Оптинский старец Лев (Наголкин) свои назидания и внушения часто разбавлял шуткой, обладая отменным чувством юмора.
Отец Антоний (Медведев), в будущем наместник Троице-Сергиевой лавры, вспоминал, как в бытность свою послушником в Оптиной всегда обращался к старцу: «…И вот, бывало, поссоришься с братом и начнешь себя оправдывать, а брата винить, но совесть все-таки побуждает объясниться пред батюшкой. Батюшка выслушивает, иногда и поддакивает. Тогда уже без стеснения свободнее себя оправдываешь.
«Ну, хорошо, — скажет, наконец, старец, — значит, ты прав, а тот виноват; ты теперь праведный, иди-ка с Богом; ты теперь спасен. А меня оставь, ибо мое дело употреблять труд и время для грешников». Чтобы поправить дело, начнешь еще говорить что-либо к своему оправданию: «Да нет, батюшка, ведь это дело-то вот так и так было». — «Значит, ты еще правее, — заметит старец, — иди-ка, иди, — ведь за дверями грешники ждут, а ты им мешаешь».
Выходишь от старца как бы связанный по рукам и ногам. Идешь в келью, чтобы успокоить себя. Но нет — в келье проведенный один час кажется за год. Идешь опять к старцу объяснить и это, как тебе кажется, невинное страдание, и этим еще более себя спутаешь. И старец, со своей стороны, подтверждает эту невинность, которая, однако, ведет по той же дороге — из кельи вон. Так повторяется до тех пор, пока водворится в душе искреннее сознание своей виновности».
Умереть ради прощения
Однажды в монастырь пришел разбойник и стал просить старца Зосиму: «Я совершил много убийств… Сделай меня иноком, чтобы я мог отстать от злых дел». Старец, наставив его, сделал иноком и облек в ангельский чин. Спустя немного времени старец сказал ему: «Поверь мне, тебе нельзя оставаться здесь. Если власти узнают о тебе — ты пропал; точно так же и враги твои постараются умертвить тебя. Послушайся меня, и я отведу тебя в другой монастырь, подальше отсюда». И отвел его в монастырь аввы Дорофея.
Девять лет прожил там бывший разбойник, изучил Псалтирь и весь монашеский устав. Но вот он снова идет в первый монастырь, к принявшему его старцу Зосиме, и говорит ему: «Сделай милость — возврати мне мирские одежды и возьми обратно иноческие» «Зачем же, чадо?» — спросил опечаленный старец. «Вот уже девять лет, как тебе хорошо известно, я провел в монастыре, постился, сколько было силы, воздерживался и жил в послушании, в безмолвии и страхе Божием. И хорошо знаю, что благость Божия простила мне много злодеяний… Но вот я ежедневно вижу пред собой убитого мною мальчика. Я вижу его и во сне, и в церкви, и в трапезе, и нет у меня ни одного часа спокойствия… Вот почему, отче, я хочу идти в город, чтобы умереть за этого мальчика. Совсем напрасно я убил его…»
Взяв свою одежду и надев ее, он ушел из лавры и прибыл в Диосполис, где был схвачен и на другой день обезглавлен.
Молитва убитой невесты
Однажды к митрополиту Сурожскому Антонию обратился человек, который во время войны случайно застрелил любимую девушку, свою невесту. Одним выстрелом он разрушил все, о чем они так много вместе мечтали — счастливую жизнь после войны, рождение детей, учебу, любимую работу… Все это он отнял не у кого-то, а у самого близкого и дорогого человека на земле.
Этот несчастный прожил долгую жизнь, многократно каялся в своем грехе на исповеди, над ним читали разрешительную молитву, но ничего не помогало. Чувство вины не уходило, хотя со времени того злополучного выстрела прошло почти шестьдесят лет. И владыка Антоний дал ему неожиданный совет. Он сказал: «Вы просили прощения у Бога, которому не причинили вреда, каялись перед священниками, которых не убивали. Попробуйте теперь попросить прощения у самой этой девушки. Расскажите ей о своих страданиях, и попросите, чтобы она сама помолилась за вас Господу».
Впоследствии этот человек прислал владыке письмо, где рассказал, что сделал все, как он велел, и ледяная заноза вины, сидевшая в его сердце долгие годы, наконец растаяла. Молитва убитой им невесты оказалась сильнее его собственных молитв.
Правда под бочкой
Однажды авва Аммон во время путешествия остановился в одном монастыре на ночлег. В пустыне он был известен как человек святой жизни, поэтому монахи приняли его с радостью. Но как раз в это время случился в обители скандал: вдруг выяснилось, что один из насельников монастыря тайком привел к себе в келью блудницу. Возмущенные монахи хотели сами наказать безобразника, но потом решили, что лучше будет обратиться к авве Амону и отдать это грязное дело на его суд. Святой согласился пойти с ними.
Испуганный монах-греховодник спрятал свою гостью под пустую бочку. Когда авва Аммон вошел в келью, он тут же понял, где скрывается женщина. Но вместо того чтобы обличить блудника, авва сел на эту бочку и велел братиям тщательно обыскать келью. Естественно, обыск ничего не дал. Тогда авва Аммон спросил: «Ради чего же вы меня сюда привели?» Обескураженные монахи попросили у хозяина кельи прощения и удалились. А преподобный Аммон взял его за руку и сказал, указывая на бочку: «Подумай о своей душе, брат». После чего тоже ушел, притворив за собой дверь кельи.
Вина невиновного
Макарий Египетский жил в пустыне, по ночам молился, а днем плел корзины из тростника, которые покупали у него жители близлежащей деревни. Однажды, забеременевшая молодая девушка оклеветала его перед односельчанами, сказав, будто это Макарий соблазнил ее. Возмущенные родственники обманщицы жестоко его избили. Святой не стал спорить, доказывая свою невиновность.
«Я сказал себе тогда: “Макарий, вот Бог послал тебе жену и ребенка. Теперь ты должен работать вдвое больше, чтобы содержать их”», — писал он об этом после.
Опозоренный монах спокойно продолжал жить в пустыне, молился, плел вдвое больше корзин и посылал деньги несчастной врушке, сделавшей его всеобщим посмешищем. Но когда ей пришло время рожать, она никак не могла разродиться и мучилась до тех пор, пока не назвала настоящего отца ребенка. Потрясенные селяне собрались идти и всей деревней просить у отшельника прощения. Не дожидаясь этого, Макарий Египетский навсегда ушел жить в другую пустыню.