Немного истории: какой была власть в Византии
Что Византия унаследовала от Римской империи? Чем новое понимание власти принципиально отличалось от прежнего? Что сплачивало многонациональную страну в единое мощное государство? Почему «сельская» Византия оказалась жизнеспособной? Какие византийские уроки полезно усвоить в наше время? Рассказывает историк Павел Кузенков.
Сегодня разговор пойдет о власти. Тема эта интересует многих и всегда вызывает бурные споры. А какова была природа власти в византийском государстве? И что это за явление – власть византийского императора?
Конечно, необходимо отдать должное Римскому государству. Наверное, не будет преувеличением сказать, что Римская империя создала одну из самых совершенных моделей политического устройства, одну из самых лучших и эффективных форм власти, какая только возможна на земле.
Но что это за власть? Обычно мы понимаем ее как власть монархическую, и греки называли ее «царской властью»: императоров по-гречески именовали «василевсами», то есть царями. Но если мы присмотримся к природе Римского государства, то увидим, что здесь не все так однозначно. Римская республика, как известно, была формой демократии, вырождавшейся в олигархию, и к эпохе Цезаря она переживала достаточно серьезный кризис. Выборы, этот классический инструмент демократического управления, давно выродились в систему подкупа магистратур, и власть в государстве фактически захватила очень небольшая группа олигархов, обладавших доступом к инструментам военным, финансовым и т.д. Именно на фоне кризиса республиканских идеалов, кризиса республиканской политической модели и возникает монархия Цезаря.
Но Цезарь, будучи диктатором, то есть единовластным правителем, не удержался у власти и был убит. И его преемник – приемный сын Август – создает классическую римскую имперскую структуру, имперскую модель власти, которая существенным образом отличается от привычной восточной монархии. Дело в том, что Август не был монархом, он не был царем в нашем понимании. Его должность называлась очень необычно: «princeps», то есть «первый», и должность эта не имела никаких особых привилегий или полномочий.
Основой власти Августа был его личный авторитет, и это очень важно. Фактически ему удалось сохранить некую иллюзию республики, но республики, которая обрела лидера – лидера, прежде всего, народного и военного. Император – это именно военная ипостась этого лидерства, и римские принцепсы нам известны именно как императоры, потому что они возглавляли самую мощную в мире армию. Но для гражданского общества они были, прежде всего, лидерами народа, и одна из ключевых их магистратур, если угодно, – это трибунская власть. Трибунскую власть могли иметь только люди благородного происхождения, то есть патриции, но у императора была именно власть, а не сам этот титул трибуна, и они были своего рода народными лидерами, вождями, которые фактически олицетворяли собою populus Romanus. И один из ключевых, основополагающих законов Римской империи как раз гласит, что принцепс – это человек, которому римский народ доверил свою власть.
Очень важно здесь, как бы мы сказали сейчас, конституционное признание, что носителем власти в Римском государстве является народ, а принцепс, император – это тот человек, которому народ эту власть передает на определенных условиях. И условия эти таковы, что император должен заботиться, прежде всего, о безопасности государства, о соблюдении законности, и в то же время, поскольку это языческая империя, в которой большую роль играет религиозное представление о власти, он должен обеспечивать, выполнять еще и религиозные функции вождя, то есть связь с богами. Не случайно все римские принцепсы, начиная с Августа, были одновременно и верховными жрецами, и Римское государство в значительной степени было связано именно этим религиозным стержнем. Но, поскольку языческая религия не знает понятия духовности, а основана именно на понимании закона, то по мере вырождения идеалов нравственности, по мере исчезновения традиций, связанных с национальными, именно римскими категориями добродетели – империя становилась все больше, всё более многонациональной, на престол часто восходили люди, чуждые римской традиции, – к концу III века империя оказалась в глубочайшем кризисе.
Выход из этого кризиса был предложен святым равноапостольным императором Константином, который римскую классическую модель власти – власть народного монарха – дополнил очень важным религиозно-духовным компонентом, а именно: признанием христианской религии как основного закона, на котором зиждется и законодательная, и вообще в целом гражданская жизнь империи. Таким образом, именно при Константине византийская модель власти обретает свои классические законченные черты. Это, прежде всего, император – как предводитель народа и вождь армии, как блюститель законов – и действующая под его опекой, но в то же время независимая от него Церковь – как хранительница нравственных устоев государства и общества и организация, структура, которая обеспечивает молитвенное обращение к Богу, молитвенную связь с Божественным миром. Создается концепция симфонии, которая при императоре Юстиниане обретает уже свою классическую форму, концепция так называемых «двух начал». Иногда говорят «двух властей», но я хотел бы акцентировать внимание на том, что Церковь властью, в собственном смысле этого слова, в византийском представлении не обладала. Ведь власть – это нечто, связанное с насилием, с принуждением. А эта двухсоставная симфоническая модель управления обществом как раз и отделяет часть, которая связана с насилием, от части, которая связана с убеждением и основана на духовном выборе человека.
