Музыка рассказывает о Боге и человеке
Наша жизнь должна быть симфонией, а сами мы – музыкальным инструментом, играющим хвалебную песнь для Творца.
Музыка говорит о Боге. Это не моя мысль, нет. Знаменитый Курт Воннегут писал: «Если когда-нибудь я все же умру – не дай Бог, конечно – прошу написать на моей могиле такую эпитафию: “Для него необходимым и достаточным доказательством существования Бога была музыка». Интересно, что автор приведенных строк не был ни музыкантом, ни богословом. Однако в сердце американского писателя-сатирика родились слова, которые теперь часто повторяют и музыканты, и богословы. Значит, сказал истину. Мир его душе.
Да, музыка свидетельствует о Боге – но она говорит также и о человеке. Прежде всех это заметило христианство. Именно Церковь Христова впервые заговорила о человеке как о музыкальном инструменте, цель которого состоит в прославлении Творца.
Подобный взгляд можно найти уже у древних церковных писателей. Например, Климент Александрийский предлагал толковать музыкальные инструменты, упоминаемые в книге Псалтирь, аллегорически. «Звук трубный» – это напоминание о воскресении мертвых; псалтирь – человеческий язык; цитра – уста; тимпан — Церковь; орган – тело, а струны – телесные нервы», – писал он (Педагог 2, 4).
Святитель Григорий Нисский в своем трактате «О надписании псалмов» отмечал, что окружающий мир есть симфония, а человек в нем – малая вселенная. Поэтому все силы человеческой души должны звучать слаженно, подобно тому, как хорошо звучит инструмент с правильно натянутыми струнами.
Святитель Иоанн Златоуст хоть и осуждал игру на музыкальных инструментах как элемент языческого искусства, тем не менее, писал: «…Если захочешь, можно сделать самого себя псалтирью, умертвив члены плотские и настроив свое тело согласно с душой» (Беседа на Пс. 41). «Как иудеям заповедано было славить Бога всеми музыкальными инструментами, так и нам повелевается славословить Его всеми членами: глазами, языком, слухом и руками… Тогда человек делается благозвучной псалтирью, вознося Богу самую стройную и духовную песнь» (Беседа на Пс. 150).
Византийский богослов Евфимий Зигабен в своем фундаментальном труде «Толковая Псалтирь», рассматривая образ псалмопевца (т. е. человека, играющего на псалтири и поющего псалом), говорит: «В высшем смысле под руками мы должны разуметь деятельную добродетель, которая составляет, как бы орган, добродетельную, стройную и согласную сама с собою жизнь, а под перстами – умозрительнейшие начала и причины, как составляющие в виде псалтири, умственный суд разума, который получает свыше от божественной благодати вдохновение и (как бы) бряцание, и при помощи высшего начала, т. е. Св. Духа, составляет песни». В самих же песнях богослов прозревает следующее: «Если бы мы, напрягая силы нашего тела, подобно струнам настроенной псалтири, стали некоторым образом слегка касаться до них добрыми нашими делами… и явились таким образом совершителями (нового) доброго и вполне согласного (с прежнею нашею деятельностью) поступка, хотя бы и не достигли еще на этот раз до высшего созерцания; то вот это, по законам наведения, был бы псалом» (Толковая Псалтирь, гл. 1).
Прекрасный образ, не правда ли? Ум, просвещенный благодатью, прикасается к силам человеческого тела, для творения добрых дел. Одна добродетель гармонирует с другой, и получается многоголосная песнь Богу. Такой взгляд на предназначение человека подарило миру христианство.
Подобный образ встречается даже в трудах нехристианских мыслителей-философов нового времени. Например, Шопенгауэр в «Афоризмах житейской мудрости» говорил, что умный человек напоминает рояль. Под умелыми пальцами рояль способен звучать, как оркестр – так же в развитом человеке звучит своеобразная симфония из прекрасных мыслей (голосов), переплетающихся друг с другом. Глупый же похож на грубую дудку из рогового оркестра. Сам по себе он не может сыграть ничего красивого, если только не соединится с другими голосами.
Итак, музыка говорит и о Боге, и о человеке. Творец создал вселенную, полную образов для памяти о Нем и необходимости человека встречи с Ним. Приходят на ум строки из любимого писателя:
«Воздух похож на Бога. Он всегда рядом, и его не видно. То, насколько он нужен, узнаешь, когда его не хватает.
Солнце похоже на Бога. Оно может и греть, и сжигать. На его огненный диск нельзя смотреть без боли. Все живое тянется к нему. Все живое пьет его силу.
Море похоже на Бога. Когда оно прозрачно и ласково, это похоже на нежность Большого к маленькому. Когда оно бушует и пенится – с ним нельзя спорить» (1).
Как здорово сказано. И как хорошо, что есть люди, которым и воздух, и море, и солнце шепчут о Господе. А мы к светлым заметкам современного проповедника прибавим и нашу мысль: музыка говорит и о Боге, и о человеке. И если мы слышим где-то вдали музыку, пусть она напомнит нам, что наша жизнь должна быть симфонией, а сами мы – музыкальным инструментом, играющим хвалебную песнь для Творца.
