфна, изображает Господа почти как человека? Можно, конечно, сказать и так. Но зачем тогда ее включили в окончательный текст Бытия, разве нельзя было обойтись более «возвышенной» версией второй традиции? А с другой стороны, эта вторая версия — не слишком ли она механистична, если остаться только с ней, в Библии станет намного меньше поэзии!
Видимо, нельзя обойтись без той и другой. Смотрите: одно предание, священническое, говорит о Боге вне этого мира (трансцендентном, скажет современный богослов), вечном, не меняющем Своих решений. Второе изображает Его активное вмешательство в жизнь этого мира, Его взаимодействие с людьми. Кто прав? Оба. Каждый описывает Господа с одной, своей стороны, и каждое описание неизбежно неполно. Одно говорит, что Бог справедлив, второе — что Господь милостив; одно — что Творец превыше нашего мира, второе — что творение продолжается и сегодня, и человек приглашен соучаствовать в нем.
Разве можно нарисовать единую и непротиворечивую «схему Бога» или написать инструкцию по пользованию Им? Человек лишь приближается к этой высшей реальности, не в силах полностью ее познать или описать, и любые наши слова о Боге — лишь слабая попытка выразить невыразимое. Делать это можно с разных сторон, и правда одного опыта не отрицает заведомо другой правды и иного опыта. По крайней мере, так это выглядит в Библии.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