Византийское представление о власти, как это ни удивительно, очень демократично. Император, будучи формально монархом, то есть единовластным правителем, тем не менее, во-первых, действует именно как представитель народа, как высший магистрат республиканского в целом государства, и название Res Publica – «общее дело» – сохранялось в Византийской империи до самых последних дней ее существования – по-гречески это называлось «коина прагмата». И очень важно, что в качестве именно вождя народа император мог претендовать на верховную власть.
Именно Церковь создает ту внутреннюю структуру, которая дает возможность переживать тяжелейшие политические кризисы
И второй момент – это религиозный компонент организации общественного устройства: структура управления и социальная организация общества не ограничивалась властью. Вот это очень существенный момент для понимания природы византийского политического устройства: оно немыслимо вне религиозного стержня. Именно религия, именно Церковь создает ту тонкую внутреннюю структуру, которая дает возможность переживать тяжелейшие политические кризисы, сотрясавшие время от времени империю.
Христианская модель мирского устройства оказалась на удивление жизнеспособной. Гораздо более жизнеспособной, чем языческая ее предтеча – древнеримская языческая модель, поскольку даже статистика показывает, что в языческом Риме большинство императоров погибали, и любые конфликты, связанные с передачей власти, вырождались в тяжелейшие гражданские войны, так что государство часто рассыпалось на части.
Христианская Церковь, христианская сеть, которую Константин Великий внедрил, с помощью опеки государства создала очень мощный механизм противодействия этим тенденциям распада, и в дальнейшем, при серьезной политической нестабильности, при переворотах, многочисленных конфликтах, связанных с передачей власти, Византия не знала таких катастрофических гражданских войн, какие были обычным делом в языческом Риме. И большинство византийских императоров заканчивали свою жизнь не от ножа убийцы или яда; в крайнем случае – в монастыре или где-нибудь в тюрьме. Но сам вопрос об убийстве императора представлялся уже как нечто недопустимое.
Нечто похожее было в свое время и у нас в России, когда во времена Московской Руси и в XVII веке, да отчасти и в XVIII-м, Россия представляла собой удивительную картину: под скипетром монарха, под железной рукою императора или царя существовали тысячи крестьянских общин, в которых действовало самоуправление. Как иногда говорят, сотни тысяч крестьянских республик уживались под властью одного монарха.
И именно такая структура – соединение жесткой монархической вертикали и горизонтали самоуправления – обеспечивала государству выживаемость в самых сложных условиях.
Византия тоже обладала этим удивительным качеством, которое приводило к регенерации империи в случае, например, внешнего вторжения, как это произошло в 1204 году, когда взятие Константинополя крестоносцами привело фактически к гибели центрального аппарата власти, к разрушению системы имперской администрации. Тем не менее, на местах оставалась власть народных общин в деревне и аристократии в городах. И очень быстро империя воссоздала свою структуру. Причем она оказалась даже еще более здоровой, чем классическая имперская, потому что гораздо меньше ресурсов уходило на содержание центрального аппарата, гораздо больше самостоятельности получали на местах правители и предводители народных дружин, и византийское войско стало более эффективным.
Но, как это ни удивительно, именно отвоевание Константинополя у латинян включило механизм некоего обратного отсчета, потому что империя стала забирать слишком много ресурсов у низового звена и усилилась, что самое опасное, феодализация, то есть фактически аристократизация управления. Это привело к тому, что уже в XIV веке и центральная администрация, центральная вертикаль, и горизонтальные связи на уровне отдельных общин стали разрушаться под действием этой главной и самой опасной силы, которую можно назвать «власть кланов» – аристократических семейств: они стали растаскивать страну на региональные уделы. И когда началась опасная волна османского вторжения, вместо того чтобы сплотиться вокруг императора, дать возможность народным дружинам встать на защиту своей родины, феодалы приступили к сложной системе всякого рода дипломатических комбинаций (часто в союзе с теми же самыми турками) в борьбе друг против друга. Кончилось всё тем, что Византия перестала существовать, хотя еще довольно долго Константинополь как последняя точка империи держался за своими стенами, но империя уже фактически погибла, став жертвой опаснейшего процесса олигархизации общества.