Музыка говорит о Боге. Это не моя мысль, нет. Знаменитый Курт Воннегут писал: «Если когда-нибудь я все же умру – не дай Бог, конечно – прошу написать на моей могиле такую эпитафию: “Для него необходимым и достаточным доказательством существования Бога была музыка». Интересно, что автор приведенных строк не был ни музыкантом, ни богословом. Однако в сердце американского писателя-сатирика родились слова, которые теперь часто повторяют и музыканты, и богословы. Значит, сказал истину. Мир его душе.
Да, музыка свидетельствует о Боге – но она говорит также и о человеке. Прежде всех это заметило христианство. Именно Церковь Христова впервые заговорила о человеке как о музыкальном инструменте, цель которого состоит в прославлении Творца.
Подобный взгляд можно найти уже у древних церковных писателей. Например, Климент Александрийский предлагал толковать музыкальные инструменты, упоминаемые в книге Псалтирь, аллегорически. «Звук трубный» – это напоминание о воскресении мертвых; псалтирь – человеческий язык; цитра – уста; тимпан — Церковь; орган – тело, а струны – телесные нервы», – писал он (Педагог 2, 4).
Святитель Григорий Нисский в своем трактате «О надписании псалмов» отмечал, что окружающий мир есть симфония, а человек в нем – малая вселенная. Поэтому все силы человеческой души должны звучать слаженно, подобно тому, как хорошо звучит инструмент с правильно натянутыми струнами.
Святитель Иоанн Златоуст хоть и осуждал игру на музыкальных инструментах как элемент языческого искусства, тем не менее, писал: «…Если захочешь, можно сделать самого себя псалтирью, умертвив члены плотские и настроив свое тело согласно с душой» (Беседа на Пс. 41). «Как иудеям заповедано было славить Бога всеми музыкальными инструментами, так и нам повелевается славословить Его всеми членами: глазами, языком, слухом и руками… Тогда человек делается благозвучной псалтирью, вознося Богу самую стройную и духовную песнь» (Беседа на Пс. 150).
Византийский богослов Евфимий Зигабен в своем фундаментальном труде «Толковая Псалтирь», рассматривая образ псалмопевца (т. е. человека, играющего на псалтири и поющего псалом), говорит: «В высшем смысле под руками мы должны разуметь деятельную добродетель, которая составляет, как бы орган, добродетельную, стройную и согласную сама с собою жизнь, а под перстами – умозрительнейшие начала и причины, как составляющие в виде псалтири, умственный суд разума, который получает свыше от божественной благодати вдохновение и (как бы) бряцание, и при помощи высшего начала, т. е. Св. Духа, составляет песни». В самих же песнях богослов прозревает следующее: «Если бы мы, напрягая силы нашего тела, подобно струнам настроенной псалтири, стали некоторым образом слегка касаться до них добрыми нашими делами… и явились таким образом совершителями (нового) доброго и вполне согласного (с прежнею нашею деятельностью) поступка, хотя бы и не достигли еще на этот раз до высшего созерцания; то вот это, по законам наведения, был бы псалом» (Толковая Псалтирь, гл. 1).
Прекрасный образ, не правда ли? Ум, просвещенный благодатью, прикасается к силам человеческого тела, для творения добрых дел. Одна добродетель гармонирует с другой, и получается многоголосная песнь Богу. Такой взгляд на предназначение человека подарило миру христианство.
Подобный образ встречается даже в трудах нехристианских мыслителей-философов нового времени. Например, Шопенгауэр в «Афоризмах житейской мудрости» говорил, что умный человек напоминает рояль. Под умелыми пальцами рояль способен звучать, как оркестр – так же в развитом человеке звучит своеобразная симфония из прекрасных мыслей (голосов), переплетающихся друг с другом. Глупый же похож на грубую дудку из рогового оркестра. Сам по себе он не может сыграть ничего красивого, если только не соединится с другими голосами.
Итак, музыка говорит и о Боге, и о человеке. Творец создал вселенную, полную образов для памяти о Нем и необходимости человека встречи с Ним. Приходят на ум строки из любимого писателя:
«Воздух похож на Бога. Он всегда рядом, и его не видно. То, насколько он нужен, узнаешь, когда его не хватает.
Солнце похоже на Бога. Оно может и греть, и сжигать. На его огненный диск нельзя смотреть без боли. Все живое тянется к нему. Все живое пьет его силу.
Море похоже на Бога. Когда оно прозрачно и ласково, это похоже на нежность Большого к маленькому. Когда оно бушует и пенится – с ним нельзя спорить» (1).
Как здорово сказано. И как хорошо, что есть люди, которым и воздух, и море, и солнце шепчут о Господе. А мы к светлым заметкам современного проповедника прибавим и нашу мысль: музыка говорит и о Боге, и о человеке. И если мы слышим где-то вдали музыку, пусть она напомнит нам, что наша жизнь должна быть симфонией, а сами мы – музыкальным инструментом, играющим хвалебную песнь для Творца.
-
Верующая
- 1
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
0
Как красиво написано, даже за душу берет.Слава Господу за все!
- ↓