Поэтому тот период, который начался в XII веке, византийскими историками, специалистами по каноническому праву оценивался как отступление от классических традиций государственной власти, как предательство дела святого Константина и последующих императоров, вплоть до Василия II Болгаробойцы, который считался самым великим и в то же время последним в плеяде государей, умевших поддерживать жесткую вертикаль власти и широкое поле гражданского самоуправления, основанного на крестьянской собственности на землю.
***
Таковы традиции византийской государственности – народной монархии, которые далеко не исчерпаны, и я думаю, что ближайшие перспективы покажут, насколько они будут востребованы и в современной истории, поскольку одной вертикали оказывается недостаточно для поддержания стабильности: она слишком ломка. Но попытки строить общество без вертикали, на уровне чисто горизонтальных связей, чем, собственно, любят заниматься в так называемых «демократических» государствах, показывают, что в этой ситуации тоже невозможно добиваться стабильности: общество становится жертвой тех самых аристократическо-олигархических процессов, которые разрушают его структуру. Поэтому византийская властная модель, в которой гармонизированы и центральная, и горизонтальная, и местная власти, на мой взгляд, может считать оптимальной.
Сегодня разговор пойдет о власти. Тема эта интересует многих и всегда вызывает бурные споры. А какова была природа власти в византийском государстве? И что это за явление – власть византийского императора?
Такая разная власть
Начнем с предыстории. Как известно, античность довольно подробно разрабатывала учение о власти. В классических трудах Аристотеля, Платона и других авторов нарисована картина, с которой до сих пор знакомят в наших высших учебных заведениях. Власть существует в трех основных разновидностях: власть одного, власть нескольких и власть всех – то есть монархия, олигархия, или аристократия, и демократия. Во всех этих трех разновидностях Аристотель предложил выделять еще позитивную и негативную фазы: если власть монархии вырождается, она становится тиранической; если власть аристократии вырождается, она становится олигархической; если вырождается демократия, она превращается в охлократию. Человечество с тех пор не придумало ничего нового, и на протяжении 2000 лет после Рождества Христова развиваются в разных вариациях именно эти три основные формы, которые, в зависимости от нравственности того или иного общества, могут быть как позитивными, так и негативными.Конечно, необходимо отдать должное Римскому государству. Наверное, не будет преувеличением сказать, что Римская империя создала одну из самых совершенных моделей политического устройства, одну из самых лучших и эффективных форм власти, какая только возможна на земле.
Но что это за власть? Обычно мы понимаем ее как власть монархическую, и греки называли ее «царской властью»: императоров по-гречески именовали «василевсами», то есть царями. Но если мы присмотримся к природе Римского государства, то увидим, что здесь не все так однозначно. Римская республика, как известно, была формой демократии, вырождавшейся в олигархию, и к эпохе Цезаря она переживала достаточно серьезный кризис. Выборы, этот классический инструмент демократического управления, давно выродились в систему подкупа магистратур, и власть в государстве фактически захватила очень небольшая группа олигархов, обладавших доступом к инструментам военным, финансовым и т.д. Именно на фоне кризиса республиканских идеалов, кризиса республиканской политической модели и возникает монархия Цезаря.
Но Цезарь, будучи диктатором, то есть единовластным правителем, не удержался у власти и был убит. И его преемник – приемный сын Август – создает классическую римскую имперскую структуру, имперскую модель власти, которая существенным образом отличается от привычной восточной монархии. Дело в том, что Август не был монархом, он не был царем в нашем понимании. Его должность называлась очень необычно: «princeps», то есть «первый», и должность эта не имела никаких особых привилегий или полномочий.
Рим: император по… доверию
Основой власти Августа был его личный авторитет, и это очень важно. Фактически ему удалось сохранить некую иллюзию республики, но республики, которая обрела лидера – лидера, прежде всего, народного и военного. Император – это именно военная ипостась этого лидерства, и римские принцепсы нам известны именно как императоры, потому что они возглавляли самую мощную в мире армию. Но для гражданского общества они были, прежде всего, лидерами народа, и одна из ключевых их магистратур, если угодно, – это трибунская власть. Трибунскую власть могли иметь только люди благородного происхождения, то есть патриции, но у императора была именно власть, а не сам этот титул трибуна, и они были своего рода народными лидерами, вождями, которые фактически олицетворяли собою populus Romanus. И один из ключевых, основополагающих законов Римской империи как раз гласит, что принцепс – это человек, которому римский народ доверил свою власть.
Очень важно здесь, как бы мы сказали сейчас, конституционное признание, что носителем власти в Римском государстве является народ, а принцепс, император – это тот человек, которому народ эту власть передает на определенных условиях. И условия эти таковы, что император должен заботиться, прежде всего, о безопасности государства, о соблюдении законности, и в то же время, поскольку это языческая империя, в которой большую роль играет религиозное представление о власти, он должен обеспечивать, выполнять еще и религиозные функции вождя, то есть связь с богами. Не случайно все римские принцепсы, начиная с Августа, были одновременно и верховными жрецами, и Римское государство в значительной степени было связано именно этим религиозным стержнем. Но, поскольку языческая религия не знает понятия духовности, а основана именно на понимании закона, то по мере вырождения идеалов нравственности, по мере исчезновения традиций, связанных с национальными, именно римскими категориями добродетели – империя становилась все больше, всё более многонациональной, на престол часто восходили люди, чуждые римской традиции, – к концу III века империя оказалась в глубочайшем кризисе.
Византия: новая демократия
Выход из этого кризиса был предложен святым равноапостольным императором Константином, который римскую классическую модель власти – власть народного монарха – дополнил очень важным религиозно-духовным компонентом, а именно: признанием христианской религии как основного закона, на котором зиждется и законодательная, и вообще в целом гражданская жизнь империи. Таким образом, именно при Константине византийская модель власти обретает свои классические законченные черты. Это, прежде всего, император – как предводитель народа и вождь армии, как блюститель законов – и действующая под его опекой, но в то же время независимая от него Церковь – как хранительница нравственных устоев государства и общества и организация, структура, которая обеспечивает молитвенное обращение к Богу, молитвенную связь с Божественным миром. Создается концепция симфонии, которая при императоре Юстиниане обретает уже свою классическую форму, концепция так называемых «двух начал». Иногда говорят «двух властей», но я хотел бы акцентировать внимание на том, что Церковь властью, в собственном смысле этого слова, в византийском представлении не обладала. Ведь власть – это нечто, связанное с насилием, с принуждением. А эта двухсоставная симфоническая модель управления обществом как раз и отделяет часть, которая связана с насилием, от части, которая связана с убеждением и основана на духовном выборе человека.
Византийское представление о власти, как это ни удивительно, очень демократично. Император, будучи формально монархом, то есть единовластным правителем, тем не менее, во-первых, действует именно как представитель народа, как высший магистрат республиканского в целом государства, и название Res Publica – «общее дело» – сохранялось в Византийской империи до самых последних дней ее существования – по-гречески это называлось «коина прагмата». И очень важно, что в качестве именно вождя народа император мог претендовать на верховную власть.
Стержень империи – христианство
Именно Церковь создает ту внутреннюю структуру, которая дает возможность переживать тяжелейшие политические кризисы
И второй момент – это религиозный компонент организации общественного устройства: структура управления и социальная организация общества не ограничивалась властью. Вот это очень существенный момент для понимания природы византийского политического устройства: оно немыслимо вне религиозного стержня. Именно религия, именно Церковь создает ту тонкую внутреннюю структуру, которая дает возможность переживать тяжелейшие политические кризисы, сотрясавшие время от времени империю.
Христианская модель мирского устройства оказалась на удивление жизнеспособной. Гораздо более жизнеспособной, чем языческая ее предтеча – древнеримская языческая модель, поскольку даже статистика показывает, что в языческом Риме большинство императоров погибали, и любые конфликты, связанные с передачей власти, вырождались в тяжелейшие гражданские войны, так что государство часто рассыпалось на части.
Христианская Церковь, христианская сеть, которую Константин Великий внедрил, с помощью опеки государства создала очень мощный механизм противодействия этим тенденциям распада, и в дальнейшем, при серьезной политической нестабильности, при переворотах, многочисленных конфликтах, связанных с передачей власти, Византия не знала таких катастрофических гражданских войн, какие были обычным делом в языческом Риме. И большинство византийских императоров заканчивали свою жизнь не от ножа убийцы или яда; в крайнем случае – в монастыре или где-нибудь в тюрьме. Но сам вопрос об убийстве императора представлялся уже как нечто недопустимое.
Да здравствует деревня!
Самое важное, что империя не ограничивалась высшей властью императора или командованием армией. Римская империя с самого начала возникла как некая надстройка над огромным, пестрым и разнообразным полем муниципальных структур низшего уровня. Если угодно, это можно назвать, как сделал в свое время Т. Моммзен, огромным политическим союзом разнородных и многообразных политических организмов, скрепленных железным обручем римской армии и римского законодательного механизма во главе с императором. Но на местах, в разных городах, жизнь протекала так, как она протекала столетиями до римского завоевания, и огромную роль играло самоуправление. Эти традиции впоследствии были трансформированы и потеряли свою античную форму, привычную для IV–V веков, но, тем не менее, традиции самоуправления были очень сильны в византийской системе власти. Государство, правда, стало в значительной степени деурбанизированным, то есть из городской, по преимуществу урбанистической, страны Римская империя позднего времени стала в основном страной крестьянской, но именно на этом крестьянском, сельском уровне и развивалось очень интенсивно самоуправление византийских общин. Фактически именно на них держалась византийская армия, на этих сельских обществах, и когда возникала потребность давать отпор врагу, именно самоорганизация крестьянского населения, естественно под руководством центральных властей, создавала ту удивительную, свойственную именно Византии армию, которая, с одной стороны, была фактически бесплатной для государства, а с другой – была очень эффективна, потому что люди защищали свою родину.Нечто похожее было в свое время и у нас в России, когда во времена Московской Руси и в XVII веке, да отчасти и в XVIII-м, Россия представляла собой удивительную картину: под скипетром монарха, под железной рукою императора или царя существовали тысячи крестьянских общин, в которых действовало самоуправление. Как иногда говорят, сотни тысяч крестьянских республик уживались под властью одного монарха.
И именно такая структура – соединение жесткой монархической вертикали и горизонтали самоуправления – обеспечивала государству выживаемость в самых сложных условиях.
Византия тоже обладала этим удивительным качеством, которое приводило к регенерации империи в случае, например, внешнего вторжения, как это произошло в 1204 году, когда взятие Константинополя крестоносцами привело фактически к гибели центрального аппарата власти, к разрушению системы имперской администрации. Тем не менее, на местах оставалась власть народных общин в деревне и аристократии в городах. И очень быстро империя воссоздала свою структуру. Причем она оказалась даже еще более здоровой, чем классическая имперская, потому что гораздо меньше ресурсов уходило на содержание центрального аппарата, гораздо больше самостоятельности получали на местах правители и предводители народных дружин, и византийское войско стало более эффективным.
Слабое звено
Но, как это ни удивительно, именно отвоевание Константинополя у латинян включило механизм некоего обратного отсчета, потому что империя стала забирать слишком много ресурсов у низового звена и усилилась, что самое опасное, феодализация, то есть фактически аристократизация управления. Это привело к тому, что уже в XIV веке и центральная администрация, центральная вертикаль, и горизонтальные связи на уровне отдельных общин стали разрушаться под действием этой главной и самой опасной силы, которую можно назвать «власть кланов» – аристократических семейств: они стали растаскивать страну на региональные уделы. И когда началась опасная волна османского вторжения, вместо того чтобы сплотиться вокруг императора, дать возможность народным дружинам встать на защиту своей родины, феодалы приступили к сложной системе всякого рода дипломатических комбинаций (часто в союзе с теми же самыми турками) в борьбе друг против друга. Кончилось всё тем, что Византия перестала существовать, хотя еще довольно долго Константинополь как последняя точка империи держался за своими стенами, но империя уже фактически погибла, став жертвой опаснейшего процесса олигархизации общества.
Поэтому тот период, который начался в XII веке, византийскими историками, специалистами по каноническому праву оценивался как отступление от классических традиций государственной власти, как предательство дела святого Константина и последующих императоров, вплоть до Василия II Болгаробойцы, который считался самым великим и в то же время последним в плеяде государей, умевших поддерживать жесткую вертикаль власти и широкое поле гражданского самоуправления, основанного на крестьянской собственности на землю.
***
Таковы традиции византийской государственности – народной монархии, которые далеко не исчерпаны, и я думаю, что ближайшие перспективы покажут, насколько они будут востребованы и в современной истории, поскольку одной вертикали оказывается недостаточно для поддержания стабильности: она слишком ломка. Но попытки строить общество без вертикали, на уровне чисто горизонтальных связей, чем, собственно, любят заниматься в так называемых «демократических» государствах, показывают, что в этой ситуации тоже невозможно добиваться стабильности: общество становится жертвой тех самых аристократическо-олигархических процессов, которые разрушают его структуру. Поэтому византийская властная модель, в которой гармонизированы и центральная, и горизонтальная, и местная власти, на мой взгляд, может считать оптимальной.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
